Портрет неизвестной в белом - Чудакова Мариэтта Омаровна. Страница 11

– Помочь вам чем-нибудь? – солидно спросил Фурсик.

– Да вот, к «Библиотеке Ленина» мне надо – никак не пойму, как доехать-то.

Фурсик посоветовал ей перейти в середине зала на «Охотный ряд» и побежал дальше. За ним увязался какой-то долговязый дядька.

– Неправильно! – сказал дядька убежденно. – Ей вот сюда надо было идти.

– Почему? Там перейти короче.

– Так там в горку! А здесь – под горку.

Фурсик напрягся и представил себе длинный переход, на который послал бабку.

– Да, наверно… Маху дал. Ей вообще, наверно, лучше было на эскалаторе ехать.

На эскалаторе Фурсик попробовал было идти, но ступенек через сорок пришлось остановиться: левый проход был забит. И что интересно – опять двадцать пять! Четыре парня (он посчитал) один за другим поднимались перед ним. Натолкнулись на затор – и все один за другим остались стоять слева, а не справа!

Фурсик-то, конечно, встал справа, найдя свободную ступеньку. Стоял и смотрел на этих парней.

Они точно так забили сейчас проход, как те, что только что помешали пройти им… Дураки, что ли? Фурсик в который раз не мог понять – ну чего тут не ясно-то, а? Ведь вот именно так и забивается путь. А как еще-то? Ну раскиньте мозгами-то чуток, как прабаба говорит. Вот мы шли-шли, и нам помешали пройти. Так? Теперь мы встали слева – и затор удлинился! Кто-то торопится – а пройти опять не может. Так или нет, я вас спрашиваю?

Выход один – справа вставать! «Стойте справа – проходите слева!» – слышали в метро такие слова?

Почему не встают справа – он в толк взять не мог: его голова по-другому была устроена. «Может, думают – ага, мы не смогли пройти, ну и вы не пройдете! Да вроде не похожи с виду эти четверо на таких…»

Так и не решив задачки, сошел Фурсик с эскалатора. А тот дядька, оказывается, не отстал, а все шел и шел рядом с ним. Все объяснял, насколько выгодней для бабки была бы эта дорога. Ну что теперь делать-то? Догонять бабку? Так она уже села, наверно, в вагон и уехала к «Библиотеке». Фурсик не мог понять, чего дядька не отцепляется от него – дел, что ли, своих нет? Уже бубнит что-то не очень понятное.

Вдруг дядька сказал:

– А Дума сегодня не работает.

Сказал с грустью. И Фурсик сразу с каким-то даже облегчением понял, что это просто ненормальный. Он, наверно, и шел-то от Думы – хотел туда, видно, попасть… (Для не москвичей поясним: Государственная Дума России расположена в двух шагах от Театральной площади.) Фурсик ускорил шаг и быстро оторвался от дядьки. Дел – невпроворот. Он знал, что Женя уже подъезжает к Омску и тянуть резину не приходится.

Глава 14

В метро. Руслан

Портрет неизвестной в белом - i_16.png

Качало, как в лодке, и кто-то тряс его за плечо. Но не хотелось просыпаться. Во сне подходила мама, склонялась над кроваткой, улыбалась, подтыкая одеяло. Он наконец сел, покачиваясь и поеживаясь со сна. И сразу стало холодно. Правда его кто-то тряс или это приснилось – он так и не понял. С трудом ворочая затекшей шеей, стал осматриваться. Рядом с ним на дерматиновом сиденье было влажное пятно. Он напряг голову. Вялая голова ему подсказала, что это как-то связано с холодом, разливавшимся по телу. Тогда он понял, что он в мокрых брюках. От них-то и шел холод. Но в то же время в брюках сохранялись остатки мокрого тепла. Главное было – не вставать. Тогда последнее тепло исчезнет.

Он все зябко поводил шеей, сам того не замечая, а пассажиры напротив замечали каждое его движение и сурово смотрели на этого грязного и мокрого человека, от которого по всему вагону шел плохой запах.

Никто из них не знал, как мама любила своего Русланчика и, гладя крупные белокурые кудри, приговаривала, бывало: «Ах ты, мой Русик!» Да, вот тоже вопрос – почему волосы-то так потемнели? Как-то, минувшим летом, он увидел себя случайно в зеркале – удивился. И куда делись крупные кольца, которыми в детстве прямо усыпана была его голова, так что женщины останавливались на улице, любуясь, когда мама вела его за ручку в синей матросочке? Вопросы, одни вопросы!

Тем более люди, сидевшие напротив, не знали, что мама и сейчас живет в далеком городе Кержаче и года четыре – а может, все шесть? – ждет от него письма.

Сколько раз собирался до нее доехать, да все время что-то мешало. Вот в прошлом году перед Новым годом уже и билет купил. И поехал на метро к Ярославскому вокзалу. А очнулся почему-то на одной из московских помоек, в снегу. Его разбудила старушка, приговаривавшая: «Замерзнешь, дурак ты эдакой!» Добрая такая была старушенция. Он потом две ночи ночевал в ее теплом подъезде. Она ему лапшу с мясом выносила. И один раз – кофе с молоком.

…Две девочки вбежали в вагон на «Комсомольской» и с размаху сели недалеко от мокрого человека. Но тут же, взглянув на него острым детским взглядом, старшая что-то пошептала младшей, и обе сразу вспорхнули и встали у дверей.

Бывший Руслан понюхал свои руки и тыльной стороной ладони потер глаза. Ему становилось все холоднее. Но вставать с насиженного места и тем более выходить из вагона не хотелось. Тут все же были свои. Его никто не трогал. А на платформе мог появиться милиционер и приказать идти с ним.

Вот парнишка у дальних дверей. Знакомое лицо. Двор в Колодезном переулке. Это его бабка, кажется, выносила еду, и не раз.

Мысли текли трудно и как-то ни к чему не приводили. Впрочем, к этому мокрый человек давно привык.

Глава 15

В Омске. Харон

Портрет неизвестной в белом - i_17.png

Топоча по лестнице, Саня и Леша бодро сбежали вниз. Распахнули тяжелые двери, вылетели на улицу. Открыли заднюю дверь джипа, чтобы поднять с пола и вывести связанных. И услышали хриплый, с какими-то совсем особыми, скорее собачьими, чем человечьими завываниями, смех.

Оба одновременно различили в полутьме кузова, что на полу – не два связанных, а один.

Саня направил на него фонарик. Во рту, широко раззявленном, сверкали два полных ряда металлических зубов. Хозяин (а это был он) страшно хохотал, извиваясь на полу, как огромный дождевой червь. В перерывах между взрывами смеха раздавалась чудовищная брань такого состава, какого «афганцам» не приходилось слышать и в рукопашном.

Саня ошарашенно спросил:

– Калуга, ты что-нибудь секешь вобще, а?

– Не понял… – медленно протянул Калуга. Но в следующий же миг соскочил на землю и, не говоря ни слова, кинулся в военкомат. Саня и без слов его понял. Сам же рванул к часовому у военкомата.

– Браток, ты видел – из джипа куда человек побежал?

Тот уже кое-что сообразил и виновато развел руками:

– Да понимаешь – задняя-то дверца мне не видна, а тут еще кореш подошел, закурить попросил – отвлек немного…

А Леша уже сбегал по ступенькам от парадной двери, и за ним топали тяжеленными бутсами двое бойцов. Генерал-майор Пономарев не утратил в своем уютном солнечном кабинете навыка быстрых и решительных действий.

Перемолвившись двумя-тремя словами с растерянным часовым, бойцы, еще громче топоча, разбежались в противоположные стороны.

А Леша снова полез в джип.

Хозяин снова захохотал, лежа на полу связанный. Леша же озирал кузов, пытаясь понять, чем и как смог Харон перерезать веревки.

И Хозяин прекрасно понимал, что ищет захвативший его человек, и от этого хохотал еще громче. Он знал, что песенка этих двух недоумков спета, потому что Харон уже вот-вот добежит до нужного дома по важному адресу. После этого Хозяина очень быстро освободят. А в наручниках по поводу похищения человека окажутся как раз эти двое недоделанных. И в свое время получат здесь, в омском суде, по месту совершения преступления, а совсем не в Москве, откуда они, похоже, прибыли по его душу (кто стукнул – вот вопрос!), от пяти до десяти (есть кому постараться, чтобы было именно десять) лет – поскольку преступление совершено группой лиц по предварительному сговору. Уголовный кодекс Российской Федерации Хозяин знал, хотя и путал иногда с советским. Тот у него было время выучить назубок – в тех самых местах, где оставил он свои зубы. Но прежде – это и заставляло Хозяина хохотать еще пуще – в ментовке им отобьют почки и другие жизненно важные органы. Так что мечтать о свободе им даже будет и незачем. Легче на суд выходить.