Капитан Крокус (все иллюстрации) - Кнорре Федор Федорович. Страница 40
— И они устроили пир! — в восторге закричал Ломтик.
— Здорово! — воскликнул Пафнутик. — Вот это ловкий ход, ничего не скажешь! Это почище ценных бумаг!
И тут Коко впервые очень внимательно на него посмотрел и подумал: «До чего странный мальчик!.. Жалкий и странный!»
Сказка кончилась, и Коко спросил:
— Всё запомнили?
— Всё-о!
— Надолго?
— Насовсем!
И Коко, вытирая пот со лба, с облегчением подумал: «Ну, будь что будет, а ещё одна сказочка надёжно припрятана!..»
Глава 30. ТАКАЯ УЖАСНАЯ, ЧТО ЕЙ И НАЗВАНИЯ НЕТ
оздней ночью, когда ребята давным-давно разбежались с пустыря, притихли в своих болотцах лягушки и все звери, от львов до самого маленького крольчонка, сопели во сне, свернувшись в отсеках железной баржи, Коко осторожно спустился с откоса крутого берега, прошёл по причалу и три раза тихонько кашлянул.
Капитан Крокус выглянул из окошечка своей маленькой железной каютки, где он теперь проводил все дни и ночи, вышел на палубу и спустил для Коко длинную доску — сходню.
Тяжело пыхтя, Коко прошёл в каюту и осторожно сложил в углу кипу обгорелых листков сказочных книжек.
— Бедные сказки! — сказал Капитан Крокус, бережно разглаживая листки. Вас арестовывают и казнят, точно страшных преступников… А ты сегодня опять что-нибудь рассказывал ребятам?
— Конечно, рассказывал. Каждый вечер мне удаётся спасти две-три сказки. Иногда только одну, если она длинная. Сегодня была длинная. Вот эта, про старого дракона, молодого короля и девушку Рваный Халатик. Я её порядочно подзабыл, так что пришлось, может быть, кое-что и приврать, но, мне кажется, сказки на это никогда не обижаются, если делаешь это от чистого сердца… Ведь правда?
— Мне тоже так кажется. А как себя чувствует наш дедушка?
— Он скучает, но здоровье лучше: постоянное сидение перед огнём камина ему идёт на пользу… И он ужасно любит мне почёсывать макушку. Если так пойдёт дальше, определённо прочешет мне хорошую лысинку!.. Как ты тут на барже? Сидишь себе, как на ковчеге, битком набитом всяким зверьём, и чувствуешь себя как Ной? Помнишь старую легенду о том, как Ной спасался вместе со всякой скотинкой и зверятиной от наводнения на кораблике собственной конструкции, под названием «Ковчег»?
— За Ноем не охотилась полиция! — грустно улыбнулся Капитан. — Но я, пожалуй, чувствую себя немножко Ноем.
— И я сейчас тоже, — жизнерадостно объявил Коко. — Только мы оба отличаемся от старика тем, что сидим и не ноем, верно?
— Ныть и жаловаться никчёмное занятие. Но на что мы можем надеяться, как ты думаешь?
— Если б я знал на что, я бы с утра до ночи всё время только бы на это и надеялся. И чувствовал бы себя отлично. Но, откровенно говоря, я совершенно не могу придумать, на что бы это нам начать надеяться, а?
— Да, старина, — сказал Капитан Крокус. — Дела правда плоховаты, и на ум мне приходят странные вещи. Я вдруг начинаю вспоминать молодость и даже детство, когда я был маленьким, и я задаю себе вопрос: не зря ли я прожил жизнь?
Коко сокрушённо покачал головой:
— Знаешь, я неисправимо легкомысленный тип! На уме у меня всё больше разные глупые смешные истории, значит, мне гораздо легче приходится в тяжёлое время, чем тебе… Во-первых, мы ещё не прожили, а постараемся ещё пожить. Но всё равно, мы прожили не зря. Ты только вспомни: дети! Как они любили тебя, пугались, сочувствовали, восхищались твоей храбростью и твоими львами! Не стану прибедняться, меня они тоже любили. Тайные заседатели из Совета Многоэтажников со своим генерал-болваном знают, что делают, когда хотят нас уничтожить. Ведь мы учили ребят храбрости! Ты учил смотреть в глаза львам! А я, смешной, доверчивый, неловкий, беспомощный, у них на глазах побеждал всех самых сильных, жадных и хитрых! И я обливал их водой!.. И когда у меня победоносно зажигался красным светом нос и коварные враги взрывались на собственной бомбе, дети захлёбывались от восторга, хохотали и кидали моему Персику яблоки на арену! Как они смеялись! И как они радовались, что смешные, слабые и добродушные торжествуют над злыми и сильными! Не-ет, мы с тобой, видно, стали очень опасными людьми в нашем городе! Ужасно опасные! Это наполняет моё сердце гордостью!..
Мимо старой баржи, привязанной к причалу, с музыкой гордо прошло большое, яркое освещённое судно, на палубе которого танцевали пассажиры.
Старую баржу качнуло несколько раз на волне, в капитанской каюте слабо засветились стёкла разбитых приборов, и тень штурвального колеса легла на стенку.
— Старушка, кажется, не прочь ещё поплавать! — сочувственно заметил Коко. — Когда нас вот так покачивает, кажется, что ты на настоящем корабле и вот-вот уплывёшь куда-то…
Они помолчали, глядя на качающиеся столбики разноцветных огоньков, отражённых в воде.
— Мне тоже вспоминаются последние дни детства и моя мама, — мечтательно проговорил Коко. — Так и вижу её в коротенькой розовой юбочке с блестками, как она танцевала на толстой белой лошади. В холодные ночи она укрывала меня целой кипой розовых и голубых юбочек и рассказывала мне, как я вырасту и сделаюсь страшно знаменитым музыкантом… Смешно…
— Ни капельки! — строго отрезал Капитан Крокус. — В самом деле: кто лучше тебя умеет играть на одной струне, колокольчиках и сковородках? Или на такой вот малюсенькой скрипочке… На обыкновенном рояле всякий сыграет, это не штука!
— Ну, мама как раз думала о другом. Она мечтала о том времени, когда не сможет уже больше танцевать на спине лошади и станет старушкой. И тогда она будет приходить на мои знаменитые концерты, и все люди будут восхищаться; до чего я быстро и громко играю на самом большом рояле, а она будет сидеть в первом ряду и гордиться, что у неё такой сын!..
И вот однажды какой-то недотёпа из публики для смеху взорвал хлопушку под самым носом у лошади, напугал её так, что она отскочила в сторону, и мама упала и не могла подняться, и тогда клоуны подхватили её и, хихикая и показывая рожи публике, поскорей унесли на руках. Прежде чем за ней закрылся занавес, она улыбнулась, сделала ручкой «комплимент» публике. И она больше не открывала глаз до самого конца и не могла говорить и только кончиками пальцев — я как сейчас чувствую, до чего они были тоненькие и холодные, — всё время вытирала мою мокрую щёку под глазом… и всё…
— Только не расстраивайся, — умоляюще пробормотал Крокус. — Ведь я всё это знаю и даже помню твою маму, такую тоненькую… в розовой юбочке с блёстками. Она была такая молоденькая.
— Очень молоденькая, и это мне больше всего обидно. А ей так хотелось побыть хоть немножко старушкой, но не пришлось… Она так и осталась моей молоденькой мамой, танцующей в своей юбочке на толстой белой лошади. И это так странно думать, что я сейчас почти на двадцать лет старше своей мамы, правда?
Коко, всхлипнув, засмеялся, и, смеясь, всхлипнул, и тихо вздохнул.
— Да… — задумчиво сказал Капитан Крокус, тихонько сжав плечо друга. — А толстая белая лошадь скоро умерла. От горя, что некому было больше на ней танцевать.
…Пришло время расставаться. Коко встал и, пожав руку Капитану, на цыпочках вышел на палубу.
В тот момент, когда Коко уже начал спускаться по доскам на причал, Капитан его окликнул и догнал.
— Возьми, — сказал он, протягивая один из своих пистолетов. — Тебе теперь может пригодиться.
Коко кивнул и неловко заткнул большой пистолет себе за пояс, как это делали в старину разбойники, и осторожно стал пробираться в темноте вдоль берега, а затем, цепляясь за кусты, карабкаться вверх по крутому обрыву.
Какая-то странная маленькая фигура мчалась ему навстречу сверху, волоча за собой шлейф. В следующее мгновение они столкнулись, и Коко узнал обезьяньего дедушку. Что-то несвязно лопоча, он тряс Коко, ухватившись за рубашку на груди, выходил из себя, видя, что тот ничего не понимает, чем-то старался его напугать, предостеречь и в конце концов как сумасшедший запрыгал на одном месте, путаясь в длинном пледе, свисавшем ему ниже пяток.