Страна восковых фигур - Усачева Елена Александровна. Страница 26

Алексей, Настя — они не должны из-за нее пострадать.

Короче, дел набралось много. Нужно было спешить. И как назло, в голове у нее не было ни одной стоящей идеи.

Фролова постояла около крыльца, соображая, как лучше поступить. Ее возвращения не ждут, поэтому можно было неожиданно ворваться в зал, подхватить куклу, Алексея и сбежать.

Танька представила весь этот цирк и грустно хмыкнула. Пока она со своей «добычей» дойдет до выхода, ее успеют сто раз остановить.

Есть еще вариант — потихоньку влезть в окно.

— Просочиться в трубу, — подзадоривая сама себя, прошептала Танька, обходя Музей кругом, — проползти по вентиляции. Что там еще может быть? — Она оглянулась. За ней пока никто не следил. — Еще можно пройти сквозь стену, превратиться в привидение. О! Сделать подкоп! — Она копнула мыском ботинка жесткую, как асфальт, землю. — Месяца через два я окажусь в подвале, это если копать без перерывов на обед, ужин и сон. А завтрак за такую работу просто не полагается.

Фролова с тоской посмотрела вокруг.

Ну и захолустье Мари выбрала для своего убежища. Страннее места не придумаешь. Улица не улица. Дом напротив вроде бы есть, но дойти до него нельзя. Как только делаешь шаг, тут же попадаешь в густой туман, при этом сверху начинает накрапывать противный дождик, и ни здания напротив, ни самой улицы уже не видно.

Бррр, чертовски неприятное расположение у этого дома.

Где бы такое на нашей планете могло быть?

— Ну, хоть раз в жизни повезло, — буркнула Фролова, заканчивая обход Музея. — Забесплатно смотаться на часок на другую планету. Только транспорт несолидный. Была бы ракета — это да, а трамвай…

Со стороны крыльца что-то зазвенело, заскрежетало, заухало, и тонкий голосок заверещал:

— Чур, не драться! Я ценный кадр. У меня голос!

Танька на цыпочках подкралась к углу и выглянула.

Около крыльца снова стоял трамвай. Только теперь огоньки в его салоне не горели, и вообще он выглядел несколько потертым и помятым, словно побывал под обвалом.

— У нас договоренность! У меня планы! Руки!

Верещал бегемотик. Он сучил лапками и пытался вырваться из крепких рук Тихомирова. Но Макс жестко держал его за шкирку, и когда игрушка орала особенно пронзительно, безжалостно встряхивал ее, отчего из распоротого брюшка горе-машиниста начинала вываливаться вата. Фуражка на его голове съехала набок и чудом держалась на одном ухе.

— Вы что тут делаете?

Вот уж кого, а Макса с Килькой Фролова увидеть здесь точно не ожидала. Нет, она, конечно, надеялась, что они ей как-нибудь помогут, но чтобы так быстро…

— Ты знаешь, что он хотел сделать? — Тихомиров вновь встряхнул бегемотика, но тот уже не кричал и не упирался, а только безвольно висел, старательно делая вид, что его здесь нет. — Он собирался столкнуть трамвай с обрыва!

— Когда вы в нем ехали? — ахнула Танька, и кулаки ее инстинктивно сжались.

— Нет! — Макс сейчас был не похож сам на себя. Он пылал от ярости. — Когда ты там должна была ехать. Мы с Ирочкой искали этот трамвай. Мы весь город обегали. Мы стояли на всех остановках.

— Зачем? — спросила Фролова, хотя ей было чертовски приятно, что о ней так беспокоились. — Надо было сразу с твоим дедом поговорить.

— Да, — обрадовался Тихомиров. — Я поговорил, и он мне отдал твое кольцо. Сказал, что вещи, если их очень любить, возвращаются к своим хозяевам. Сами их находят. И как только мы вышли с кольцом на улицу, мы увидели, как этот мерзавец, — бегемотик еле слышно пискнул, но передумал возражать и закрыл рот лапками, — гонит состав на разобранные рельсы.

— Я не виноват! — не выдержал певец «Голубого вагона». — Мне приказали. Я заслуженный работник! Со мной нельзя так обращаться! А будете трясти, из меня вся вата высыпется. — Он обиженно шмыгнул носом. — Нет чтобы зашить, а они сразу драться.

Тихая Веселкина без слов откуда-то достала нитку с иголкой, забрала у Макса игрушку и пристроилась зашивать ее.

— Это другое дело. — Бегемотик старался не шевелиться, чтобы не мешать Кильке, но молчать он был не в силах. — Какая у меня тяжелая жизнь! Все что-то хотят, что-то требуют. А я машинист, у меня тонкая душевная организация. Я вообще ни в чем не виноват.

— Рассказывай! — Для верности Тихомиров показал игрушке кулак.

— Все просто, — легко согласился бегемотик. — Мне сказали — посадишь пассажира и пустишь трамвай под откос вместе с ним. А я и не против. Трамвай-то уже несколько дней как сломался. Ездить ездит, а двойников не делает. Зачем он теперь нужен? — Машинист грустно покачал головой. — А как мы до этого жили хорошо. Путешествовали по городам, делали с людей копии. Почему все так быстро изменилось?

— Не на тех напали, — коротко бросил Макс. — Нас так просто не возьмешь. Фролова, скажи!

— Ага! — кивнула Танька. — Я даже на городской контрольной ухитряюсь списывать. А тут какой-то трамвай. Да его разломать пара пустяков!

— Но раньше-то все получалось, — возразил машинист. — Со всеми!

— А мы неповторимые, — тихо произнесла Ирка. — Нас невозможно копировать.

Она оторвала нитку и расправила аккуратный шов. Бегемотик встал на ножки и встряхнулся.

— Ну вот, — буркнул он, удовлетворенно рассматривая работу Веселкиной. — Теперь я себя нормальным человеком чувствую. Смогу пристроиться в хорошее место. Хоть на карусели работать. — Бегемотик опомнился и глянул на ребят. — Давайте теперь я для вас что-нибудь сделаю. Если к нам по-хорошему, мы тем же отвечаем.

— Расскажи про этот Музей, — попросила Танька.

— Всего я не знаю. — Бегемотик засопел, поудобней устраиваясь на скользком рельсе. — Мы же когда появились? Лет сто назад. Как дети стали друг другу ужастики на ночь рассказывать, так и мы в первый рейс вышли. Меня тогда, конечно, не было. Но куклы очень хорошо все умеют рассказывать. Сначала мы возили злых детей, которые очень плохо обращались со своими игрушками. Ночью их отправляли смотреть самые страшные сны, в которых были колдуны, ведьмы и оборотни. Мы были фантазией. А эта Машка, — это я так хозяйку Музея называю, уж больно она мне не нравится, — когда-то реальной была. Ей было мало, что при жизни она не давала душам умерших успокоиться. Она же не только восковые фигуры делала. Она брала отрубленные головы, заспиртовывала их и выставляла на ярмарках.

Танька представила балаган с отрубленными головами в банках, и ей стало нехорошо.

— Какая гадость, — скривилась не менее эмоциональная Килька.

— Кому гадость, а кто и деньги на этом зарабатывал, — хмыкнул бегемотик. — Конечно, после этого она не смогла нормально умереть. Ее душа переселилась в восковую копию, собрала всех своих любимцев и захотела стать правительницей мира. Тогда-то она про наш трамвай и узнала. И главное — как ловко все повернула. Говорит, мы делаем одно дело, мир от плохих людей освобождаем. Ведь на казнь хорошего человека не поведут. Давайте, говорит, делать свое дело вместе. Мы и согласились. А когда поняли, что нас обманули, уже поздно было.

— Могли бы послать ее ко всем чертям! — возмущенно закричал Макс.

Танька подняла на него удивленные глаза.

Тихомиров, спокойный, уравновешенный Тихомиров, сейчас клокотал, как маленький разбуженный вулкан. Бывают же чудеса на свете. После такого в любое превращение поверить можно.

— Не могли мы этого сделать, — вздохнул бегемотик. — Мы слово дали. А куклы если что обещают, обязательно выполняют. Иначе нельзя. Иначе дети в нас верить перестанут.

— Бедные, — еле слышно прошептала Ирка. — Как вам было тяжело.

— Хоть одна понимающая душа! — Машинист был готов зарыдать от умиления, но вовремя посмотрел на сурового Макса и снова стал серьезным. — Теперь мы ездили по городам вслед за Машкой и привозили ей копии людей. Любых, кто сядет в трамвай. Только детей старались не брать.

— Ага, не брали детей! — теперь пришла очередь Таньке возмущаться. — Меня вы прокатили с ветерком. Да еще всяких гадостей наговорили!

— Ты попала случайно, — бегемотик как-то сразу скис.