Мето. Остров - Греве Ив. Страница 1

Ив Греве

Мето. Остров

Глава I

Это была жестокая битва. Она напоминала затянувшуюся игру в инч, кровавый бой без правил, ставкой в котором была жизнь. Гигантская свалка, где крики участников почти перекрывали свист пуль.

Внезапно меня пронзила боль, я пошатнулся и упал. Чужие руки с силой втолкнули меня в какую-то нору. Нора была узкой, и это замедлило мое падение, но все же не настолько, чтобы остановить его. Я упал на самое дно, инстинктивно обхватив голову руками, и тяжело ударился о землю. С трудом забился я в узкую щель в дальнем углу, чтобы больше не слышать стонов моих товарищей и их врагов. Я хотел затаиться, но тут меня пронзила острая боль. Слезы хлынули у меня из глаз, я разодрал на себе доспехи для инча, успел увидеть зияющую на животе рану и провалился в забытье.

Меня, должно быть, куда-то оттащили, и я не узнаю той норы, которую уже счел своей могилой. Теперь я в более просторной пещере. Стены ее испещрены непонятными письменами. В нескольких метрах от меня горит свеча. Такое ощущение, будто на моем животе сражаются полчища злобных насекомых и их острые панцири ранят меня. Тело мое искромсано, и я, наверно, умру. Я хочу умереть. Боль невыносима.

Но я здесь не один. В полумраке кто-то шевелится. Человек склонился так низко, что его руки почти касаются земли. Он облачен в просторное одеяние из легкой ткани, которое реет как флаг. У него длинные волосы — должно быть, он многие годы не стригся. Я подаю голос:

— Эй! Я проснулся! Можно мне попить?

Снова тишина. Я уверен, что незнакомец притаился поблизости и наблюдает за мной.

Я снова принимаюсь звать, зову несколько минут, никто не откликается. Я уже сомневаюсь, что видел человека. Резь в глазах, и снова полная тьма.

Меня опять куда-то переместили: теперь я ощущаю приток свежего воздуха. Вокруг снуют какие-то существа, но ко мне не приближаются. Они перешептываются, я пытаюсь открыть глаза — и не могу! Веки будто склеены, и для большей надежности на глаза наложена повязка. Наложена небрежно, и край моего правого уха загнут. Мне страшно, я пытаюсь привстать, но оказывается, что я привязан на уровне шеи к лежанке. Придется потерпеть и не вертеться, иначе задохнусь. Другие веревки стягивают мне грудь, щиколотки и запястья. Боль в животе все еще терзает меня, но все же она стала слабее.

Передо мной снова всплывают картины битвы и обезумевшие лица друзей. Почему они не со мной? Может, я потерял их навсегда? Если я единственный, кто выжил в той бойне, то меня до конца дней будет мучить чувство вины за то, что не погиб вместе с ними.

Я не выдерживаю и кричу:

— Да ответьте же, наконец! Я хочу видеть свет!

Приближается звук шагов, а вместе с ним — крепкий запах давно не мытого человеческого тела. Вот какой-то человек склоняется надо мной, и я чувствую его дыхание.

— Малыш Мето, кажись, очухался. Надо предупредить Первый Круг.

— И спросить, разрешается ли ему открыть глаза, — добавляет второй голос.

Голоса мне незнакомы, и я отваживаюсь спросить:

— Кто вы? Где мои друзья?

— Ну-ну, не спеши, Мето. Тебе придется подождать. Нам не разрешено разговаривать с тобой. Потом — дело другое. А сейчас замолчи и постарайся стать невидимкой.

Они ушли. Почему они не отвечают на мои вопросы? Должно быть, не доверяют мне. Покидая Дом, я был уверен, что Рваные Уши примут нас с распростертыми объятиями. Мы пошли на огромный риск, чтобы присоединиться к ним… Они назвали меня по имени, и я наверняка нахожусь в их логове; среди них, несомненно, есть знакомые лица, а в старые времена кое-кто из старших мне симпатизировал. Кто их главарь? Я его знаю? Что они скрывают и почему заклеили мне глаза?

Проходят долгие часы, и все время я слышу чьи-то голоса. Мне не удается разобрать слов, люди перешептываются, не повышая голоса. Кто-то подходит и с силой давит мне на перевязанный живот. Думаю, он просто хочет услышать мои стоны. Я стискиваю зубы. Не дождется.

Мало-помалу голоса удаляются. Кажется, люди теперь толпятся где-то в отдалении. Я слышу приглушенный рев, он постепенно нарастает. До меня доносится сиплое дыхание. Кажется, будто дерутся хищники. Что там творится? Может, они устраивают звериные бои?

Мысли мои начинают путаться, я засыпаю.

Меня разбудили, всунув в правую руку маленькую теплую флягу. Поскольку веревки на одном запястье мне сняли, я могу отвернуть пробку и поднести горлышко к губам. Это рыбный суп, в котором попадаются кусочки овощей. Я не слишком голоден. В моем горизонтальном положении я вынужден всасывать пищу очень медленно и тщательно ее пережевывать, прежде чем проглотить. Еще мне приходится перед каждой новой порцией делать глубокий вдох. Я вспоминаю порядки в Доме, где принятие пищи было расписано с точностью до секунды. Суп на вкус пресноват, но мне приятно ощущать, как теплая жижа бежит по пищеводу. Я жду возвращения того, кто обо мне позаботился и принес поесть.

Жду я долго. А может, и он тоже ждет — ждет той минуты, когда я засну?

Но вот я слышу какой-то шорох. Неожиданное прикосновение. Мне дают в правую руку холодную флягу взамен старой. Я робко заговариваю:

— Спасибо. Подожди! Пожалуйста! Меня зовут Мето. А тебя?

Ни слова в ответ. Человек убегает — наверно, чтобы уклониться от любых разговоров. Мне очень хочется заговорить с людьми, чьи шаги я слышу весь день поблизости. Но вспоминаю данный мне совет: не торопить ход событий. Нужно, чтобы обо мне забыли, тогда потом со мной будут ласковей и позволят увидеться с друзьями, если те еще живы.

Я уже довольно долго не сплю. Не думаю ни о чем, кроме приступов острой боли, которые то и дело накатывают, всякий раз неожиданно. Если боль нарастает, я стараюсь дышать размеренно и жду, когда приступ пройдет.

Пытаюсь отвлечься. Думаю о товарищах, которых мне так не хватает. Стараюсь представить поочередно их лица, удержать их в памяти. Вот Марк, самый близкий мой друг, которому я поклялся быть верным до смерти, хотя никогда не говорил этого вслух. Я всегда старался защитить его, но зачастую лишь создавал лишние проблемы. Он не раз думал, что я пропал или даже погиб. Марк вообще очень беспокойный. За несколько недель до бунта я почувствовал, что мы отдалились друг от друга, как раз перед тем, как ему назначили один день холодильника. Там он осознал, что страх опасности подчас мучительней самой опасности, и что преодолеть можно очень многое. А вот Клавдий, наш вожак и мой главный боевой товарищ, первым понял, что можно что-то изменить. Я только однажды видел, как его лицо утратило обычную невозмутимость. Это случилось за несколько часов до нашего побега, когда он узнал, что Нумерий убит и люди из Дома используют его тело, чтобы нас запугать. Вот Октавий, мягкий и мечтательный, который всегда больше заботится о товарищах, чем о себе. Он лишился среднего пальца на руке, отморозив его в холодильнике, потому что мысли его частенько витают далеко от самого важного: от того, чтобы попросту выжить. И, наконец, Тит — напористый и стремительный. Его энергия придавала нам уверенности — и в то же время пугала нас. Он говорил об убийстве врагов так спокойно, будто лишить человека жизни — нормальное дело, обычная работа. «Мне кажется, что я часто делал это и раньше», — признался он мне однажды.

Я то просыпаюсь, то засыпаю — всякий раз ненадолго, но глубоко. Вот снова обнаруживаю у себя в руке флягу — которую мне незаметно подсунули, пока я был в отключке. Тот же суп, что и вчера. Ем очень медленно, потому что заняться больше нечем. Где мои друзья, мои братья? Что станет со мной без них?

Пытаюсь вспомнить последние минуты, что мы были вместе, перед тем как меня затолкнули в подземную дыру.