Капитан Крокус (все иллюстрации) - Кнорре Федор Федорович. Страница 33
— Оставайся с ними! — весело сказал Коко. — Переночуй на барже. А я, как только всех расквартирую, пойду сяду в автофургон и живо расправлюсь с ним!
— Я никогда не видел тебя за рулём. Опомнись! Разве ты умеешь управлять машиной?
— Не слишком! Но тем и лучше. Даже если не захочу, я обязательно её разобью вдребезги или опрокину в реку, а это-то нам и нужно. Оставайся! Всё будет в порядке!
Глава 25. ВЕЛИКИЙ СЫЩИК НАЧИНАЕТ ДЕЙСТВОВАТЬ
Накинув на голову пальто, Коко подбежал к мерзкой тюрьме на колёсах, вскарабкался на место водителя и поскорей захлопнул за собой дверцы. После этого он отряхнулся, поёжился и, потирая руки, стал разглядывать стрелки, рычажки и приборы, стараясь хоть немножко разобраться, что к чему.
Через минуту он воскликнул:
— Ага, теперь всё понятно!
Машина загудела, дёрнулась с места задним ходом и чуть не вломилась в забор.
Коко остановил машину, нахмурился и осторожно стал тянуть рычажки в разные стороны, нажимая по очереди педали и стараясь больше не попасть на задний ход.
Неожиданно машина послушалась: дёрнулась сильным рывком вперёд и помчалась по пустырю.
— Только и всего! — самонадеянно воскликнул Коко и увидел прямо перед собой обрыв высокого берега над рекой.
Он едва успел отчаянно крутануть руль в сторону и услышал, как шлак и комья земли посыпались из-под самых колес с обрыва.
Машина мчалась, подпрыгивая на холмиках, ныряя в низинки, со свистом разбрызгивая громадные лужи, а Коко нисколько не мешал ей мчаться полным ходом, только иногда слегка помогал ей объехать сторонкой слишком уж глубокую яму.
— А я-то, признаться, думал — это трудно! — захохотал Коко и начал насвистывать весёлую песенку. — А оказывается, она едет почти что сама, только не надо ей мешать ехать куда хочется!
Машине захотелось выскочить на автостраду, и она прямо туда и выскочила. Тут помогать ей справляться с дорожными препятствиями стало ещё легче, и Коко начал управлять одной рукой.
— Всё идёт отлично! — подбадривал он себя. — Теперь мне нужно только утопить эту машину в первой же встречной речке, и тогда я могу идти домой… Ага, вот и река!.. Мост! Вот она, самая середина. Теперь крутой поворот руля. и… — И он благополучно проехал по мосту.
Не то чтобы руль не послушался его руки, но рука не послушалась его головы! Одно дело — знать, что нужно утопить машину, чтобы скрыть все следы, другое дело — шлёпнуться вместе с машиной с высокого моста в тёмную воду.
Следующий мост проскочил мимо с такой быстротой — просто мелькнул и остался позади, так что Коко и опомниться не успел!
— Ну, погоди у меня! — яростно стиснув руль, заорал Коко. — Так ты, оказывается, струсил! Даже вспотел от страха? (Он действительно слегка вспотел.) Тебе жарко? Сейчас ты у меня проветришься, когда будешь лететь с высоты в прохладную водичку!
И он несомненно выполнил бы своё отчаянное решение, если бы случайно не взглянул на прибор, с полной точностью показавший, что он проехал с начала своего сумасшедшего путешествия уже двадцать миль. Двадцать миль — это всего несколько минут на машине, но целый день ходьбы пешком. Конечно, если ему придётся идти обратно!
Новый мост приближался, надвигался, летел навстречу машине. Коко решился на всё. Но топать обратно целые сутки пешком в ночных туфлях под дождём!.. И он благоразумно решил осторожно повернуть машину, чтоб утопить её где-нибудь поближе к дому.
Он нажал по очереди на несколько педалей, одна из которых несомненно была тормозом, плавно повернул руль, и ему представилось, что он совсем маленьким мальчиком катается на карусели, сидя на деревянной лошадке, а карусель вертится всё быстрее!..
Плохо прикрытая дверца распахнулась, и Коко вылетел с деревянной лошадки в темноту, в то время как чёрный фургон, продолжая вертеться, пробил перила моста и с громким всплеском рухнул вверх колёсами в реку.
— Прощайте, мои милые! — прошептал Коко, чувствуя, что летит куда-то вдаль.
Перед ним мелькнуло в последний раз мужественное усатое лицо Капитана Крокуса, растерянная мордочка осиротевшего Персика, славные лица ребят, львы, ёжики…
Почему-то особенно много ёжиков с длинными гибкими иголками! Он лежал на ежиных иглах и тихонько покачивался, не шевелясь, зажмурясь и даже кротко улыбаясь, хотя его покалывало со всех сторон.
Наконец он открыл глаза и понял, что лежит, слегка покачиваясь после падения, на ветках густых прибрежных кустов.
Посреди реки ещё расходились круги от утонувшего фургона.
Коко пошевелился и начал потихоньку выбираться из чащи. Весь исцарапанный и слегка ошеломлённый, он встал наконец на ноги и тихонько поплёлся к автостраде, с которой только что совершил такой удачный полёт.
В темноте он споткнулся о какой-то холмик и упал. Это была огородная грядка. Нащупав пышный морковный хвостик, он выдернул морковку, стряхнул с неё землю и задумчиво сунул в рот, вспомнив, что это любимое лекарство Персика для ободрения в тяжёлые минуты жизни.
Через минуту он уже бодро шагал к дому, усмехаясь и пожимая плечами:
— А ещё болтают, что с этими новейшими автомобилями трудно управляться! Ха!..
В тот самый момент, когда фургон пускал свои последние пузыри со дна реки, великий сыщик Тити Ктифф принялся распутывать нити преступления.
Он преспокойно закурил трубку и, пуская струйки дыма к потолку дежурной полицейской комнаты, стал дожидаться каких-нибудь интересных сообщений. Вскоре полицейские сыщики сообщили, что видели живого кролика, пробежавшего через площадь, и Тити сказал: «Ага!»
Четыре кошки, задрав хвосты, галопом промчались по крышам. Тити Ктифф сказал «ага-га» и приподнял бровь.
Была замечена настоящая живая собака, метавшаяся по улицам.
Великий сыщик сорвался с места и через минуту уже мчался в бесшумной полицейской машине туда, где была замечена собака. Он очень скоро её догнал и, не выпуская её из виду, осторожно стал за ней следить.
Собака перестала метаться. Она нанюхала правильную дорогу и понеслась во весь дух. Она мчалась, но мчалась очень медленно, потому что не умела быстро. Скоро она привела своих преследователей к бедному домику на окраине. Здесь всё было очень старое. Не просто старое, а старинное старое. Четыре потрескавшиеся стены, казалось, устали поддерживать просевшую посередине крышу. А может быть. именно крыша-то и не давала усталым стенам улечься на покой, разом развалившись на все четыре стороны.
Зато ветхому заборчику валиться было некуда, так он был со всех сторон плотно окружён высоченными стенами многоэтажных домов.
Собака подскочила к двери, призывно тявкнула, заскулила, и через минуту дверь скрипнула, и на крыльцо выглянули двое старичков с испуганными лицами.
Лампочка над их головами зажглась, и теперь Тити Ктифф мог хорошенько разглядеть собаку. Никогда он не видел такой некрасивой собаки. Трудно было даже сказать с уверенностью, какого она цвета. Похоже было, что её зашпаклевали и загрунтовали, а покрасить позабыли, отчего она так и осталась не то желтоватая с сероватыми пятнами, не то сероватая с желтоватыми.
Старичок, увидев собаку, затрясся от бешенства, затопал ногами, затряс кулаками:
— Пошла отсюда, гадина!.. Убирайся, откуда пришла, мерзкая! Напрасно несчастная зашпаклёванная собака юлила всем своим нескладным длинным телом и толстым облезлым хвостом, умоляя и радуясь, и взвизгивая, и унижённо ласкаясь! Старичок свирепел всё больше, он даже замахивался носовым платком и ногой в мягкой ночной туфле, так что собака, припав к земле, в страхе зажмуривалась.
— К хозяевам своим убирайся, мерзкая механическая тварь! — топотал старичок. — Вот принесу топор и изрублю всю твою механику, фальшивая тварь! Не смей притворяться, поддельная душонка!