Олимпийские тигры - Медведев Валерий Владимирович. Страница 10

Гусь идет по улице. На углу подходит к группе пижонистых подростков. Они почтительно пожимают ему руку. Когда двое из них здороваются, волосы закрывают им лица. Получается очень смешно — как будто они вслепую шарят руками, чтобы поздороваться друг с другом. Гусь оглядывается… и вдруг опрометью бежит от подростков. Они тоже оглядываются. И бегут за ним.

— Это они от меня убегали… — сообщил Леня. Улица неслась на полотне, навстречу зрителям — качались деревья, качались автобусы и люди…

— Это я бегу за ним… — сказал Леня. Улица внезапно перевернулась.

— Это я упал… — огорченно проговорил Леня. Улица, прохожие, разные лица..'.

— А где он? — спросила Надя.

— А он… — сказал Леня сконфуженно. — Он… исчез!

— И это все, мистер Шерлок Холмс? — спросила Надя.

— Не-ет! — торжествующе сказал Леня. — Ты меня за кого принимаешь? Меня за такую работу выгнали, бы из кружка кинолюбителей! Сюжет должен быть закончен!

Пока он это говорил, на экране дрожала черная вклейка, мерцающая искрами и черточками. И появилось здание. Наезд — во весь экран — вывеска. На ней написано: «Районная библиотека № 29». Отъезд — в библиотеку входит Гусь.

Все изумленно охнули. Гусь вышел из библиотеки с толстенной книгой в руках, листая ее на ходу. Толкалин остановил изображение — Гусь с книгой.

— Действительно… — растерянно сказала Надя.

— Ну!!! — ликующе завопил лентописец. — Гусь с книгой! А? Тут что-то не так! Видали когда-нибудь Гуся с толстой книжкой? Я лично не видел!

— И я, — тихо сказала Виолетта.

— Да, мы не видели… — еще раз повторил Леня.

С ума можно сойти, — сказала Лена. — Сначала эти мальчики. А потом книга — это уж вообще…

— По-моему, — сказал Ванюша, — что-то вы чересчур… мнительные. Мало ли что?

— А мы-то тебя с ним назначили доминошников уговаривать. Мало ли что… — сказала Лена. — Может, те его в шею толкать вздумают… особенно эта джаз-банда.

— Я пожалуйста, — согласился Ванюша. — Хоть ваша олимпиада не для меня, зато я для вашей олимпиады — всегда пожалуйста.

— Вот, — сказала Надя. — Ты, Ванюша, с ним и поговори. Он к тебе с уважением относится.

— А ко мне все с уважением относятся… — Черные глаза Ванюши засмеялись.

10

Юра пришел из своей парикмахерской гораздо позже, чем ему полагалось. Остапу и Женьке самим газ включать не разрешали, и они, страдая оттого, что суп в холодильнике совсем застыл и стал невкусным, сидели на диване и жевали хлеб. Колбасы тоже не было — ее еще утром съел Женька.

— Я такой голодный — прыгать не смогу, — сказал он. Остап ничего не сказал.

— Вот честное слово… я сразу упаду…

— Перестань ты, — проговорил Остап.

— А что перестань? Ты знаешь, что с голодным человеком происходит? У него в желудке клетки сами себя начинают переваривать. И получается язва… или рак… Ой, — завопил он. — Как болит! — и схватился за живот.

Он лег на кровать, стеная и охая. Остап стал лихорадочно думать, что же ему такое дать. Кефир выпили, молоко тоже, хлеб надоел, а лук просто так жевать не станешь. Ох, и попадет же Юрке от мамы!

И когда уже совсем заумирал от разных болей Женька, Юра открыл дверь.

— Почему дети вопят? — весело спросил он.

— А потому, что голодные! — крикнул Женька.

Юра выложил на стол кучу пакетов. Запахло ветчиной, апельсинами и копченой рыбой. Женька подлетел на кровать от восторга. Юра пошел разогревать суп, прихватив с собой и ту толстую книгу, которую он вчера принес. Братья притихли, жуя ветчину.

— Ну, я вам и дам по организму… — сказал из кухни Юра.

— А что? — сказал плаксиво Женька. — Мы ничего…

— А я не про вас! — счастливым голосом ответил Юра. — Я не про вас… Ищи, голова, выход — шляпу куплю.

— Ой! — сказал Остап. — Юрка что-то задумал!

Он подкрался сзади и посмотрел на открытую страницу — там были изображены всякие скульптуры голых людей с могучими мускулами.

— Ищи, голова, выход — шляпу куплю… — еще раз сказал Юра и прочитал громко: — «На время Олимпийских игр прекращались…» — Что прекращалось, Остап так и не узнал, но брат почему-то погладил сам себя по голове и сам себе поообещал: — Шляпу куплю. — После этого он торопливо накормил мальчишек, вымыл апельсины, щелкнул обоих братьев по носу и умчался.

Ванюша не застал его дома. И вышел во двор, соображая, куда мог податься Гусь. Уже темнело. В углу двора ktojto горячо почти ругался. Ванюша присмотрелся. Гусь стоял возле доминошников с книгой в руках и тыкал в нее пальцем. Джаз грохотал в гараже. Ванюша кинулся на подмогу. Теперь книгу читал вслух один из доминошников.

«На время… Олимпийских игр, по традиции… запрещались все войны… столкновения, побоища, стычки…»

— Читайте, читайте! — горячился Гусь. — Никто не скандалил, не ругался даже! Не мешал! Воюющие стороны примирялись! Все для игр! Все улыбались и делали друг другу только приятное! Вы что, хуже древних греков?

Доминошники тоже понемногу начали улыбаться.

— Две с половиной тыщи лет прошло! — разглагольствовал Гусь. — Семьдесят поколений сменилось! Мы уже сами почти что сменяемся! Не в Древней Греции, слава богу, то есть слава истории. Ведь я-то это понимаю, а несовершеннолетний еще… А вы все тут совершеннолетние, а вон дядя Миша даже депутат!

Дядя Миша, известный на весь город столяр-краснодеревщик, сказал в бороду:

— Да, братцы, тут тебе не рыба…

Трудно вам, что ли, стол передвинуть? Вот вы, дядя Петя, дворник у нас, да еще какой дворник! Вы что же это — места во дворе столу не найдете?

— Ты погоди, — прервал его сухонький старичок. — Чего ты, как поп! Проповеди тут про древних греков читаешь. Ну, я дворник, так что…

— Мда-а, — еще раз крякнул бородатый дядя Миша, — придется ребятам подсобить…

— Можно… чего там… Конечно… — загудели пристыженные доминошники. — У нас своя игра, у них своя, да еЩэ олимпийская…

— Их-хи-хи! — от души рассмеялся сухонький дворник.

Гусь широким жестом выложил на стол лист бумаги, на котором что-то было написано.

А это что? — Дядя Миша взял бумагу, надел очки и прочитал вслух: — Расписка. «Мы, нижеподписавшиеся, обязуемся не мешать олимпийским играм и даже во всем содействовать…» — Он поперхнулся и поднял глаза на Гуся. — Ишь, бюрократию развел!

— Я лицо подотчетное, — уважительно сказал Гусь. — Я это не для обиды… Я-то вам и так верю…

— Ладно уж, — сказал дядя Миша, — подпишемся… Раз поручение это тебе. Я уж один за всех… — и расписался.

Гусь схватил расписку и помчался на пустырь, где копались в моторах автомобилисты, так и не заметив возле себя Ванюшу. Он остановился возле новой «Волги» Ивана Ивановича, некоторое время стоял остолбенело — так, что Иван Иванович даже немного испугался.

— Ты что? — спросил он, откладывая в сторону ветошку.

— Какой зверь! — пропел Гусь, жмурясь. — Гепард!

— А-а… — протянул Иван Иванович голосом старой бабушки.

На лице его заиграли лучи… «внутреннего света», — подумал Гусь про себя, — собственник!»

— А Что, Иван Иванович, — сказал он почтительно, — по-моему, только у вас во всем городе такая красавица!

— Да! — гордо сказал Иван Иванович.

— Только вы мало на ней ездите! — заметил он. — Надо бы хватать километры, жать…

— Это в твоем возрасте хватают и жмут, — сказал Иван Иванович. — Я же пока только обкатываю мотор…

«Ну да, — подумал Ванюша, — а сам ездит на трамвае».

— Вы увлеченный человек, Иван Иванович, — сказал Гусь. — И у нас… у нашего коллектива… к вам огромная просьба… вы нас поймете…

И он стал то же самое, что и доминошникам, говорить Ивану Ивановичу. Иван Иванович растерялся.

— Вы, как директор передовой артели… — Гусь говорил как на митинге.

Иван Иванович в первый раз не стал его даже слушать. Во второй раз, когда Гусь подошел к нему и сказал: «Вы, как директор передовой артели…» — Иван Иванович сел в машину, хлопнул дверцей и уехал со двора. Но уже в тридцать третий или, может быть, в сорок пятый раз, когда Гусь подошел к нему и, не соблюдая знаков препинания, сказал: «Выкакдиректорпередовойартеливыполняющейпланыидаль-шеперевыполняющей», — тут Иван Иванович поднял руки и покорно последовал «примеру» любителей домино и почетных пенсионеров, согласившихся отодвинуть свои скамейки к самому забору. Он подписал расписку. Веселые мотоциклисты спорить не стали и поставили свои росписи все подряд.