Сказочные повести. Выпуск седьмой - Сахарнов Святослав Владимирович. Страница 17
— Прекрасно, но что это за пять бесстрашных сердец? — сказал Галчонок. — Ну я, ну мама, ну, наконец, мальчик…
— Эй, дяденька! — закричал Митька. — Как вас зовут? Спойте-ка нам еще что-нибудь! Как бы нам до вас добраться?
— Эй, мальчик! — закричал в ответ Трубочист. — А тебя как зовут? Спой-ка мне что-нибудь! Как бы мне до тебя добраться?
— Эхо, — высунувшись из Митькиного кармана, испуганно пробормотал Галчонок.
— Послушайте, я вас серьезно спрашиваю! — снова закричал Митька. — Как вас зовут? Нам это нужно знать, потому что мы, понимаете, ищем одного дяденьку вроде вас.
— Если вы ищете Веселого Трубочиста, — возразил Трубочист, — стало быть, вы ищете меня, потому что я последний Веселый Трубочист в этой стране.
— Веселый Трубочист?! — закричал из Митькиного кармана Галчонок. — Не может быть! Какой необыкновенный случай!
Он так удивился, что чуть не выпал из кармана, и старой маме пришлось клюнуть его в лоб, чтобы немного привести в чувство.
— Веселый Трубочист, привет и привет! — торжественно сказал Митька. — Привет от вашего старого друга Карла. Привет от ваших новых друзей. Ну-ка, киньте мне вашу веревку! Благодарю вас!
И он на лету поймал веревку, которую бросил ему Веселый Трубочист.
Раз-два! Он привязал веревку к трубе и перебрался на соседнюю крышу. У него, как известно, было бесстрашное сердце.
У Галчонка тоже было бесстрашное сердце, хотя он и дрожал в Митькином кармане как осиновый лист. А про Галку нечего и говорить, — ей ничего не стоило перелететь с крыши на крышу.
— В общем, так, — сказал Митька. — Как известно, мою сестренку похитил некто Кощей. Она сидит за тремя дверьми, и каждую ночь один из Кощеевых братьев рассказывает ей самые страшные истории в мире. Правда, она оказалась довольно храброй, но все-таки я очень боюсь, что в конце концов она просто сойдет с ума от страха. Все-таки она — девочка, этого, товарищи, нельзя забывать. Ее сторожат три собаки, которые подохнут, если назвать их по именам. Ваш друг Карл открыл нам первое имя. Теперь, Веселый Трубочист, дело за вами. Скажите нам, как зовут вторую и третью собаку.
Веселый Трубочист был действительно очень веселый. Больше всего на свете он любил посмеяться. Как-никак он был последний весельчак в Кощеевой стране, и его иногда за плату приглашали в богатые дома — просто послушать, как он смеется.
«Жалко мне эту девочку, — подумал он. — И мальчик очень милый. Как ловко он перебрался по моей веревке с крыши на крышу! Из него вышел бы превосходный трубочист. И подумать только, как он любит сестру. Помогу-ка я им. Правда, если я им помогу, меня, пожалуй, повесят. Но ведь, если я им не помогу, я все равно умру от стыда, что не помог двум прекрасным детям из прекрасной страны, которую я так уважаю».
— Ладно, — сказал он. — Слушайте!
Вот что он рассказал:
— Однажды я чистил печи в Кощеевом дворце. Я спустился по трубе в огромный камин и вдруг увидел Кощея. Вы думаете, я испугался? Ничуть! Он сидел перед зеркалом и красил усы. Вдруг он закричал: «Гнор!» И собака примчалась. Это был жирный пес, который сел у Кощеевых ног, положив голову на два столба застывшей ядовитой слюны. Вы понимаете, я выскребывал ложкой сажу в камине, а Кощей решил, что это скребется за дверью собака. Гнор — вот как ее зовут, не будь я Веселый Трубочист. Ее зовут Гнор!
— Спасибо, Веселый Трубочист. — Митька протянул ему руку.
— Теперь нам осталось узнать только третье имя.
— А третье имя знает Щука, — сказал Трубочист.
— Скажите, пожалуйста! — закричал из кармана Галчонок. — Это та самая Старая Щука, о которой вы только что пели?
— Милый, милый, — растроганно сказала Галка. — Удивительно умный ребенок!.. Ну конечно, та самая. Она живет в речке Шпрот и сторожит печной горшок. Моя племянница рассказывала мне эту историю. В горшке лежит яйцо, а в яйце — уголек.
— Правильно! — сказал Трубочист. — Но если бы это был простой уголек, пожалуй, его и не стоило бы сторожить.
— Что же это за уголек? — спросил Митька.
— В этом угольке — Кощеева смерть.
— Где же находится речка Шпрот? — спросил Митька. — И как бы нам повидать эту Щуку?
— Друзья мои! — вскричал Трубочист. — Вы ничего от нее не узнаете. У нее ужасный характер. Недаром Кощей поручил ей такое важное дело. На днях он съел за обедом ее щуренка. Представьте себе, она не сказала ни слова!
— Она напишет нам третье имя хвостом на воде, — сказал Митька. — Не может быть, чтобы она любила Кощея!
Митька в Кощеевом дворце
Вы, может быть, думаете, что им пришлось очень долго искать Старую Щуку? Ничуть не бывало! Когда они пришли к речке Шпрот, Щука плавала у самого берега. К сожалению, она плавала брюхом вверх. Она подохла.
Это было так неожиданно, что Галка, которая за триста лет видела не одну дохлую щуку, не поверила глазам и подлетела к щуке поближе, чтобы взглянуть ей в лицо. Да, это была она!
«Все кончено», — подумала Галка. Она не сказала этого вслух, чтобы не особенно огорчать Митьку. Но все кончено, это совершенно ясно! Третье имя Щука унесла с собой в могилу, а печной горшок остался на дне реки.
— Спокойно, товарищи, — сказал Митька и вытащил из кармана Галчонка. — Щука, очевидно, подохла. Ну что ж! Попробуем обойтись без Щуки, тем более что она, как дохлая, нам уже не может помочь. А пока посидим на берегу и пообедаем вот этим яблоком. У меня есть яблоко, если Галчонок его еще не съел.
Он вынул яблоко и разделил его на четыре части. Ого, как это было вкусно!
«Гарт и Гнор, — думал Митька. — И третье имя на ту же букву. Может быть, просто Гав-Гав? Едва ли!»
Он доел яблоко и встал.
— Решено, — сказал он. — Веселый Трубочист, у меня к вам просьба. Возьмите из вашего мешка немного сажи и вымажьте мне лицо.
Вот так раз! Даже Веселый Трубочист удивился, хотя ему-то уж не в диковину были запачканные лица. Не удивилась только Старая Галка. Впрочем, ей некогда было удивляться, потому что Галчонок в эту минуту подавился мухой. Он разинул рот, услышав Митькину просьбу, и в рот влетела муха.
— Вымажьте мне лицо сажей, — твердо повторил Митька. — Я хочу быть похожим на вас. Понятно?
Веселый Трубочист засмеялся.
— Понятно, — сказал он и в одну минуту вымазал Митьку сажей.
Для большего сходства он насыпал сажи ему за шиворот, за пазуху и в штаны. Это было не очень приятно, но Митька не сказал ни слова. Недаром у него было отважное сердце.
— А теперь, — сказал он, — у меня к вам еще одна просьба. Дайте мне вашу метлу, веревку и большую ложку.
— Я все поняла, — сказала Галка. — Счастливого пути!
— Спасибо, бабушка, — отвечал Митька. — Не поминайте лихом.
— Мама, — с ужасом спросил Галчонок, — куда он идет?
Зачем он намазался сажей?
Галка молчала. Она, разумеется, не плакала — хотя бы потому, что птицы вообще не плачут, но все-таки украдкой сморгнула слезу.
— Товарищи, без слез, — строго сказал Митька. — Желающие могут проводить меня один или два квартала. Веселый Трубочист, почему вы такой невеселый? Ведь вы, кажется, говорили, что вы — последний весельчак в этой стране! Ну-ка, на прощание, спойте нам вашу песню: