Милосердие Латимера - Ричардсон Роберт. Страница 6

Мальтрейверс с удовольствием представил себе, как она пересказывает эту сцену своим приятельницам, немного приукрашивая, и цветет от счастья, ощущая их благоговение и зависть.

— А это мисс Дэви, тоже актриса, — вставил он.

— О, правда? — сказала мисс Таргет, неохотно освобождаясь от притягательного очарования Дианиной любезности. — Не думаю, что я вас видела…

— Большая часть моей деятельности связана со сценой, — сказала Тэсс, правильно поняв, что место и род ее работы находятся вне сферы интересов мисс Таргет.

— О да, не принимайте к сердцу, возможно, однажды вы будете… — начала она любезно, но Мальтрейверс, стукнув по графину с водой, оборвал ее речи, становящиеся опасными. Этот стук спас мисс Таргет от холодных колкостей, которые могли сорваться с языка Тэсс, и заглушил звук закрываемой за Вебстером двери.

— Что хотел Мэтью? — спросила Мелисса, когда отец Майкл вернулся в кухню.

— О, он очень обеспокоен кражей. Ты же знаешь, какой он.

Мелисса хорошо знала, но Мальтрейверс ухватился за возможность расспросить Майкла о Вебстере, лишь бы избежать дальнейшего разговора с мисс Таргет о театральных звездах, которые чахнут в безвестности в Вест-Энде.

— О, он очень искренний! — сказал отец Майкл. — И его возмутило, что подобное могло произойти в соборе.

— Но на нем же не лежит ответственность за это, не так ли?

— Никакой. Его работа — соборная музыка. Но у него очень сильно развито чувство ответственности за все происходящее и ощущение святости церкви вообще.

— Хотелось бы верить в то, что все служащие собора разделяют его отношение к вере, — заметил Мальтрейверс.

— Конечно, — согласился отец Майкл, у которого не было настроения выслушивать очередную порцию издевательств над религией от своего шурина. — Но Матью, может быть… — попытался он подыскать слово.

— Чрезмерно, — подсказала Мелисса.

— Да, рьяный… Может быть, точнее назвать его чересчур истовым. Этот случай ужасно расстроил его. Я потратил последние несколько минут на то, чтобы попытаться как-то успокоить его. Он сказал, что идет в собор молиться. Он много молится.

— Я думаю, вы все тут много молитесь, — сказал Мальтрейверс с издевкой. — Это ведь один из пунктов вашего контракта по найму на работу, не так ли?

— В настоящий момент, Гас, у меня слишком много проблем, чтобы вступать с тобой в новую бесполезную дискуссию по вопросам, в которых ты ничего не смыслишь, но о которых с большим апломбом рассуждаешь, — высокомерно отрезал отец Майкл. — Мисс Таргет, я думаю, нам пора идти.

Мисс Таргет снова обернулась к Диане, чтобы еще раз насладиться вежливым вниманием великой актрисы. В детстве ей внушили: рассматривать человека в упор — признак дурной манеры, однако она позволила себе минутную слабость. Было очевидно ее разочарование по поводу того, что нужно уходить, но мисс Таргет ловко скрыла его за маской благовоспитанности. Кроме того, она тешила себя тайной надеждой увидеться с Дианой еще не раз, пока та будет в Веркастере.

Их уход был ненадолго задержан неожиданным появлением репортера и фотографа из «Веркастер таймс», которые благодаря своим знакомым, работающим в соборе, узнали о краже Библии раньше, чем успела объявить об этом полиция. Отец Майкл был явно раздражен такой предприимчивостью и их несвоевременным вторжением, а Мальтрейверс дипломатично принял все на себя и провел их в кабинет.

Репортер был молодой, полный энтузиазма человек. Фотограф, намного старше его, приступил к своей работе лишь после того, как репортер взял полное интервью.

— Простите, но я не знаю, кто вы, — начал молодой человек с похвальной искренностью.

— Я — шурин священника Кована, но знаю достаточно много о деле. Меня зовут Гас Мальтрейверс.

— А, писатель, — оживился репортер, и Мальтрейверс подтвердил кивком правоту этого утверждения.

— Однажды я тоже напишу книгу, — сказал репортер.

— Многие из вашего племени собираются сделать это, — откликнулся Мальтрейверс. — Некоторые из моих лучших друзей на Флит-стрит хотят стать писателями; правда, большинство из них только говорят об этом. Итак, что же вы хотите знать?

Хотя вопросы задавались очень квалифицированные и точные, информация собиралась в странную смесь неразборчивого письма и стенографии, не известной Питману. Фотограф, давным-давно овладевший искусством молча погружаться в размышления на то время, пока работает репортер, что было очень полезно для обоих, с шумом возвратился к жизни, когда встал вопрос о фотографии, и Мальтрейверс направил его в собор, лживо уверив в том, что их с репортером действия одобрены священником Кованом.

— Сколько вам лет? — спросил репортер, когда они уходили.

— Я не понимаю, какое это имеет отношение к делу, — ответил вопросом на вопрос Мальтрейверс. — Однако священнику Ковану почти семьдесят и он отлично справляется со своими годами. На этот счет вы можете цитировать меня. Прощайте.

Усмехнувшись про себя, Мальтрейверс вошел в гостиную, где Диана и Тэсс со все возрастающими удивлением и тревогой обсуждали судьбы своих коллег.

— Ты шутишь! — волновалась Тэсс. — Он мог добиться роли, лишь переспав кое с кем, и я не осмеливаюсь даже подумать, с кем.

— Эти разговоры — не для города с такими святынями, — оборвал их Мальтрейверс. — Вы нарушаете дух благочестия. И вообще мы должны пойти и взглянуть на Дом Капитула.

Здание было закрыто для посетителей в течение всего дня: устанавливалась круглая деревянная сцена в центре его, вокруг расставлялись ряды соединенных друг с другом стульев. К тому времени, как они пришли, работа уже была закончена. Диана ступила на помост и осмотрелась.

— Гас, это прекрасно! — воскликнула она.

— Как ты помнишь, я пытался описать тебе его, но это одно из тех мест, которые ты должна была увидеть собственными глазами, прежде чем поверить мне, — сказал он. — Единственно, что прекраснее этого здания, так это, часовня Генриха VII, построенная примерно в то же время. Более того, акустика здесь лучше, чем в любом храме, хотя архитекторы, по-видимому, даже не задумывались над этим.

— Можем ли мы сейчас порепетировать? — спросила Диана.

— Да. Я вижу, тебе этого хочется. Давай повторим начало и конец. У нас достаточно времени, и, похоже, сюда никто не заглянет, так как на дверях табличка: «Закрыто».

Диана второй раз репетировала спектакль. Первый — в Лондоне, где Тэсс была ее единственным зрителем.

Она и Мальтрейверс сидели молча около получаса, пытаясь понять, что же получается.

— Ну, как тебе? — спросила Диана, когда отзвучало последнее слово.

— Так же впечатляюще, как всегда, — сказала Тэсс. — Но мне думается, ты не в состоянии будешь повторить это на вечере в Веркастере. — Она повернулась к Мальтрейверсу. — Почему ты не напишешь для меня что-нибудь подобное?

— Потому что, любовь моя, ты не Диана. И ты это понимаешь. Пойдемте, я покажу, вам артистическую уборную.

Из Дома Капитула они прошли по короткому переходу в крытый коридор, находящийся под прямым углом от того, по которому они шли. Украшен он был каменными арками, выглядел как четырехугольный монастырский свод.

— Тебе будет интересно узнать, что эта аркада соединяет южный трансепт с Домом Капитула и с монастырем, — сказал Мальтрейверс. — Я хотел бы обратить твое внимание на происхождение слова «аркада», но, к сожалению, сам не знаю, откуда оно пришло. Сейчас мы попробуем пойти этим путем. — Он повернул налево.

Они прошли аркаду, двинулись через левую из двух дверей, находящихся в конце стены, и очутились в маленькой, простой, светлой комнате, залитой послеполуденным солнцем, льющимся через окно. Из окна видна была речка Верта под склоном Аббатского холма.

— Ты можешь, конечно, вечером поднять шторы, и, смотри-ка, чудо из чудес, современное устройство. — Мальтрейверс распахнул дверь встроенного шкафа, и открылись умывальник и зеркало. — Боюсь, освещение не очень хорошее, но и чрезмерный грим не будет нужен. В чем-нибудь еще нуждаешься?