Сказки - Успенский Эдуард Николаевич. Страница 4

Иван-царевич головой кивает — мол, понял, как не понять. Волк продолжает:

— Только там на стене висит золотая узда. Ты не бери её, а то худо тебе будет. Ясно?

— Чего же тут неясного? Всё проще пареной репы — коня бери, узду не трогай, коня бери, узду не трогай — и дурак поймёт.

И пошёл Иван-царевич на это дело.

Вступил он в белокаменные конюшни из чистого белого камня. В конюшнях тишина. Только сильный храп слышен — конюхи спят, и кони ногами топают. Конюшня длинная, светлая, и коней в ней много. И вороные, и гнедые, и пегие. И все — скакуны! Но самый красавец, конечно, — конь златогривый. От его гривы так свет и льётся по всей конюшне. За версту этого коня видно.

Взял Иван-царевич этого коня и пошёл было назад.

Но увидел на стене золотую узду и так на неё прельстился, что решил снять её с гвоздя. Он так подумал: «Авось не загремит, если её брать аккуратненько! Это Серый Волк перестраховывается».

Только он за узду схватился, она возьми и загреми! Да на весь царский дворец! К ней для такого дела струны были приведены. Гром стоял, как от двух тысяч наковален!

Караульные конюхи тотчас проснулись, прибежали, Ивана-царевича поймали (опять же как следует ему врезали) и повели к царю Кусману.

Стоит он перед царём врезанный, голова опущена, вид помятый. А царь Кусман спрашивает:

— Ох ты гой еси, младой юноша! Скажи мне, из которого ты государства, и которого отца сын, и как тебя по имени зовут?

На то отвечал ему Иван-царевич:

— Я сам из царства царя Выслава, сын царя Выслава (Берендея-Василия) Андроновича. А зовут меня Иваном-царевичем. А конь златогривый мне позарез нужен, чтобы его на птицу сменять, которая у нас яблоки воровала.

— Ох ты, младой юноша, Иван-царевич! — сказал ему на это царь Кусман. — Хорошее ли это дело, которое ты сделал? Ты бы пришёл ко мне, рассказал бы всё. Я бы тебе коня златогривого с честию бы отдал… может быть.

Иван-царевич голову опустил, молчит.

— А теперь хорошо ли тебе будет, — говорил царь Кусман, — когда я разошлю во все государства объявить, какой ты нечестный вор?

Иван-царевич признался, что плохо ему будет. Чего же тут хорошего? А про себя он подумал: «Мне ещё и от батюшки влетит, что я такой неуклюжий. А что я Серому Волку скажу? Ох, плохое дело я сделал! То есть плохо я это дело сделал».

А царь Кусман дальше говорил:

— Однако, слушай, Иван-царевич, ежели ты сослужишь мне службу и съездишь за тричетырнадцать земель в трипятнадцатое государство к царю Куприяну и достанешь мне королевну Елену Прекрасную, в которую я давно душою и сердцем влюбился, то я тебе эту вину прощу. И коня златогривого отдам.

(Каков царь Кусман?! Сам Ивана-царевича за воровство мучает и сам же на новое воровство направляет.)

— А ежели этой службы не сослужишь, то я во все государства пропишу всё, как ты в моём государстве воровством отличился.

Что делать? Пообещал Иван-царевич царю Кусману королевну Елену Прекрасную достать. Заплакал он и к Серому Волку, хромая, отправился.

Вышел за ворота, одна радость — погода хорошая. Лето уже ушло, а осень ещё не наступила. Листья с деревьев попадали, трава вся жёлтая, но тепло.

Пришёл он к Серому Волку и всё ему честно рассказал. Серый Волк тут даже возмутился:

— И на кой чёрт я с тобою связался, зачем я твоего коня разодрал? Царевич-то ты совсем бестолковый!

Ничего не ответил на это Иван-царевич, а только опять заплакал. (Какой-то он уж слишком слезливый был.) Серый Волк его опять пожалел:

— Для чего ты, царевич, слова моего не слушался и золотую узду взял? Снова мне тебя выручать придётся. А у меня и своих дел хватает.

Царевич одно только молвит:

— Прости меня, Серый Волк. Прости меня, Серый Волк. Жадность меня, царевича, сгубила. Столько ты для меня сделал!

— Ладно, — сказал Серый Волк, — садись на меня, на Серого Волка. Я тебя свезу куда надобно.

Хотел было Иван-царевич сесть на Серого Волка, да не тут-то было. Бока у него болят, руки не слушаются.

Пришлось второе оздоровительное яблоко в ход пустить. Съел он его и в момент поправился. Всю хворь и треск в голове и всё «врезание караульное» как рукой сняло.

Иван-царевич вскочил на Серого Волка, и помчались они по осенней природе в царство царя Куприяна.

Скоро бежал Серый Волк — что твоя стрела, летящая без остановок. И наконец прибежал он в царство царя Куприяна, к самому его дворцу.

Дворец стоял на холме и весь так и сверкал хрустальными окнами. При дворце был сад. А сад окружала золотая решётка.

Серый Волк сказал Ивану-царевичу:

— Ну, Иван-царевич, слезай теперь с меня, с Серого Волка, и ступай назад по той же дороге, по которой мы пришли. И ожидай меня в чистом поле под зелёным дубом. Я буду царевну добывать.

— А может быть, всё-таки я? — попросил Иван-царевич. — Я теперь много умнее стал.

— Это тебе так кажется, — молвил ему Волк. — Боюсь я, что вместо королевны Елены Прекрасной ты мне старую няньку притащишь, а то и самого царя Куприяна! Дело сложное. Я сам на это дело пойду.

Иван-царевич отправился, куда его послали. Серый же Волк сел близ той золотой решётки и стал дожидаться, когда Елена Прекрасная выйдет в сад прогуляться. Или побегать ради жизни.

К вечеру солнышко стало опускаться к западу. Не так тепло стало. Елена Прекрасная вышла в сад со своими нянюшками и придворными боярами прогуляться и воздухом подышать.

Они как мухи вокруг королевны суетились:

— Не хотите ли кваску, ваше величество? А то, может, котлетку? А то давайте будем хороводы водить.

Вдруг Серый Волк (да какой там волк — чистый тигр) через решётку перескочил, ухватил Елену Прекрасную и обратно из сада выскочил. И побежал с нею что есть мочи, держа её в зубах.

Нянюшки и придворные бояре так испугались, что рта раскрыть не могли, на землю попадали.

А когда они очухались, визг и крик аж до самого неба подняли. Ан было уже поздно — Серый Волк к зелёному дубу подбегал! Под которым труженик Иван-царевич его дожидался.

— Иван-царевич, — кричит Волк, — садись скорее на меня, на Серого Волка, погоня за нами!

Сел Иван-царевич на Серого Волка, посадил рядом краденую царевну Елену Прекрасную, и помчались они быстрее ветра. Но не такого ветра, который всё на своём пути сметает, а такого, который дует не очень усиленно. Потому что держать на спине Ивана-царевича и Елену Прекрасную и скакать быстро даже сильный тигро-волк не очень-то в состоянии.

Но сколько гонцы ни гнались за ними, догнать всё равно не смогли. И воротились назад.

Ох, вроде теперь всё хорошо! Отдавай царевну Елену Прекрасную за коня царю Кусману. Коня златогривого отдавай за красавицу жар-птицу царю Афрону. И скачи себе к царю-папе-батюшке Берендею-Выславу за похвалами и наградами.

Но дело вдруг осложнилось. Иван-царевич, сидя на Сером Волке с королевной Еленой в обнимку, влюбился в неё со страшной силою.

И когда Серый Волк прибежал в государство царя Кусмана и Ивану-царевичу надо было отдавать Елену Прекрасную, как договаривались, царевич заплакал. Ну, просто зарыдал навзрыд.

— И что ты всё время плачешь? — рассердился Серый Волк. — Не царевич, а царевна Несмеяна какая-то!

На то ему Иван-царевич отвечал:

— Друг мой, Серый Волк! Как мне, добру молодцу, не плакать, не кручиниться? Я всем сердцем полюбил королевну Елену, а теперь должен отдать её за коня златогривого. Нужен мне этот конь!

— Так и не отдавай, — молвил Серый Волк.

— А как не отдам, царь Кусман обесчестит меня во всех государствах. Пошто я его коня златогривого пытался угнать!

И Серый Волк сказал вот что:

— Ладно. Служил я тебе много, Иван-царевич, и ещё сослужу. Слушай, я сделаюсь прекрасной королевной Еленой. И ты отведи меня к царю Кусману. И возьми коня златогривого. Понял?