Дом в Черёмушках - Коршунов Михаил Павлович. Страница 10

Щенок, мучаясь от любопытства, заглянул под машину: что там такое Жёлтиков вертит-крутит?..

Кошарик немедленно ринулся на щенка, и вспыхнула драка. Они запутались в ногах у Жёлтикова, а Жёлтиков запутался ногами в них.

В кузове взволнованно запрыгали кролики, а в истопницкой закукарекал петух.

Так они дрались в общем шуме — Кошарик лапами, щенок зубами, а Жёлтиков лежал на спине и отмахивался ногами. При этом стукнулся головой о глушитель.

Драка кончилась.

Из кузова грузовика выглядывали кролики. Щенок спрятался за металлическую бочку. Кошарик стоял посреди гаража и издавал звуки, точно закипевший на плите чайник. Хвост был как проволока, только уже хорошо выпрямленная.

Чертёжник сидел на полу, приложив к голове, где была шишка, холодный гаечный ключ.

Калитка распахнулась, и в гараж вошёл Витя:

— Что случилось?

Чертёжник промолчал — не хотел выдавать Кошарика. Из-за бочки выполз щенок.

— Это Барбосин, — сказал Витя, показывая на щенка. — Вы ещё не знакомы?

— Уже познакомились, — ответил Жёлтиков. — Он что, сам пришёл или вы его нашли?

— Сам пришёл. Позавчера.

Вите надо было вывезти со стадиона мусор. Мокей Егорович и Жёлтиков помогли нагрузить его в «ЗИЛ».

Когда передохнули после погрузки, Витя сказал Жёдтикову:

— Садись за руль.

Жёлтиков сел. Выезд предстоял серьёзный: надо было проехать через весь город. И он поехал.

Витя сидел рядом, и поэтому ехал Жёлтиков смело.

Витя говорил ему, наставлял:

— Предположим, вы нарушили правила движения — развернулись, где запрещено, превысили скорость или ещё что-нибудь. Это я на будущее, когда начнёте ездить самостоятельно. Инспектор вам — фр-р-р! — засвистел. Приказывает, значит, остановиться. Неприятность, конечно. Что вы должны делать?

Жёлтиков не знал, что он должен делать.

— А вы должны отвести машину в сторонку, к тротуару, и не ждать, когда инспектор сам к вам подойдёт, а выскочить из машины и подбежать к нему. Извиниться: «Да я… да мы… виноват, признаю ошибку…» В этом роде что-нибудь. Инспектор оценит и простит. Вполне допустимый факт.

Жёлтиков, слушая Витю, зазевался и выехал на перекрёсток на жёлтый свет.

— Фр-р-р!

Жёлтиков остановил грузовик и похолодел от страха.

— Ну? — сказал Витя как можно спокойнее. — Машину отведите в сторону, к тротуару. Не мешайте движению на перекрёстке.

Жёлтиков отвёл машину в сторонку, к тротуару. И оба они, Жёлтиков и Витя, выскочили из кабины и побежали к инспектору.

Барбосин оказался личностью общительной. Быстро наладил дружеские отношения с Контриком, с петухом, с кроликами, с Мокеем Егоровичем и вообще со всеми на стадионе.

Каждое хоккейное состязание было для Барбосина радостью.

На стадион приходило много народу, приходил весь завод. И стадион уже не был похож на пригород, а становился шумным и весёлым городом.

Витя и Барбосин отправлялись на трибуны. Витя смотрел состязание, кричал, взбадривал своих игроков. А Барбосин бегал и прыгал. Взбадривал сам себя.

Кошарик на трибуны не ходил. Кролики тоже не ходили. И петух не ходил. Они не выносили шума. Отсиживались в гараже, где вытекал из трубы ручеёк дыма.

Чертёжник Жёлтиков доремонтировал свой новый неремонтированный автомобиль до того, что он начал нуждаться в ремонте: разладилось зажигание, забарахлил карбюратор, в тормозную систему попал воздух. Замолчал сигнал, как будто его отрезало. И что уж самое нелепое — проколол камеру. Никуда не ездил, а заимел спущенный баллон.

Жёлтикову было стыдно перед Витей, и он продолжал пытаться сам всё наладить и восстановить.

Кошарик переселился из-под его автомобиля снова под грузовик. Переселился потому, что Жёлтиков, занимаясь тормозами, проливал тормозную жидкость. А в этой жидкости был ацетон, который резко пах.

Барбосин окончательно устроился за металлической бочкой, куда впервые спрятался от Кошарика. Ему там нравилось лежать на сене.

Петух кричал теперь очень часто: время шло к весне.

Наведывались мальчишки — интересовались, как чувствуют себя голуби. Скоро они заберут их домой.

Чертёжник Жёлтиков тоже ждал весну, потому что впервые должен был уехать на автомобиле в путешествие. Правда, автомобиль стоял сломанный.

Жёлтикову казалось, что Витя ничего не замечает. Но Витя всё замечал. Однажды сказал:

— Пора привести его в порядок.

Жёлтиков очень обрадовался этим Витиным словам.

Весна.

Свалялся, как старая шерсть, снег. В рощах запахло свежими деревьями. На хоккейном поле расплескались глубокие озёра. С крыши гаража падали капли и стучались в землю — будили её. Солнце отогрело замок, и его больше не надо было греть факелом.

Жёлтикова провожали все — Витя, Мокей Егорович, Кошарик, Барбосин, петух и братцы-кролики.

Витя, как обычно, был в кожаном пальто и без шапки. Торчали светлые, коротко остриженные волосы.

У открытых ворот гаража стоял «ЗИЛ-150». Витя недавно снял с него щётку и ковш. «Москвич», чистый и сверкающий, стоял рядом: в каждом стекле было солнце. Тихо гудел мотор.

Жёлтиков собрался садиться в «Москвич». Витя отмотал сзади с крючьев своего грузовика длинный трос. Сказал:

— Откройте багажник.

Жёлтиков открыл.

Витя положил в багажник трос:

— На всякий случай. Пригодится в дальней дороге.

Чертёжник Жёлтиков хотел сказать что-нибудь очень хорошее и доброе очень хорошему и доброму Вите, но вдруг, не сговариваясь, они просто крепко обнялись.

Вот он — Севка Гусаков!

Я и Катя предупреждаем: не связывайтесь с нашим братом Севкой. Он выдумщик и хитрец. С ним наплачешься. Дедушка говорит, что Севка замешан на потехе.

Да. Для кого потеха, а для меня и Кати совсем наоборот — одни огорчения. Только успевай следить за Севкой, а то непременно в чём-нибудь обхитрит или придумает весёлую затею, от которой ему одному весело.

Запомните, как выглядит Севка, чтобы сразу узнать и спастись от хитростей. Весь он разноцветный: штаны сине-зелёные, а куртка зелёно-синяя, нос и щёки в рыжих точках, будто сквозь сито на Севку что-то рыжее сыпали, башмаки коричневые, а шнурки в них почему-то белые.

Недавно у соседских ребят вот что произошло, и всё из-за Севки.

Толя и Гога братья. Толя старший брат, Гога младший. Братья остались дома одни и затеяли борьбу. Стукнулись головами. Толе ничего, а Гога набил шишку.

Толя испугался: теперь мать догадается про борьбу и рассердится. Когда они борются, всегда что-нибудь случается. Ваза со стола упадёт, занавески оборвутся, или вдруг стулья опрокинутся. Вот мама и сердится.

И начали братья думать, как шишку вывести. А она очень большая и прямо посредине головы вспухла.

Прикладывали к ней медный таз для варенья, лили из чайника холодную воду. Толя пытался приложить даже ступку, тоже медную, но Гога заупрямился и от ступки отказался. Тогда помазали йодом. Но шишка не прошла, а сделалась ещё заметнее.

Братья призадумались. А Севка тут как тут, разноцветный и хитрый.

Поглядел на Гогу и сказал:

— Надо его к стенке приставить вниз головой.

— Для чего? — удивился Толя.

— Шишка обратно в голову вдавится.

— Сам такое придумал? — недоверчиво спросил Толя.

— Зачем сам, дедушка сказал, — не сморгнув, сочинил Севка. — Он видел, как вы с тазом бегали. Только постоять на голове надо подольше.

Братья взяли подушку, чтобы было мягко стоять, и положили её на пол у стены.

Гога уткнулся в подушку головой, а Толя ухватил его за ноги и приставил к стене.

Стоит Гога на подушке вниз головой. Руки растопырил, о стенку держится.

Толя нагибается, спрашивает:

— Ну как? Вдавливается?

И Севка тоже нагибается, спрашивает:

— Ну как? Вдавливается?