В стране райской птицы. Амок. - Мавр Янка. Страница 60

— Футов около восьми! — крикнули снизу.

— Плохо! — нахмурился Сидан. — У корабля осадка тринадцать футов. — Что сейчас, отлив или прилив?

— Самый полный отлив, — ответил Сурат. — Прилив начнется после полудня. Значит, следующий — после полуночи.

— Высоко ли он поднимается?

— Вчера, например, совсем покрыл вон ту скалу. Сидан посмотрел на нее и повеселел: скала выглядела довольно высокой.

— Ребята! Прикиньте высоту вон той скалы! — опять крикнул он вниз.

— Футов десять! — последовал ответ.

— Очень хорошо! — совсем просиял Сидан. — Значит, в прилив будет восемнадцать футов!

Проверили глубину и в других местах по пути к фиорду, измерили расстояние от барьера до прибрежной стены, чтобы узнать, сможет ли корабль повернуть в сторону. Результат оказался не очень утешительным: расстояние едва перевышало длину корабля. Пожалуй, не слишком развернешься…

— Ну, как? — сказал Сурат. — Ничего не поделаешь, придется брать немного наискосок и тянуть канатами. Их можно будет закрепить за скалы.

Обсудив все возможности, подготовились и стали ожидать вечера. Около часа дня начался прилив, и мерная скала действительно скрылась под водой. Значит, с этой стороны все обстояло благополучно.

К вечеру лодка вышла в море. Прошло полчаса, час, а в океане все еще ничего не было видно. Стало совсем темно, но ни корабль, ни катер не появлялись.

Руки с веслами беспомощно опустились, шлюпка остановилась.

— Оружие! Столько оружия погибло! — застонал

Сидан, и стон его острой болью отозвался в сердцах товарищей.

И только после этого они подумали о судьбе тех, кто был на корабле…

Корабль плавно раскачивался на спокойных волнах Индийского океана. Время от времени он продвигался на несколько миль, на которые сносило его течением и ветром, а потом опять застывал, будто охваченный сном. Вокруг — ни живой души.

После полудня послышался тревожный крик часового:

— Дым слева!

В ту сторону моряки тотчас направили несколько подзорных труб. На южном горизонте чуть виднелся корабль, но чей он, каким курсом идет, на таком расстоянии не определишь.

Матросы поглядывали на командиров, ожидая приказа: уходить или готовиться к борьбе?

А те продолжали следить за судном, обмениваясь короткими репликами:

— Регулярные корабли здесь не ходят. Значит — случайный…

— Как видно, идет из Австралии…

— Смотрите, это же английский дредноут! И идет на северо-запад. К нам он никакого отношения иметь не может.

— Но зато может сообщить голландцам, что видел нас возле берега Скал Ласточкиных Гнезд. А это плохо!

— Не показать ли ему, что мы идем в другую сторону?

Через несколько минут «Саардам» направился на юго-запад, как бы в Африку. Пути обоих кораблей должны были скреститься. Мощное стальное четырехтрубное страшилище приближалось так быстро, что встреча должна была состояться на меньшей дистанции, чем бы этого хотелось инсургентам.

— Ну и прут, дьяволы! — недовольно ворчал Гудас.

— Теперь ничего не поделаешь, — сказал Салул, — назад не вернешься. Пусть все, кто не в военной форме, немедленно уйдут с палубы. В том числе, прости, и тебе придется: если заметят такого капитана да такую команду на военном корабле, непременно задержат нас.

Гудас не мог не согласиться с этим и, смешно почесывая затылок, ушел со своего поста. Место его занял Гейс. Спрятались и молодцы Гудаса, а на самые видные места вышла «настоящая» команда.

Дредноут пересек курс метрах в ста впереди. Как глыбы, возвышались на нем стальные башни, из которых высовывались длинные стволы орудий. Огромные белые волны поднимались от форштевня корабля. На палубе виднелись белые фигуры матросов и офицеров.

Каким маленьким, ничтожным казался перед этим гигантом «Саардам» с его темнокожей командой!

По морскому обычаю оба корабля приветствовали друг друга флагами: дредноут — английским, «Саардам» — голландским и наконец разошлись каждый своим курсом.

Когда дредноут скрылся, вылез и капитан со своей командой.

— Обидно, черт возьми, первому адмиралу независимой яванской Республики прятаться от соседнего государства! — пошутил Салул.

— Для начала хватит и того, что мы салютовали друг другу как равные, — ответил Гудас.

Когда «Саардам» вернулся назад, была уже ночь.

Но куда «назад»? В какой пункт безбрежного океана? Ждет ли их лодка? Как найти ее в темноте? Можно ли подавать сигналы? Держится ли лодка близ берега или идет навстречу?

Все эти вопросы мучили команду, а ответа не было ни на один…

Наконец издали, как будто с моря, донеслись чуть слышные выстрелы. Прошло несколько минут — и опять серия выстрелов: ритмичные, с одинаковыми интервалами.

— Они! Они! — зашумели на «Саардаме». — В перестрелке таких правильных интервалов быть не может. А раз стреляют, значит, опасности нет. Надо ответить, но как: гудком или тоже выстрелами?

— Может, бахнуть из пушки? — предложил кто-то не то в шутку, не то всерьез.

— Не только пушка, — ответил Салул, — а даже гудок в такое время и в таком месте может разнестись очень далеко и достигнуть ушей тех, кому не следует его слышать; огни в темноте тоже заметны издалека.

Значит, нужно ответить такими же выстрелами из винтовок.

На этом языке экипажи корабля и шлюпки договорились быстро, и через полчаса береговая группа повстанцев была принята на борт.

Решающий момент приближался. Корабль подошел к рифам.

— При дневном свете полбеды, а так очень рискованно, — рассуждали моряки. — Даже прожектор включить нельзя, — могут заметить.

На Гейса возложили техническую, инженерную часть дела. Он приказал зажечь три фонаря: два по бортам и один впереди. Бортовые прикрыли сверху и направили свет только на скалы вдоль прохода, а передний фонарь должен был освещать дорогу перед носом корабля. Когда наконец зажгли фонари, все остались очень довольны: только три ярких пятна блестели на воде, а корабль оставался во мраке.

— Этак и за полкилометра нас не заметишь, — радовался Гудас.

После этого закрепили два троса на берегу: один прямо впереди, второй подальше и сбоку. Наматываясь на лебедки, тросы должны были постепенно тянуть корабль вперед и чуть наискосок, чтобы он не отклонялся от точного курса. На долю команды оставалось лишь управлять кормой, чтобы она не ударялась о камни. Но это «только» было труднее и опаснее всего остального.

Оставалось предусмотреть еще одну возможную опасность. Если корабль медленно движется с помощью натянутых тросов, он не отклоняется от намеченной средней линии. Но что будет, если волны толкнут корабль сзади и заставят пойти быстрее, чем нужно?: — Придется все время поддерживать малый задний ход, вроде бы притормаживать, — объяснил Гейс. — Заодно это не позволит корме рыскать из стороны в сторону.

Долго продолжались подготовительные работы. Особенно трудно далась заводка стальных тросов на берег. Вода тем временем все прибывала и около двух часов ночи затопила скалу, служившую мерным знаком. Наконец корабль замер, став носом к проходу. Наступили последние минуты. Сто человек команды разместились вдоль бортов, вооруженные чем можно. Значительная часть моряков сидела на подвесных досках — «беседках» — с внешней стороны бортов, сжимая в руках багры, чтобы отталкиваться от скал. Даже мешки с мукой пошли в дело: вместо кранцев висели по бортам на веревках, и два человека по первому знаку были готовы сбросить их в воду между кораблем и скалой для смягчения возможного удара.

— Начинай? — скомандовал Гейс.

Затарахтели лебедки, натянулись тросы — и корабль пополз вперед. Чем ближе к рифам, тем сильнее раскачивало его. Гудас стоял в руле. Босой, темнокожий, с голой головой, в расстегнутой рваной рубашке, он казался одним из тех капитанов-призраков на заколдованных кораблях, о которых ходит столько легенд по всему миру.

Гейс командовал в машинном отделении. Его движения и звонкий голос казались спокойными, но более пристальный глаз мог бы подметить, как дрожит каждый мускул на лице и руках механика.