В стране райской птицы. Амок. - Мавр Янка. Страница 27

Капитан разозлился. Он хотел было скомандовать «вперед», чтобы совсем утопить этих дикарей: пусть не становятся поперек дороги! Но мысль о том, что тяжелая лодка может повредить корпус судна, заставила изменить решение. Корабль начал медленно огибать лодку.

Матросы на носу «Саардама» с любопытством наблюдали за всем этим, то обмениваясь шутливыми замечаниями, то жалея людей в лодке. И только Салул со своим товарищем Барасом на корме словно не слышали и не видели ничего. Оба даже не посмотрели в сторону лодки, но почему-то спустили в воду два конца крепкого пенькового каната. Никто этого не заметил.

Обменявшись несколькими фразами с Салулом, Барас быстро побежал вниз. И едва «Саардам» обогнул лодку, как вдруг везде погасло электричество.

— Опять что-то произошло?! — загремел сверху голос капитана. — Расстреляю! Выяснить, в чем дело, а пока зажечь фонари! Чтобы через минуту был свет!

Хоть и всегда приготовлены фонари на судне, но на этот раз их почему-то или не могли найти, или они не хотели гореть.

Поднялась суматоха. Люди бегали по палубе, кричали, чиркали спичками, но толку с этого не было.

От удивления и ярости капитан даже кричать не мог. Несколько минут он стоял, будто каменный, не веря своим глазам и ушам. Как? На военном корабле, ночью, в море, рядом с чужими людьми такой непорядок? Да за это всю команду надо расстрелять, а его самого в первую очередь!

— Что еще такое? Откуда тут чужие? К оружию! — послышался в темноте голос лейтенанта, но страшный удар по голове свалил его с ног.

— Какие чужие? Никого здесь нет, — спокойно сказал Салул. И также спокойно добавил: — Сейчас будет свет.

А на палубе творилось что-то невероятное: борьба, крики, возня…

— Измена! Защищайтесь! — снова послышались голоса, и борьба разгорелась по всему кораблю: проклятия, шум, злые выкрики и смертные хрипы доносились со всех сторон. Несколько раз за бортом всплеснулась вода: то ли выбросили кого, то ли сами люди, спасаясь, покидали судно.

В стране райской птицы. Амок. - i_009.png

Капитан со штурвальным все еще находились на мостике. При первом же выкрике лейтенанта капитан выхватил револьвер, подал команду.

— Тревога! Все наверх!

Но никаких результатов это не дало, никто не явился на зов. Снизу послышалось несколько выстрелов, и капитан понял, что, если сию же минуту не собрать в одно место всю команду, они погибнут. Выстрелив из револьвера, командир закричал:

— Собираться сюда, ко мне! Быстро!

Он догадался, что произошло нападение. Но кто напал, и сколько их? Кроме тех четырех туземцев в лодке, никого, кажется, не было видно. Неужели они? А если не они, так кто же и откуда?

Но рассуждать не было времени, а в темноте ничего не разглядишь.

— Свет, свет скорей! — снова закричал капитан. И опять ему ответил спокойный голос Салула:

— Сейчас, сейчас, капитан!

Тем временем остатки команды собрались возле капитанского мостика и отбивались кто чем мог от наседавшей на них толпы чужих людей. Можно было даже стрелять в нападавших, не боясь попасть в своих.

— Где же ваше оружие, негодяи вы, изменники? Почему не стреляете? — крикнул капитан своим солдатам и разрядил пистолет во вражескую толпу.

В ответ грянуло несколько выстрелов, и командир зашатался, раненный в руку и в бок.

Вот когда, наконец, вспыхнул свет, заливший весь корабль. И то, что увидел капитан, поразило его больше, чем пули.

Вся палуба судна была заполнена туземцами разного цвета кожи, от черного до желтого. Их было человек шестьдесят, не меньше, некоторые в европейской одежде, иные только в брюках или коротких повязках. Человек двадцать держали наготове ружья, у остальных в руках крисы — кривые кинжалы. Впереди, как начальник, стоял Салул с отнятым у лейтенанта револьвером, а рядом с ним шесть человек из команды «Саардама» во всей голландской королевской форме и при оружии. Матросы эти, конечно, были из туземцев.

Сидя на палубе, пришедший в себя лейтенант недоуменно осматривался вокруг, не понимая, что же такое происходит. Немного дальше лежало человек десять убитых и тяжелораненых матросов и нападающих. А рядом с мостиком сбились в кучу человек пятнадцать — двадцать саардамцев, из которых только у двоих-троих имелось оружие.

— Изменники! Что вы делаете? Вас же расстреляют, как собак! Покайтесь, пока не поздно. Я обещаю, что вам сохранят жизнь! — обратился капитан к изменникам-матросам.

Они лишь рассмеялись в ответ, а Салул сказал:

— Знаем мы ваши обещания. Да, откровенно говоря, нам и каяться нет нужды: мы делаем хорошее дело!

От неслыханного оскорбления капитан схватился за пистолет, но закружилась голова, и он опустился на палубу.

Внизу, во внутренних помещениях корабля, еще оставалось человек тридцать пять членов команды. Они слышали, что на палубе идет борьба. И хотя оружия у них было больше, чем нужно, помочь своим товарищам не могли: люки, ведущие наверх, оказались запертыми снаружи.

Начали стучать, попытались выломать люки, но ничего из этого не получилось. А кроме того, все хорошо знали, что даже несколько человек легко справятся с теми, кто посмеет высунуть голову из люка. Так им и пришлось ждать, пока решится их судьба.

Большая половина этих невольных узников была туземцами, всегда чувствовавшими себя людьми второго сорта. Правда, они были так воспитаны и так привыкли к своему положению, что немногим из них могла прийти мысль об этой унизительной несправедливости. И все же теперь голландцы не чувствовали уверенности в этих своих «товарищах».

Тем временем на палубе Салул обратился к матросам:

— Вы отлично знаете, что не можете защищаться: и оружия у нас почти нет, и самих вас меньше, чем нас. Сдавайтесь, иначе погибнете!

Дело было настолько ясное, что уговаривать долго не пришлось. Туземцы-матросы уже давно прекратили бы сопротивление, если б не страх перед белыми. А белых было всего лишь несколько человек. Увидав, что капитан и лейтенант вышли со строя, они подняли руки, и вслед за ними дружно поднялись руки всех остальных.

Через минуту все было кончено. Сдавшихся отвели в сторону, приставили к ним охрану. Оставалось разделаться с теми, что внизу.

Салул поднялся на мостик и обратился к ним через переговорную трубу:

— Корабль в руках яванского народа. Команда на палубе сдалась и обезоружена. Капитан ранен, ему нужна медицинская помощь. Сопротивление с вашей стороны бесполезно. Предлагаем сдаться!

Внизу, среди голландцев, особенно горячился молодой мичман ван Хорк. Он так и пылал желанием начать борьбу с «разбойниками». Мичман прочитал много книжек, в которых голландцы всегда были героями, всегда побеждали всех, особенно разных дикарей и пиратов. Он и сам мечтал о подобном геройстве, и часто жалел, что ему ни разу не удалось встретиться с опасностью: ведь все и всегда вокруг было так тихо, так спокойно, обычно.

Наконец желанная минута наступила, а воспользоваться ею нельзя. Сиди и жди неизвестно чего!

Все высокое начальство было на палубе, и мичман ван Хорк оказался внизу главным командиром. Он уже представлял себе, как со своими верными солдатами освободит корабль, как прославится не только на всю Голландию, но и на весь мир.

— Братья! — обратился мичман к морякам. — Нас тридцать четыре человека, в наших руках все оружие и, можно сказать, весь корабль, машины и припасы. Без нас они не смогут сдвинуть «Саардам» с места. Если мы пустим машины, корабль и без управления подойдет к какому-нибудь берегу, а там — помощь. Можно и тут продержаться до утра, а тогда нас заметят и тоже помогут. Ведь мы находимся в людном месте, у своих берегов!

Его слова звучали настолько убедительно, что даже Гуз, спокойно дымивший трубкой, и тот молча кивнул головой в знак одобрения. В этот момент сверху им предложили сдаться.

Ван Хорк подбежал к трубе:

— Кто вы такие и как посмели напасть на военный государственный корабль? — гневно спросил он.