Далеко ли до Сайгатки? - Перфильева Анастасия Витальевна. Страница 9
Продолжение истории бабушки Ольги Васильевны
Отступая из-под Сарапула, войска белых замуровали в трюм баржи и угнали с собой по Каме шестьсот жителей, сочувствующих Советской власти. Никто не знал куда: может, на Уфу, а может, и к северу.
Два дня назад удалось узнать: баржа стоит в сорока километрах выше Сарапула. Охраняет её буксирный катер «Рассвет». Вот уже неделю заключённые не получают ни воды, ни пищи. Сейчас беляки снова отступают, на них идёт красная Волжская флотилия. Баржу с людьми решено при отступлении сжечь, чтобы и следа их не осталось…
— Понимаешь, молодка? — Охотник снизу вверх пытливо посмотрел Ольге Васильевне в лицо.
— Значит, вы до наших в Сарапул пробирались? — спросила она.
— Угадала. Да на белый патруль напоролся. Насилу живой ушёл.
Сверху, с дороги, послышался вдруг топот, заскрипела телега. Ольга Васильевна проворно вскарабкалась по склону и побежала наперерез через ельник.
За телегой шёл невысокий мужчина с бородкой, в студенческой тужурке. Он незаметно и внимательно оглядывал дорогу.
— Сергей Никанорович! — окликнула его Ольга Васильевна.
Он остановился не сразу. Она подбежала к нему. Потом оба, заведя лошадь в ельник, спустились в овраг. Далеко в лесу снова трахнул выстрел.
Охотник лежал, сжимая рукой двустволку.
— Вот учитель, о котором я говорила. Он вас укроет, — сказала Ольга Васильевна. — Больше здесь оставаться нельзя, слышите?
— Хоть ползком до своих поползу. Надо.
— Нет. Объясните, куда идти, я и пойду. Я женщина, мне ведь легче!
Он смотрел на неё потеплевшими глазами.
— Не сробеешь, если что? Ну, быть по-твоему. Тогда в другой раз слушай: звать меня Фёдор Сокол, кличкой Беспалый. По этой кличке и тебе поверят…
К утру Ольга Васильевна вышла на берег.
Тяжело плескалась внизу ясноводная Кама. Отражаясь, плыли в ней чёрные зубцы пихт. Где-то над водой кричали дикие лебеди. Кама в этом месте делала поворот, в осеннем небе прорезался кружевной мост и белые макушки Сарапула.
На том берегу вдруг вспыхнул огонь и тревожно завыла сирена парохода.
Ольга Васильевна скинула ботинки, сунула разгорячённые ноги в прохладный мох. Постояла, наслаждаясь отдыхом, и пошла вперёд.
Гулко хлестнул в воздухе орудийный залп. Сарапул был уже освобождён от белых, но они окружили и стерегли его, как зверь стережёт ускользающую добычу, — хоронились в лесу, в затопленных осенним паводком низинах, в затянутых ивняком оврагах.
Ольге Васильевне удалось подойти к сарапульскому мосту, посты белых задержали её только один раз. Отпустили, поверив, что она идёт в город помочь отцу-врачу бежать от красных.
На мосту Ольга Васильевна сама, на оклик бородатого часового с карабином и красной повязкой на рукаве, подбежала и попросила отвести её к коменданту охраны, к комиссару — у неё сведения об уведённой белыми барже. Часовой позвал товарища, тот и повёл Ольгу Васильевну через мост. Вдоль берега темнели серые военные катера. Белый дым стелился над водой, искры плясали над трубами.
На пристани стояла молчаливая толпа. Серые шинели, цветные платки женщин… С вышки протяжно закричал кто-то: «Люди на том берегу-у!» — и сразу застучал с колокольни пулемёт.
Часовой с Ольгой Васильевной спустились по трапу в один из катеров. На обшивке его она успела прочитать название — «Расторопный». А через несколько минут уже стояла в набитом матросами кубрике и рассказывала обо всём услышанном от охотника.
То, что баржа находится в сорока километрах от Сарапула, уже знали. Теперь же окрепло решение — немедленно идти своим на выручку!
Ольга Васильевна замолчала и опустила голову. Ветер, залетевший в окно, тронул её седые волосы.
На чердаке было тихо, никто не шелохнулся.
— И они пошли? Да, бабушка, пошли?
Ольга Васильевна сделала несколько шагов:
— Да, они пошли. Помню, я простояла на пристани вместе со всеми до вечера. Мы смотрели на Каму. Там, за поворотом, скрылись три катера: «Смелый», «Расторопный» и «Прыткий». Ни выстрела, ни крика. Даже белые на том берегу молчали. И, наконец, очень далеко — слабый шум. Идут обратно.
Знаете, как удалось нашим матросам увести баржу из-под носа белогвардейцев?
Катера решили подойти к белым под их же флагом. Один из матросов, переодетый офицером, передал конвою баржи подложный приказ. Именем адмирала Старка предлагалось передать баржу с заключёнными, чтобы вести вниз, якобы «для потопления». Команда белых повиновалась…
До тех пор, пока не отошли на далёкое расстояние, никто не смел верить в благополучный исход. Но плавучая тюрьма с узниками покорно следовала за своими избавителями.
И вот они снова у сарапульской пристани.
Борт баржи сомкнулся с ней, отданы концы… С катеров на баржу перебегают наши матросы. Вскрывают трюм баржи…
Первым оттуда вышел огромный, ослепший от темноты человек, обвязанный верёвками. Остальные не верили ласковому слову «товарищи», боялись ловушки и несмело потянулись из трюма, лишь когда плач встречающих женщин подтвердил — это свои!..
В барже было замуровано шестьсот жителей. Вышло четыреста тридцать. Обросших, измождённых, измученных…
Ольга Васильевна снова замолчала.
— А потом, бабушка?
— А потом я вернулась в Сайгатку. Меня отвезли ночью вверх по Каме и высадили на берег. Я шла по лесу. Иногда над ним пролетали утки, спешили на юг. Я тоже спешила — домой, к ребятам, к Бориске. Но прежде я должна была побывать в Тайжинке, у вас. — Ольга Васильевна ласково кивнула Сергею Никаноровичу, и он встал, взволнованный. — Вы помните? Я не застала уже охотника Фёдора Сокола. Отходящие отряды белых слишком часто заглядывали в Тайжинку, и он перебрался в глушь. Я пошла в Сайгатку. Той же дорогой, мимо старого кладбища, через ельник. Вот здесь нас встретил конный разъезд. Вот овраг, кустарник, где прятался от него охотник. Частый осинник, за ним мы собирали валежник, и Кирилка наткнулся на раненого…
Около пня на жёлтых опавших листьях темнело что-то. Я подошла ближе: на земле лежал маленький складной ножик в чехле. Тот самый, который я вытащила из-за пояса охотника, перевязывая его раны.
Я подняла, сунула его в карман. Пошла дальше. На опушке меня встретили ребята, маленький Борис. Они ждали меня… Вот и всё.
— И ты больше никогда не видела охотника? — спросила Варя.
— Нет. Один раз, уже зимой, кто-то передал для меня в школу берестяной туес, полный сушёной малины. На крышке туеса было вырезано: «От Сокола»…
— Бабушка, — тихо сказала Варя. — А нож? Можно мне… Можно, я возьму его теперь себе?
— Хорошо. Возьми, Варюша. Пусть он будет теперь у тебя. Можно.
Варя хочет ехать в Сайгатку
— Есть здесь кто-нибудь? — крикнула Марья Николаевна.
Ступеньки лестницы заскрипели. Ветка липы, заглядывавшая в окно, качнулась от ветра.
— Ой, мама! — засмеялась Наташа. — А мы все здесь…
— С ума сошли, в такую жару на чердаке сидеть! Сейчас же слезайте вниз! Батюшки, да тут и тётя Оля с Сергей Никаноровичем…
— Видишь ли, Маруся, — сказала Ольга Васильевна смущённо. — Варвара затащила нас всех сюда. Оказывается, она разыскала…
— Да слезайте же вниз! Только что на разъезде мне передали телеграмму. Какая-то чудная, ничего не пойму. Вот, читайте.
И Марья Николаевна протянула жёлтую, с наклейками бумажку.
— Мама, дай мне, я разберу. — Варя вскочила, пряча в карман чехол с ножиком.
— Ну, попробуй.
Варя взяла бумажку, пошевелила губами и громко прочитала:
— «Москва Ленинская железная дорога Овражкии двадцать семь»… Бабушка, здесь два «и», вот посмотри, честное слово…
— Читай дальше.
— «Овражкии двадцать семь. Ищите материалы чердаке возможно среди старых книг. Погода чудесная жду начале июня привет псем».
— Гм… — сказала Ольга Васильевна. — А чья подпись?