Летающее счастье - Чайковская Ольга Георгиевна. Страница 12

Павлик у нас совсем не похож на Карлсона: он не толстый, не ленивый, не врунишка. И хвастается он, конечно, куда меньше, но всё-таки порою это с ним бывает. И в таких случаях мы сейчас же хором кричим:

– Привет! Ты лучший в мире рисовальщик петухов!

Или:

– Ты лучший в мире внук! Привет! Ты лучшая в мире нянька!

«Привет!» – с таким возгласом всегда появляется Карлсон.

Мы настолько задразнили бедного Павлика, что он теперь слово боится сказать. Пожалуй, даже уже и слишком.

– Сынок, – говорю я ему, – если тебе так уж хочется похвастаться, ты давай похвастай немножко. Ничего.

Но оказалось, что хвастать, когда это тебе разрешают и даже просят тебя об этом, не так-то и хочется.

Тем не менее он очень самолюбив и чуть что – сейчас же краснеет и насупливается. Все мы это очень хорошо знаем, а Валька, противная девчонка, даже нередко этим пользуется. Особенно в споре. Обидит его чем-нибудь – Павлик тотчас же надуется и замолчит; вот и получается, что спор выиграла она.

Итак, вы знаете уже почти всю нашу семью, осталось рассказать только о бабушке, папиной маме.

Она у нас очень добрая и красивая – у неё белоснежные волосы и тёмные блестящие глаза, какие бывают не у всякой молодой женщины.

Она у нас очень образованная и при этом довольно рассеянная. Однажды с нею произошёл такой случай.

Поскольку она очень добрая, она решила к нашему приходу сделать особенно вкусный ужин. А поскольку она образованная, она при этом читала книжку.

Когда мы пришли домой, наша бабушка была на кухне. О том, что она готовит нам вкусный ужин, мне было рассказано по телефону, а я дорогой рассказала детям, какое удовольствие нам предстоит.

Итак, когда мы пришли домой, наша бабушка была на кухне. Она читала книгу, стоя у плиты, а на плите в высокой сковородке под крышкой что-то жарилось.

– Готов ужин? – спросила дочь, которой всегда больше всех хотелось есть.

Бабушка с гордостью на нас посмотрела и величественно подняла крышку.

На сковородке в полном одиночестве и совершенно чёрная, в дыму и чаду, шипела вилка.

Боже мой, как мы хохотали! Как была сконфужена бедная бабушка! А всё потому, что она была не только добрая, не только образованная, но ещё и рассеянная.

Не подумайте, пожалуйста, что если наша бабушка жарила вилку, то она ничего не умеет делать. Как раз наоборот. Она у нас врач, и не просто врач, а хирург; всю войну она работала во фронтовом госпитале. Ох, как им было трудно! С неба летели фашистские бомбы, от них дрожала и взрывалась земля, но никто – ни врачи, ни сёстры – не отходил от операционного стола.

Бабушка редко нам об этом рассказывает, зато в нашем городе живёт её помощница, хирургическая сестра; уж она-то нам об этом обо всём не устаёт рассказывать. От неё мы знаем, что бабушка наша, тогда ещё прямая и черноволосая, делала необыкновенно смелые операции.

А теперь она уже на пенсии. Она и сейчас могла бы прекрасно работать, но у неё начали дрожать руки, правда еле заметно. Но если у врача дрожат руки, даже еле заметно, ему уже операций делать нельзя.

Когда бабушка слышит про хирургов или операции, у неё в глазах тоска.

Впрочем, её и теперь то и дело зовут к больному, даже ночью к нам стучат, и она тотчас вскакивает, надевает пальто прямо на халат и бежит. Уж она-то знает, как нужно в таких случаях торопиться…

Итак, я сидела и печатала на машинке, когда прибежали мои дети.

– Ма! – закричали они, наперегонки врываясь в комнату. – Послушай!

Я ещё ни разу в жизни не видела их такими взволнованными. Они застряли в дверях и толкались – каждый хотел прибежать первым явно для того, чтобы рассказать мне какую-то потрясающую новость. В этой борьбе Павлик даже подставил ножку, и Валя полетела на пол. Но ссоры не произошло, напротив, ребята повалились оба и долго хохотали, не в силах вымолвить ни слова.

Я ничего не могла понять.

– Умираю, – еле дыша, сказала Валя; ей всё-таки удалось высказаться первой. – У нас новый учитель географии.

– Ну и что же тут смешного? Я и так знала, что старый их учитель Николай Павлович ушёл на пенсию, значит, в том, что пришёл кто-то новый, ничего удивительного быть не могло и тем более не было ничего смешного.

Наконец ребята рассказали мне, в чём дело.

К ним пришёл новый учитель, которого зовут Василь Васильич. Он был толстоват, с длинными, закрывающими уши волосами, одет в какой-то мохнатый пиджак, а рассказывал он им удивительные вещи.

«Дети, – сказал он, – главное в географии – это путешествия. Путешествовать можно по дворам, а можно и по крышам. Влезать на крышу можно через чердак, а спускаться по водосточной трубе не нужно – очень скользят когти. Я не говорю про туристские походы, которые очень приятны, если какие-нибудь невежи не заставляли бы порядочных ко… людей таскать хворост. Если бы вы меня спросили, какой главный город у немцев, я бы тотчас вам сказал: Б ерлин, и никакой другой».

Дети в классе веселились так, что, наконец, ни одного слова Василь Васильича не было слышно.

Новый учитель им очень понравился. Они говорили, что им теперь не интересно было бы ходить даже на кинокомедии.

«Скользят когти»! Можно с ума сойти от смеха!

– Ты понимаешь, кто он такой? – кричали дети.

– Дети, вы сошли с ума, – ответила я им.

Я тут же позвонила директору школы. Он был очень смущён.

– Вы десятый человек, который звонит мне сегодня. Все родители уже знают про нового учителя географии. Видите ли, мне некого было взять на смену Николаю Павловичу, вот я решил попробовать… Такой странный человек… Нет, конечно, больше его у нас не будет. Ах, какая жалость! – сказали дети. – Куда же теперь пойдёт наш Васька?

– Выкиньте из головы эту ерунду, – строго сказала я, – говорящий кот – это ещё туда-сюда, но кот – учитель географии…

У нас в передней, в углу, лежала полосатая подушка – Васькина подушка, пустовавшая уже два месяца.

Прошло довольно много времени, пока мы наконец узнали, что же произошло с нашим Василь Васильичем: я говорю «нашим», потому что, увы, не оставалось никаких сомнений в том, что Василь Васильич – это, конечно, не кто иной, как наш кот Васька.

Расставшись с нами, он отправился прямо к приятелю, который обещал превратить его в человека. В самом деле, был у приятеля его какой-то волшебный заграничный порошок. Стали они работать над этим превращением, но поскольку оба были лентяи и халтурщики, то дело это шло у них медленно и плохо.