Большая книга ужасов (сборник) - Усачева Елена Александровна. Страница 46

Мужчина театрально помахивал рукой в такт своим словам.

— Разве вы не знаете легенду об Олевисте? Эту башню помогал строить сам черт, вот небеса и злятся.

— Знаю, — кивнула Таня и чихнула.

— Правда, знаете.

Мужчина жестом пригласил Таню пройти. Комната, куда она вошла, была огромная, наверное, размером с весь дом. Круглая. По стенам ее висели фотографии. Арт-галерея? В таком странном месте? Хотя, что еще здесь может быть?

Таня чихнула снова, и мужчина засуетился.

— Сходите умойтесь, я вам дам полотенце, — он указал на нишу, где пряталась дверь. — С одеждой не помогу, но, может, вам удастся выжать кофту и просто обтереться.

Он скрылся в подсобке и вышел с черным махровым полотенцем.

Неловко было принимать все эти знаки внимания, но выхода не было. На улице еще шел дождь. А до гостиницы, казалось, так далеко. Да и старик вряд ли имел какие-то дурные мысли. Он сунул ей в руки полотенце и сразу ушел, даже не думая следить за тем, что она станет делать.

Таня глянула на себя в зеркало и ужаснулась. Водостойкая тушь потекла, от холода лицо посинело. Кожа потемневших губ покрылась некрасивыми трещинками. Как это она ухитрилась превратиться в ведьму из приличного человека?

О чудо! Вода была теплая. Жидкое мыло с приятной вербеновой отдушкой. Согревающая волна от кончиков пальцев пробежала к плечам, оживила тело, так что вполне можно жить дальше и даже улыбаться грядущему.

Шелковые юбка и кофта были влажные. Ничего. Высохнут. Надо волосы промокнуть полотенцем и взбить у корней, чтобы быстрее сохли. Таня мазнула губы блеском и ухмыльнулась своему отражению. Ливень смыл с нее все обиды. По большому счету, ей уже было плевать и на Полину с ее закидонами, и на Кожину с ее истериками, и на Макс Макса с его манией величия. Пускай все они дружно провалятся в преисподнюю, она больше ни за кого переживать не будет, а тем более бегать за кем-то и кого-то искать. Она приехала сюда отдыхать, ходить по магазинам и любоваться готическими видами. Все! Больше никаких чертей и драконов. Сказки для маленьких.

С гордо поднятой головой вышла из туалета.

— Спасибо! — протянула она в пустоту полотенце.

Мужчина появился сразу же, словно из-под земли вырос.

— О! — заговорил он, слегка запыхавшись. — Как вы быстро. Стало теплее?

— Я, наверное, пойду.

— Там еще дождь. Посидите. — Мужчина говорил так спокойно, будто не сомневался, что Таня не откажет. — Сейчас будем пить кофе. Кстати, меня зовут Рява.

— Как? — смутилась Таня.

Задерживаться было неудобно. После всего пережитого, после такого вороха обид в душе — скорее бы к себе в номер, лечь в кровать и подумать, разложить все по полочкам. Но мужчина так любезен, что отказать невозможно. Опасности, о которой всегда предупреждает мама, от него не исходит. Незнакомец даже близко к Тане не подходил, о непристойности и речи не было. Человек, может, искренне предложил помощь мокнущей под дождем девушке, а она его сразу на фиг пошлет? Да и что может быть опасного в чашке кофе? Вот только имя какое-то…

— О! Мой отец был чудаком. Он назвал меня старинным эстонским именем — Рява. Оно было распространено до того, как эту землю завоевали датчане и принесли с собой свою веру. Считается, что старое название города Ревель произошло от этого имени — земля Рявы. Ну, или Ревы, — с усмешкой пошел он на уступку, хотя Таня и возразить не успела. — А вам, конечно же, рассказывали легенду о косуле и водили к ее памятнику? [9]

Таня кивнула. Хозяин галереи говорил неспешно, интонация его голоса увлекала. Он знал много интересного, может быть, даже больше Эдика.

Ненавязчиво Рява подвел Таню к небольшому круглому столику.

— Жаль, что здесь нет камина, он помог бы вам согреться. А кофе будем пить по-походному, из термоса.

Металлический термос был извлечен из-под столика. Верхнюю крышку Рява оставил себе, протянув Тане белую пластмассовую чашечку, которая в этой сложной конструкции прикрывала пробку. Во влажном после дождя воздухе разлился аромат кофе.

— А знаете, как раньше говорили? — хихикнул Рява, наливая Тане полную чашку коричневого напитка. — Пить чай — отчаиваться, пить кофе — продавать душу дьяволу!

Таня прыснула, чуть не пролив жидкость.

Рява налил себе и выжидательно глянул на гостью. Таня поняла, что теперь пришло время ей подавать реплику, чтобы поддержать светскую беседу.

— У вас здесь галерея?

— Да, проходят разные выставки, — как-то незаинтересованно буркнул хозяин. — Зато раньше, знаете, что было?

Таня огляделась. Огромная каменная комната. Прохладная.

— Может, склад?

— Был и склад. Но на самом деле это мельница!

Для мельницы тут много чего не хватало. Например, поворотной макушки с лопастями. Или, на худой конец, огромного колеса, через которое пробегает ручей. Ну, и конечно же, мельница должна быть деревянной.

— Знаю, о чем вы подумали!

Рява отставил чашку и придвинулся ближе. Таня только сейчас заметила, что хозяин галереи слегка косит на левый глаз. Взгляд невольно сбивался на уплывающий зрачок, Таня поймала себя на том, что невоспитанно пялится на человеческий недостаток, и смущенно посмотрела в чашку.

— Это была особенная мельница! Конная. Ее жернова крутили лошади. Правда, оригинально придумано?

— Первый раз о таком слышу, — пробормотала Таня.

— А еще говорят, что по ночам эту мельницу черти вертели.

— Зачем?

— Человеческие судьбы перемалывали, дракону, что живет в подземелье под башней, скармливали. Кузни с мельницами излюбленные места обитания нечисти.

Стало неуютно. Таня отпила кофе. Он был сладкий, с еле уловимым карамельным привкусом. И совсем не горячий, как казалось, глядя на веселый пар над коричневой поверхностью. Но тут напиток встал у нее поперек горла, и Таня чуть не подавилась. Мельница рядом с церковью. Странно это как-то. Подвалы, драконы… Чего это сегодня все про драконов да про драконов? Других разговоров нет?

А Рява между тем, мягко улыбаясь, рассказывал о мельнице, о том, как в восемнадцатом веке ее перестроили под склад, как появилась галерея.

— Но вы совсем не слушаете меня, — вдруг печально произнес Рява. — А знаете, у вас очень красивые волосы.

От внезапного комплимента Кудряшова смутилась, глаза ее невольно снова уперлись в зеркальную гладь напитка. В нем она увидела свое склоненное лицо, деформированный легкой рябью нос, упавший на щеку темный локон.

— Не переживайте, — негромко произнес Рява. — Все у вас будет хорошо. — И коснувшись Таниной головы, пропустил через пальцы воздушную прядь.

Танина шея налилась свинцом, голова стала неподъемной — настолько все это было неожиданным и страшным. Она тупо глядела в свою чашку, видела себя, видела, как шевелятся потревоженные чужой рукой волосы, но саму руку не видела.

— Ах, простите! — отодвинулся Рява, заметив Танино смущение. — Вы же знаете, что у нас очень любят, когда у девушек красивые волосы. Легенду про Линду слышали?

— Она камень в озеро уронила. — Не чувствуя себя от вновь накатившего страха, Таня вытащила из сумочки зеркало, глянула в него, словно хотела убедиться, что все так и есть — у нее действительно красивые волосы. Медленно развернулась, чтобы увидеть отражение Рявы.

На месте его не было. Кудряшова подняла глаза. Хозяин стоял в стороне.

— Все время прокалываюсь на ерунде, — прошептал он.

В дверь постучали.

— Эй! — Голос звучал приглушенно. — Есть кто? Откройте!

Рява шевельнулся. Таня вскочила, опрокидывая свою чашку. Кофе плеснулся на стол.

— Не подходите!

— Мне-то зачем подходить? — пожал плечами Рява, косясь на вяло текущий на пол коричневый ручеек. — Сама придешь, красавица!

В дверь ломились.

— Открывай!

Рява протянул руку к лужице на столе. Едва его пальцы коснулись кофе, как он исчез, растворившись в пролитом остатке. Ручеек потек быстрее. Звонче закапал на каменные плиты пола.

вернуться

9

Одна из версий названия города Ревель — это измененное словосочетание «Ре фал», что значит «косуля упала». Как-то король Вальдемар II охотился в окрестностях горы Тоомпеа и спугнул косулю. Чтобы не попасть под стрелы охотников, косуля взобралась на самую высокую скалу и сбросилась вниз. Все закричали: «Rehfall». С тех пор за этим местечком закрепилось имя Ревель, то есть место падения косули. Памятник косули в Таллине — дань памяти тому событию.