Коллекция в бегах - Гусев Валерий Борисович. Страница 12

– Как пылесос? – спросил Алешка. – Не нуждается в помощи? А это что у вас?

В руках у Юльки была толстая папка с завязками в виде ленточек.

– А… Это мои эскизы.

– Вы тоже художник? – с интересом спросил Алешка.

– Я не волшебник – я только учусь.

– А можно посмотреть, чему вы научились, Июлия Львовна?

– Сколько хочешь. Пошли в комнату.

Юлька сказала это с такой готовностью, что сразу стало ясно: очень хочет похвалиться.

Лешка пошел за ней в комнату, обернулся и подмигнул мне. Я тоже ему подмигнул и повесил ключи на место. И тоже пошел смотреть этюды.

Они оказались ничего себе. Особенно зарисовки людей в виде портретов. Кое-кого мы даже узнали. Например, усатого сторожа Витька. И еще кой-кого.

– Дим, – сказал Алешка, взял в руки рисунок и сунул его мне под нос, – узнаёшь?

– Еще бы! Тыковки наши. Паша и Глаша.

– Какие Паши? Какие Глаши? – удивилась Юлька. – Это Галя и Валя.

– Нехай, – сказал Алешка. – Галя и Валя. Хохлатки. Это они вам ремонт делали?

– Они. Я довольна.

– А пирожками угощали?

– Я? Их?

– Они вас, – уточнил Алешка.

– Нет, зачем же? Они у меня работали, я их кормила. А ремонт они хорошо сделали. Смотрите, какие стены.

– Только грустные, – сказал Алешка. – Вот эти пустые места от картин…

– Да, – Юлька сокрушенно покачала головой. – Все время напоминают.

– А вы свои рисунки на эти места повесьте. И не будет грустно.

– Это ты хорошо придумал. – Юлька оживилась. – Только я не свои повешу, а папины.

– Так они и так висят, – недоуменно сказал Алешка.

– А у меня еще есть. Папа много картин создал. Они в подвале хранятся. Правда, ключ от него на той связке, которая потерялась.

– Какая связка? – невинно спросил Алешка. – Которая у двери висит? На ржавом гвозде?

– Как – висит? Они же там не висели! – Юлька опять ринулась в прихожую. – Висят! В моем доме завелось привидение! – Ага, в виде Димки и Алешки. – Я одна в подвал за картинами не пойду. Я боюсь. Вы мне поможете картины достать?

По глазам Алешки я понял, что именно этого он и добивался. Вот только зачем?

Юлька вернулась с ключами.

– Пошли?

Вход в подвал был не из дома, а снаружи. Вообще-то, это был не просто подвал, а гараж. В нем даже имелась старая машина, даже не знаю, какой марки, покрытая пылью веков. А все остальное место занимали полки с запчастями. И только в уголке стояли, прислоненные к стене, картины в простеньких рамках.

– Сколько штук брать? – деловито спросил Алешка.

– Десять, – ответила Июлия. Она стояла в дверях. Не спешила в подвал, привидений боялась.

А мы с Алешкой не боялись. И стали отсчитывать и отбирать картины.

– А какие брать? – спросил Алешка.

– Все равно, – сказала Юлька. – Они все одинаковые.

Мы не стали их рассматривать – все они одинаковые, – взяли парочку, отнесли к дверям. Потом еще парочку. И… на этом картины кончились.

– Не хватает, – сказал Алешка. – Десять штук не получается.

– Как – не получается? – изумилась Юлька и сразу перестала бояться привидений, подошла к нам. – Их тут двадцать штук было.

– Когда? – спросил я.

– Всегда!

– А куда же они делись?

– Привидения утащили, – сказал Алешка вполне серьезно.

Так серьезно, что мы все даже осмотрелись – не прячутся ли они по углам. Я ничего такого не заметил. Алешка заметил. И сказал мне об этом по дороге домой.

– Странное дело, Дим. Эти жулики картины Юлькиного отца в доме не взяли. А зачем-то полезли за ними в подвал.

– Да, глупо получается.

– Не глупо, – поправил меня Алешка, – а непонятно. – Он помолчал. – А в гараже ты ничего такого не заметил?

– Подвал как подвал. – Я пожал плечами. – Машина как машина. Вся в вековой пыли.

– Не вся, – Алешка остановился. – Капот у нее, Дим, был весь чистенький. А рядом, на полу, тряпочка валялась…

Я сначала не обратил внимания на эти слова. Мало ли почему у машины, которая сто лет стоит в гараже, не запылился капот. Может, на нем что-нибудь лежало, например. Например… картины…

Дальше мои мысли не пошли, разбежались. Уцепиться было не за что. Да и не очень хотелось. Денек выдался насыщенный. Всякими событиями и открытиями. Пусть все это сначала уляжется. А уж потом разложится по полочкам.

Это я так думал. А Лешка думал по-другому. Он вдруг сказал:

– Дим, а вот этот, в черной шляпе, я его вспомнил. Я его в телевизоре видел. Его Леонардом зовут. Он там все время трындит, что Америке и России надо почаще обмениваться «культурными достояниями наших великих стран».

Эти последние слова он произнес с таким выражением, что я тоже вспомнил этого Леонарда. Такой весь из себя культурный деятель. И все время про Америку рассказывает – как там очень хорошо и как там станет еще лучше, когда он туда переедет насовсем. И будет там представлять наши культурные достояния.

А мысли у Алешки скакали как блохи:

– Дим, а почему там… Он махнул рукой куда-то за спину. – Там они, Дим, Валя и Галя, а здесь Паша и Глаша? – Тут он помолчал и добавил после паузы: – И пирожки, Дим… – И вдруг ляпнул: – Дим, а я знаю, где спрятаны картины.

– Я очень рад. – Мне уже педали крутить было трудно, а уж с Алешкой спорить – вообще, не в кассу. – Возьми их себе.

– Дим, ты любишь делать добрые дела?

– Очень, – буркнул я. – Только все время некогда.

– А я сделаю. Два дела. Картины верну и Павлику помогу жениться.

– Он тебя очень об этом просил? – Мне стало смешно.

– Попросит! Он, Дим, в эту Июлию влюбился. Я картины найду, а скажу, что их разыскал Павлик. И она тоже в него за это влюбится. А Витьку – фиг с маслом. Пусть на своей дискотеке прыгает. С ключником.

Распорядился! Любитель добрых дел.

– Завтра, Дим, поедем за картинами.

– Куда? – Я немного ошалел.

– Куда, куда?.. Где они спрятаны – вот куда!

Когда мы вернулись домой, усталые и голодные, мама сказала, что она идет на рынок. За продуктами.

– На какой рынок? – спросил Алешка.

– Который на станции. Говорят, там сметана бывает хорошая. Настоящая. Не как в магазине.

– Я с тобой, – сказал Алешка.

– Хорошо, – кивнула мама, – поможешь мне сумки таскать.

– Я не умею, – возразил Алешка. – Мы для сумок Димку с собой возьмем.

– Научишься, – сказал я. – Ты способный. – Мне совершенно не улыбалось после нашей поездки еще и на рынок тащиться.

– Ладно, – сказала мама, – так и быть, оставайся. Только посуду помой и белье развесь, я постирала.

– И за водой сходи, – ухмыльнулся Алешка. А потом вдруг шепнул мне: – Ты не обижайся, Дим, я на рынок по делу иду. По доброму делу.

– Пошли, – сказала мама, – а то сметана кончится. У нас сегодня гости, я их блинчиками со сметаной буду угощать.

– А нас? – забеспокоился Алешка.

– А вас зачем угощать? Вы и сами не растеряетесь. Пошли.

– Да, – сказал Алешка, – пошли. А то сметана прокиснет. И пирожки остынут.

– Какие еще пирожки? – удивилась мама.

– Бабушкины.

Мама взглянула на него, но ничего не спросила. Только с удивлением огляделась, когда Алешка добавил:

– Ну, пошли, что ли, тетушка Марта?

Мама, наверное, подумала, что Алешка так назвал нашу кошку, которая до сих пор обходилась без имени собственного. И нарицательного. Кошка и кошка. «Брысь отсюда!»

А может, мама не обратила внимания на эти слова, потому что опять стала рассматривать себя в зеркале. Со всех сторон. И со всех расстояний. Алешка даже не выдержал и проворчал:

– Вы, маменька, очень много времени на себя любуетесь.

– Должен же быть у меня хоть один недостаток, – ответила мама. – Пошли. А то сметана прокиснет.

Я сходил за водой, перемыл посуду, развесил между березами белье. На кошке немного посидел – полсекунды. А мамы с Алешкой все не было. Наверное, сметану ищут.