Летающее счастье - Чайковская Ольга Георгиевна. Страница 19

– Постой, постой, – сказала я вслед папе. – Не уходи. Я хочу знать, что ты думаешь о поступке Тани Кузьминой?

– Нечего о ней и говорить, – хмуро сказал сын. – Доносчица она, доносчица и есть.

– Доносчица? – живо спросил папа из своей комнаты. – Ну, во-первых… – Он снова появился в дверях. – Во-первых, давайте условимся, что мы понимаем под словом «донос». И тогда уже – во-вторых – посмотрим, подходит ли поступок Тани под понятие доноса.

Вы помните, что наш папа – очень умный – всегда так умно выражает свои мысли.

– Итак, во-первых, – продолжал папа, – что такое донос?

– Донос – это когда один про другого сообщает что-то плохое, – нерешительно сказал сын.

– Плохое – это правильно, – одобрил папа. – Про хорошее не доносят.

– Ну, это вы совсем не то говорите! – вмешалась я. – Разве вы не помните того доносчика, который выдал фашистам, где скрывается женщина-врач?

– Да, и это верно, – быстро сказал папа. – Тогда сформулируем следующим образом: доносят о том, за что так или иначе наказывают. Пойдёт?

С этим мы согласились.

– Может быть, скажем так: донос – это когда о человеке сообщают что-нибудь, что служит ему во вред? – вставила я.

И с этим все согласились.

– Ну вот: Славку должны наказать, это было ему во вред, значит, Танька – доносчица… – удовлетворённо заявил сын.

– Постой, – остановил его папа. – Представим себе такую историю. Вот предположим… Да что тут выдумывать, вспомним «Остров сокровищ» Стивенсона. Корабль отправился в плавание. Герой, мальчик – как его зовут, не помню, – залезает в бочку, чтобы достать единственное оставшееся там яблоко, и, сидя в бочке, случайно подслушивает разговор, из которого узнаёт о готовящемся пиратском мятеже. Этот мятеж грозит гибелью всем хорошим людям на корабле, и мальчик тотчас сообщает обо всём капитану. Можно ли его поступок назвать доносом?

– Или другой случай, – подхватила я. – Вы помните, наш Кудлатыч увидел ночью, как какие-то бандиты напали на человека и сейчас же побежал звать милицию: именно для того, чтобы бандитов схватили и покарали. Разве мы назовём это доносом? Нет ведь, правда?

– Но это же совсем другое дело! – воскликнула дочь.

– Значит, важно понять, – продолжала я, – почему человек «доносит» плохое о другом, потому ли, что он вынужден это сделать и у него нет другого выхода, или потому, что ему так захотелось.

– Или было выгодно, – подхватил папа. – Как правило, доносчик доносит из самых скверных побуждений: или для того, чтобы отомстить, или для того, чтобы выслужиться перед начальством, или для того, чтобы получить награду…

– Всё равно я с Танькой никогда разговаривать больше не стану! – пылко воскликнула дочь.

– Это твоё дело, – спокойно ответил папа, – но всё-таки понять, почему она так поступила, мы с тобой обязаны.

– Сколько бы её ни защищали… – начал сын.

– А я её и не защищаю, – ответил папа, – она поступила неправильно, и всё-таки я хочу понять, почему она так поступила.

– Как вы думаете, – спросила я, – такой она человек, чтобы выслуживаться перед учительницей?

Дети переглянулись. По их лицам я поняла, что нет, Таня не такой человек.

– Тогда почему же она так сделала? Может быть, она хотела за что-нибудь Славке отомстить?

– Вот уж нет! – воскликнула Валя. – У неё никогда никаких дел со Славкой не было. Ей и разговаривать-то с ним не о чем. Всё про футбол да про футбол?..

– Тогда почему же?

Ребята молчали. Папа, решив, что разговор исчерпан, вновь отправился в свою комнату – работать.

– Вообще-то Таня справедливая, – нерешительно сказала дочь.

– Ну, а если она справедливая, то, может быть, ей стало невмоготу видеть, как Славка трусит и старается за вас спрятаться?

Ребята снова переглянулись. «Кто её знает», – выражали их лица.

– Я вам вот что скажу, – начал папа, снова появляясь в дверях. Как видно, ему не работалось, он всё ещё думал о нашем разговоре. – Я вам вот что скажу. Может быть, Таня и возмутилась трусливым и лживым поведением Славки, но со своими разоблачениями ей лучше было бы подождать. Если бы она подумала, она, наверно, поступила бы по-другому. Вот, например, если бы в нашем КБ…

Я не знаю, нужно ли мне объяснять вам, что КБ – это значит конструкторское бюро. Наш папа работает начальником одного такого КБ. Там инженеры-конструкторы конструируют машины, а чертёжники-конструкторы делают чертежи этих машин. Потом эти чертежи пошлют на завод, и рабочие по ним станут делать детали.

– Вот если бы в нашем КБ, – продолжал папа, – кто-нибудь сделал ошибку, я не побежал бы к нашему директору об этом доносить, я просто указал бы человеку на его ошибку, вот и всё. Но если бы, предположим, кто-нибудь из чертёжников не просто ошибся, а схалтурил бы – по лени, по равнодушию или небрежности сделал неверный чертёж, – я тоже не побежал бы к директору, а сказал бы этому чертёжнику в глаза всё, что я о нём думаю. И даже если бы он меня не послушался, я и то не стал бы обращаться к начальству: я собрал бы всех наших товарищей и при них сказал бы этому чертёжнику, что я о нём думаю. И поверьте, к директору мне бы уже идти не пришлось.

– И прошу отметить, – сказала я, – что Таня не побежала шептать учительнице наедине, а встала перед всем классом.

– Было бы лучше, если бы она встала перед всем классом, когда учительницы в классе не было, – заметил папа и ушёл к себе уже окончательно. Впрочем, нет, опять не окончательно. В дверях он обернулся. – А самое лучшее, – сказал он, – было бы, если бы встал Славка и сказал: «Это сделал я». Тогда и разговаривать было бы не о чем.

И он в самом деле ушёл.

Я оделась и отправилась разговаривать с Зинаидой Павловной. Я застала её в учительской одну. Рядом с ней высилась груда тетрадей, которые она проверяла.

С первых же слов я увидела, что она всё понимает – кто в этой истории прав, а кто виноват.

– Положение Тани Кузьминой стало трудным, – сказала она, – многие в классе её осуждают. Как видно, придётся нам созывать классное собрание и всем друг с другом объясняться – кто прав, а кто виноват. Славке, конечно, от ребят сильно достанется. Вся эта история, сказать по правде, меня не очень беспокоит. Гораздо больше другое беспокоит меня в наших ребятах. Я не могу видеть, когда они бывают развязными, грубыми, нахальными. На нас с вами лежит обязанность их воспитания, а хорошо ли мы с вами их воспитываем? Хорошо ли они ведут себя дома, в школе, на улице?

Она подумала немного и сказала: