Поединок с самим собой - Раевский Борис Маркович. Страница 21
— «Приемчики»! — усмехнулся он. — А мы вот простые, скобские. Мы и без приемчиков!
Он вдруг схватил стоящего рядом Яшку-Букашку за нос и потянул на себя. Откинул его голову, и вновь — на себя. Будто насос качал.
Кровь хлестнула Юле в виски. И вмиг, как вспышка, мелькнуло: вот также когда-то ухватил его своими цепкими пальцами Башня. И также мотал вверх-вниз.
— Пусти! — крикнул Юла.
Витька сделал вид, что это — не к нему. И продолжал качать насос!
— Пусти! — повторил Юла. Нет, теперь он не кричал. Сказал спокойно, веско и шагнул к Башне.
— А! — приветливо воскликнул Башня. — Кай Юлий Цезарь! — Будто он только сейчас увидел Юлу. — Гутен таг… Хав ду ю ду? Парле ву франсе?
— Пусти! — повторил Юла.
— А не то?
— А не то? — Юла вплотную подошел к Башне. — Хуже будет…
— Граждане! Переходите улицу только по зеленому сигналу светофора, — сказал Башня. — И лишь в специально обозначенных местах…
Юла взял его за руку повыше кисти, крепко стиснул.
— Ах, как грубо! — произнес Башня.
Он подумал-подумал и отпустил Яшку-Букашку. Нос у того был сизо-красный, как почти созревшая слива.
— Так, — сказал Юла. — А теперь извинись.
— Я? — переспросил Башня. — Перед кем? Перед Яшкой? Букашкой?
— Именно. Ты. Перед Яшкой.
Стоящие вокруг мальчишки замерли. Это было неслыханно. Невероятно. Невозможно. Неужели Башня попросит прощения у маленького Яшки?
Лицо у Башни покраснело, потом стало медленно бледнеть.
— А не то? — сказал он.
— А не то? — Юла лишь на миг задумался. Потом вдруг усмехнулся: — А не то я выкрашу тебе голову суриком! Помнишь?… Выкрашу, клянусь! Ну? Проси у Яшки прощенье.
Башня молчал.
— Ну? — грозно сказал Юла. — Повторяй за мной. Я, Витька-Башня…
Башня молчал.
— Ну? Я, Витька-Башня, прошу извинить меня…
— Ладно, — сказал Башня. Он повернулся к Яшке и, кривляясь, произнес. — Прошу, сеньор, извинить меня.
— И больше, — сказал Юла, — я никогда не буду обижать слабых.
— И впредь я никогда не трону букашек-таракашек, — повторил Башня. Он повернулся к Юле.
— Ну, а ты, Цезарь, имей в виду: еще сочтемся.
И Башня быстрым шагом ушел со двора.
Глава III. ХРОНОМЕТРАЖ
И в самом деле, времени катастрофически не хватало. Зарядка, школа, уроки, тренировки, прогулки — все впритык, без всяких щелей. А почитать книги тоже охота! А в кино сходить — имеет он право или нет?
Юла часто даже завидовал своим одноклассникам. Хорошо им! Захотел — вышел во двор, посидел с ребятами, потрепался о том, о сем. Хоть час, хоть два. Захотел в кинуху — пожалуйста. Желаешь магнитофон покрутить — ну, и крути на здоровье.
А ты — как в тисках. С утра до ночи. Все у тебя — без передыху. Одно на другое налезает.
Однажды Игнат Васильевич выстроил ребят. Стоят мальчишки в шеренге, у каждого — дневник в руке. Это тренер всегда по тридцатым числам устраивал. Проверочка. Нет ли двоек?
Если схватил двойку — все, на месяц забудь про борцовский зал. Тут Игнат Васильевич беспощаден. Как ни канючь, хоть в три ручья реви — месяц не появляйся.
И вот стоит Юла в шеренге, а настроение кисленькое. Двоек, правда, нет. Но тройки красуются.
Вообще-то Юла учился неплохо. А тут вот не повезло. Англичанка неожиданно вызвала. Трояк. Физик контрольную устроил. Опять трояк. Не мудрено. Накануне были тренировочные схватки. Ну, и не успел повторить формулы.
Раздавая работы, физик сказал Юлию:
— После уроков зайди ко мне, в учительскую.
Юлий пришел. Но в учительской было людно. А Илья Николаевич, видимо, хотел поговорить наедине.
— Пойдем домой. Немного проводишь меня, — предложил он Юле.
И они пошли. Огромный Илья Николаевич был в свободном широком пальто и от этого казался еще огромней.
— Ты усвой, — сказал он. — Я не против борьбы. Вовсе нет. Но и без физики — никак, ты же сам понимаешь…
Юла кивнул.
— Жизнь — очень сложная штука, — продолжал Илья Николаевич. — И с каждым годом она становится все сложней. Как сочетать науку и мускулы? Трудно. Очень трудно. Но одно скажу тебе: быть ученым хлюпиком — плохо. Но быть тупоголовым борцом, ничего не знающим, кроме ковра и тренировки, — тоже не лучше.
И Юле сразу вспомнился Венька. Его рассказ насчет древних мудрецов и гармонии.
И вот сейчас, стоя в шеренге, в борцовском зале, Юла вновь переживал разговор с физиком. Да, гармония! Но как добиться ее?
Шагает Игнат Васильевич вдоль шеренги. Неторопливо так, спокойненько. Дневники проглядывает. Кого похвалит. С кем — пошутит. А кому и скомандует: «Два шага вперед! Покинуть зал». Значит, двойка.
Дошел черед и до Юлы.
— Так, — говорит Игнат Васильевич. — Значит, на тройках ползешь? С бубенцами? Устарелый способ передвижения!
В шеренге прошелестел смешок.
Юла молчит, насупился.
— Ну? — говорит Игнат Васильевич. — Так и будешь? С ямщиком?…
— А что?! — весело воскликнул кто-то. — Гей, ты, тройка удалая, снег летит из под копыт! На тройке, наверно, очень даже неплохо!
Юла по голосу узнает: Рагзай. Ну конечно, чего ему не острить?! У него сплошь пятерки да четверки. А по-английски он шпарит почти как по-русски. Еще бы! С шести лет с настоящей англичанкой занимался.
— Времени не хватает, — угрюмо говорит Юла тренеру. — Хоть разорвись…
Игнат Васильевич враз становится серьезным.
— Да, конечно, спорт требует времени, — говорит он. — Много времени. И каждый из вас должен решить. Или — или. Или он всерьез занимается спортом, и тогда надо забыть о некоторых соблазнительных развлечениях, о свободных часах приятного безделья, или… — Тренер обвел всех строгим взглядом. — Или надо бросать спорт. И тогда сколько хочешь мотайся по танцулькам, смотри подряд все фильмы, просиживай хоть целые вечера у телевизора. Или — или…
Он замолчал и снова строго, пристально оглядел притихшую шеренгу.
— Вы уже большие, ребята, — продолжал он. — И должны понять. Жизнь — она необъятна. Один человек не может охватить все. Изучать все, заниматься всем. Раньше или позже каждому предстоит сделать выбор. Куда он направит свой ум, свою волю, свои усилия. И лучше этот выбор не очень откладывать. — Он снова помолчал. — Ну, а насчет времени… Надо к тому же уметь хорошенько его использовать. А это нелегко. У кого еще не хватает времени? Шаг вперед!
Кроме Юлы, никто из шеренги не вышел. Вообще-то многим день казался чересчур коротким. Но ребята чувствовали скрытый подвох в словах тренера и предпочитали выжидать.
Потом из шеренги выступил еще Вась-Карась.
— Мне не хватает, — сокрушенно вздыхая, признался он и озорно блеснул быстрыми черными глазами. — Вчера даже кроссворд решить не успел. Так и заснул с «Огоньком». Проснулся, а журнал под спиной. Измят, будто теленок его жевал.
В шеренге засмеялись.
— Эх, было бы в сутках сорок восемь часов! — воскликнул Вась-Карась. — Вот бы жизнь! А то еще ходят слухи, какой-то профессор придумал пилюли. Проглотишь — и спать вовсе не надо. Где бы их раздобыть? Я бы…
— Разговорчики! — оборвал его Игнат Васильевич.
Он достал из глубоких своих карманов два никелированных секундомера с длинными шнурками и вручил их Юле и Васю- Карасю.
— Возьмите домой, — сказал тренер. — Завтра, как встанете, сразу пустите секундомеры. Точно засекайте, сколько минут потратите на зарядку, умывание, ходьбу в школу, занятия, обед и все прочее. Записывайте на листочке. А потом доложите мне. Только секундомеры не поломайте: машинки хрупкие…
Юла и Вась-Карась не очень-то поняли, к чему все это. Но секундомеры взяли.
На следующее утро Юла, едва вскочив с постели, ощутил беспокойство.