Большая книга ужасов 2012 - Воронова Анна. Страница 66

– А не связана ли эта причина с белокурыми локонами?

Я подскочил на месте и округлил глаза. Откуда она знает?!

– Вижу, связана. Ну, наконец-то, – подняв глаза кверху, произнесла старушка. – Долго же я это хранила… Мне есть что тебе рассказать. Как ты отнесешься к тому, чтобы зайти ко мне в гости и обсудить волнующую нас обоих тему?

– А как же больница? – удивилась Вита.

– Сегодня больница отменяется, – отмахнулась старушка. – Есть дела поважнее.

Вита сердито посмотрела на меня. Еще бы, теперь ее наверняка погонят в школу. Хотя, если разобраться, не будь она такой болтливой, я бы вряд ли заговорил с ее бабушкой. Последняя, впрочем, верно оценила ситуацию:

– Ладно, Витка, можешь сегодня пойти на свой каток. Но уроки чтоб выучила!

Теперь девчонка посмотрела на меня с благодарностью и, довольная, умчалась.

Глава VII

Призраки прошлого

Мы с Анной Ивановной, как звали старушку, пристроились на ее просторной кухне. Без предисловий, без чая или кофе, от которых я с порога отказался, старушка сказала:

– Значит, она объявилась снова… Что ты видел? А то вдруг вышло недоразумение, и я имела в виду не те локоны, о которых подумал ты.

Понимая, что больше мне помочь никто не сможет, я решился и в общих чертах пересказал некоторые события, начиная от освещенного окна в заброшенном здании и закончив вчерашним Машкиным превращением. И только о странной находке не стал ничего говорить, по-прежнему помня просьбу призрачной девочки. Старушка внимательно слушала, кивала и не перебивала. Когда я закончил рассказ, она спросила:

– И все же, чтобы не оставалось сомнений… Какое впечатление на тебя произвела незнакомка? Какими словами ты мог бы ее описать?

– В первую очередь – элегантность! – не раздумывая, выдал я. – Ну, она красивая, только мне не нравится. И злая.

– Значит, точно она, никакой ошибки. Охарактеризовал – в яблочко! Красивая и злая. Не знаю, поверишь ли ты, что эта красавица старше меня?

– Поверю, – развел я руками. – Я теперь уже не удивляюсь ничему. Машка называет ее ведуньей из Средневековья…

– Ведунья? Скорее настоящая ведьма! Даже не знаю, как ее назвать и человек ли она… Раз за разом возвращается она сюда, в эти места. Я впервые увидела ее в детстве, и она уже тогда была такой, как сейчас. Мужчины сохли по ней толпами, она пользовалась этим как хотела, но сама, поверь мне, любить не способна никого. Так вот, говорю, впервые я ее девчонкой увидела, это в тридцатые годы было. Приехала она, остановилась в гостинице. Моя бабушка, когда ее встретила, долго охала и крестилась, поминая нечистую силу, а потом рассказала, что видела ее еще до революции. Тогда эта ведьма тоже приезжала и устроила здесь неподалеку приют. Правда, потом его закрыли, там был какой-то скандал, вроде бы несколько детей погибли, бабушка не знала подробностей. Знала только, что владелицу приюта хотели арестовать, но она исчезла. В ужас бабушку привело то, что Амалия нисколько не постарела за сорок лет…

– Амалия? – переспросил я.

– Да, ее зовут Амалия, – кивнула Анна Ивановна. – Фамилия каждый раз другая, но имя остается прежним. Как и белокурые локоны. Я сразу бабушке не поверила, думала, она обозналась… Так вот, слушай. В тридцатые годы Амалия приехала сюда, и у нее сразу же появилось множество поклонников, в том числе один очень большой местный начальник, к которому она проявила чуть больше благосклонности, чем к другим. И конечно, вскоре обзавелась собственной квартирой неподалеку отсюда и стала заведовать школой-интернатом для сирот. Этот начальник бросил семью и, как мальчишка какой-то, ухаживал за ней, что все видели: то дорожку к ее дому усыплет розами, то оркестр под ее балконом серенады играет. И однажды снова случилась беда, о которой долго говорили шепотом. В интернате, которым она заведовала, ни с того ни с сего в течение нескольких дней умерло больше десятка подростков. И снова история повторилась – Амалию хотели арестовать, но она исчезла. А может, все же арестовали, время тогда было такое – исчез человек, и все делают вид, что знать ничего не знают, и все как и надо. Тогда я и поверила бабушке. Этот случай еще долго будоражил поселок, ходили рассказы один другого страшнее. Но через время шум поутих, а вскоре стало и вовсе не до того – началась война. Когда пришли оккупанты, они первым делом себе госпиталь устроили – там, где сейчас школа в нашем поселке. А потом вон те два здания высоким забором обнесли и сделали там лагерь для военнопленных.

– Два здания? – уточнил я.

– Ты слушай дальше, – сверкнула глазами старушка. – Вскорости снова объявилась Амалия! Как всегда, расфуфыренная до дальше некуда, она разъезжала в авто с комендантом лагеря, улыбалась ему, мило щебетала. Называла себя этнической немкой, болтала по-немецки, тут ей и имя сгодилось, и локоны эти белокурые. Мода тогда такая была… Так вот. Ездила, улыбалась, а потом вдруг комендант отдал распоряжение лагерь расширить, к нему присоединили шахтный двор, проделав в ограде боковые ворота и нацепив сверху колючую проволоку. Нас, местных женщин и подростков, согнали туда убрать территорию и сделать ремонт в здании конторы. Тогда со всех стен смыли побелку и покрасили в белый цвет. Амалия расхаживала там как барыня и командовала – на ломаном русском, с видом глубочайшего пренебрежения к нам. А когда ремонт был сделан, нас распустили по домам, но некоторых девчонок и мальчишек-подростков обратно не выпустили.

Позже стало известно – в этом здании проводят какие-то опыты, а к лагерю оно отношения не имеет, там хозяйничает Амалия. Собственно, узнали мы об этом от соседки нашей, Нинки, которая у немцев переводчицей служила, а сама, как потом оказалось, работала в подполье. Ей доводилось бывать и в лагере, причем она ухитрилась правдами и неправдами вытащить оттуда нескольких наших солдат. Не знаю, чего она немцам наплела, но их выпустили. Умная была девка, бедовая… Но хоть в лагере Нинка и бывала, а в то здание никому доступа не было, в нем, как говорили, под началом у Амалии трудились какие-то ученые. А наши мальчишки иногда из любопытства смотрели с террикона, что там происходит. И уверяли, что пару раз на рассвете видели, как в шахтном дворе, возле самого террикона, возникало голубоватое сияние, похожее то ли на льющуюся воду, то ли на дым. Думаю, будь у них бинокль, они много чего еще увидели бы, а так – слишком далеко. Моя бабушка тогда была еще жива, и когда она об этом сиянии узнала, то говорила, что нечто похожее наблюдали и когда-то давно, в прежние приезды Амалии. Говорила, что место там не простое и эта ведьма не зря его учуяла.

Ну так вот. Около года существовала эта тайная лаборатория, а в сорок третьем году фронт приблизился к городу вплотную, наши наступали, и немцам не до опытов стало. В один прекрасный день, точнее, ночь они, прежде планировавшие остаться здесь хозяевами, стали спешно собирать манатки. Я и тогда жила в этом доме, вся наша семья не спала, слыша шум с улицы. И хоть было страшно, любопытство пересилило, я украдкой вышла на улицу, спряталась за деревьями, хотелось знать – неужто и правда уходят? Вышла, вижу – ворота нараспашку, машины грузят, отъезжают. Я к калитке вернулась и смотрю из-за нее. Вдруг оттуда донеслись стрельба, крики, ругань. Я хотела в дом убежать, как вижу – бежит в мою сторону Нинка, которая переводчицей была. Увидела, что я из-за калитки выглядываю, и швырнула мне какой-то пакет, я поймала его на лету. А Нинка крикнула вполголоса: «Спрячь!» И побежала дальше. Через несколько метров ее настигла автоматная очередь, она упала, и я увидела немцев, которые за ней гнались… Меня, по счастью, не заметили. Едва ли не ползком я вернулась в дом… В ту ночь немцы уехали, а Нинку мы на следующий день похоронили.

– И что было в этом пакете? – нетерпеливо спросил я.

– Бумаги. Кое-какие записи секретной лаборатории.

– Ух ты!

– Сделанные, разумеется, по-немецки. Я хотела передать их ученым, пусть бы разбирались, что там и как. Но из любопытства решила прежде сама прочесть, чем же они в той лаборатории занимались. Я немецкий знала на школьном уровне, словарь у меня имелся, и в общих чертах поняла, что там происходило. А когда поняла – усомнилась, стоит ли это кому-то показывать. Там было сказано, что загадочное место в шахтном дворе и в самом деле непростое. Если верить записям, это тайный проход в некое скрытое пространство, которое Амалия называла Долиной Снов или Долиной Грез, оба названия фигурировали. О нем будто бы знали еще древние жрецы, которые умело пользовались этим знанием. А вот как – и когда! – о нем прознала Амалия, остается только догадываться. Как и о ее возрасте. Обычный человек там не пройдет, но ведьме многое подвластно… Эта долина обладает особыми свойствами и может наделить человека удивительными способностями – но может и принести ему беду. Вообще нехорошее местечко, как я поняла: если туда войти в одиночку, то выйти будет сложно. Сознание заблудится в видениях и снах, которые окружат его, для него сотрется грань между грезами, фантазией и реальностью. Разве что дети способны отыскать дорогу назад – детям вообще от природы дано больше, чем взрослым. Если только эти взрослые не знают кое-каких тонкостей этого вхождения. Амалия знала. Она брала с собой подростков и… в итоге выходила живая-невредимая, а они оставались там, точнее, там оставалось их сознание, а тела каким-то образом оказывались снаружи.