Афанадор - Гаркушев Евгений Николаевич. Страница 16

Спустя еще несколько мгновений Дима понял, что опасность из-за него угрожает маме. Ведь его могут прийти искать домой. И, чтобы мама не стала свидетелем, усыпить и ее. От этой мысли он пришел в ужас. Нужно срочно возвращаться в Москву, в академию. Он будет там в безопасности, а без него, наверное, не тронут и маму. Ведь махалец – он, а не мама. Только как добраться до дома?

Стараясь не выходить на оживленные улицы, глухими дворами Галкин пробрался к рынку. На его счастье, у дяди Вани осталась только одна банка с молоком. Он стоял, ожидая последнего покупателя.

– Дядя Ваня! – обрадовано закричал Дима. – Домой скоро поедете?

– Вот молоко продам – и поеду, – неспешно окинув мальчика взглядом, ответил Дядя Ваня. – И тебя с собой возьму, если хочешь. Чтой-то рано у тебя занятия закончились. Или сбег?

– Я в Москву уезжаю, – объяснил Галкин.

– Да ну, – удивился дядя Ваня. – Надо же… Ну, подожди, погуляй пока что. Как покупатель подойдет, так и поедем. Я уже и хлеба сходил купил, так что сразу помчим…

Ждать Диме было никак нельзя. В любой момент его могли найти типы на красной машине. И, кто бы их ни послал, ничего хорошего эта встреча не сулила.

– Вы специально кого-то ждете? – уточнил Дима у своего знакомого.

– Да ну, – усмехнулся дядя Ваня. – Кто захочет, тот и купит.

– Может быть, я у вас и куплю? – спросил Галкин.

– Ты что, обалдел, Митя? Мать ведь две коровы держит!

– Ну и что? Мне молока все равно не хватает. Соскучился в интернате. Да и в Москве когда удастся вдоволь молочка попить…

– Я не пойму, ты шутишь, что ли? – нахмурился дядя Ваня.

– Не до шуток, – мрачно ответил Дима. – Мать молоко все на масло пустила, доить только вечером будет. А я уезжаю. Продайте мне молоко, дядя Ваня.

– Да так возьми! Еще я тебе продавать буду… Поехали тогда, что ли…

Мальчик прыгнул в коляску, где погромыхивали пустые банки из-под проданного молока. Не совсем хорошо получилось – выпросил ненужную банку молока – зато уехали быстро. Когда мотоцикл выезжал в ворота, Диме показалось, что на соседней улице стоит красный автомобиль. Мальчик нагнул голову пониже, а когда осмелился поднять, никаких машин рядом уже не было. Мотоцикл тарахтел по шоссе между полей.

Дядя Ваня высадил Галкина, и он с набитой сумкой и банкой молока в руке бодро зашагал по грунтовой дороге. Вряд ли те, кто его ловят, рассчитывали, что он сможет попасть домой так быстро. Но стоило торопиться.

Мама должна была прийти с работы часа в четыре. Дима не мог ждать. Он зашел домой, поставил молоко на стол, выбросил из сумки ненужные вещи и собрал то, что могло пригодиться ему в академии – в основном, одежду. С набитой сумкой он побежал к маме на ферму.

– В школу телеграмма пришла, – сообщил он. – Вызывают в Москву, срочно. Автобус специально прислали. Он меня в городе ждет. Поехал я.

– Как поехал? – встревожилась мама. – Я ведь не собрала тебя. Сейчас отпрошусь, провожу хотя бы до автобуса…

– Не надо, – попросил Дима, лихорадочно соображая, что сочинить, чтобы мама не пошла его провожать. – Я отсюда на дорогу бегу. Меня Носикова отец обещал подобрать. Он ждет, пока я попрощаюсь.

– Какого Носикова? – не поняла мама.

– Одноклассника моего. Он тоже ехать собирается. Я доеду, сразу письмо тебе пошлю.

Мама ахнула, поцеловала Диму, и он припустил по полю к дороге. Потом, когда ферма скрылась из виду, резко изменил направление и побежал к возвышающимся над полями скалам. Это были отроги древних, давно разрушившихся гор. Скалы поднимались над полями метров на тридцать – пятьдесят. Сверху на них росла трава. Там пасли скот, который можно было загнать наверх по дороге – отвесно обрывались скалы только с одной стороны – там, где текла Синюха. С другой это была обычная невысокая горка.

Дима по мостику перебежал через речку, достал из кармана брелок вызова и подумал, что пора жать на кнопку. Вчера он хотел уверить пилота, что раньше, чем нужно, в академию не соберется, а позже уже будет нельзя. Не прошло и суток, как планы его нарушились. Машина, наверное, прибудет с опозданием, как предупреждал пилот. Тем скорее нужно ее вызывать. Собственно, это нужно было сделать, когда он попрощался с мамой и вышел с фермы. Интересно, дисколет найдет его по радиомаяку, или просто прилетит на то место, где высадил его?

Кнопка вжалась в поверхность брелка на удивление трудно. Наверное, ее сконструировали так, чтобы нельзя было нажать случайно. Прошло несколько секунд, и брелок вдруг сообщил тонким голоском:

– Сообщение принято.

– Отлично, – подумал Дима, который и не знал, что брелок настроен и на прием сообщений. – Знать бы теперь, когда прибудет дисколет.

Скалы, что возвышались неподалеку от его дома, Дима облазил вдоль и поперек, знал там все укромные местечки и тропинки. Прятаться, вроде бы, было незачем, но и торчать на виду у всей деревни не стоило. Дима уселся на маленьком пятачке за большим округлым камнем. Здесь почти никогда не чувствовался даже самый сильный ветер, отсюда открывался прекрасный вид на деревню, а, пройдя несколько шагов, можно было очутиться на верхушке скалы и увидеть приземлившийся дисколет. Дима полагал, что пилот даст о себе знать, когда посадит машину. Или через брелок, или, на худой конец, просто покричит.

Ожидая дисколет, Дима измерил дальномером расстояние до крыши своего дома. Оказалось ни много, ни мало – шестьсот тридцать два метра. Когда Дима начал измерения, часы показывали десять минут третьего. В пятнадцать минут третьего над мостом через Синюху прямо из воздуха проявился дисколет. Он был темно-зеленым, переливчатым. Висел и слегка покачивался метрах в трех над речкой.

– Надо же, как быстро прилетел, – подумал Дима, вылезая на круглый камень, чтобы пилот его заметил. И тут же понял, что совершил непоправимую глупость. Дисколет из Москвы не мог оказаться здесь так быстро. Даже “Супер-Гелиосу” нужно было для этого десять минут. А за ним обещали прилететь на разваливающейся “Радуге 101”. У Блескальцева, наверное, тоже были дисколеты. И один из них он послал сейчас охотиться за ним. Летательный аппарат запеленговал сигнал, пришедший от его брелка вызова, потому что висел над тем же местом, где он нажал на кнопку!

Дима спрыгнул с камня, надеясь, что его не заметили. И вовремя спрыгнул, потому что воздух над ним вдруг затрещал. Камни полетели в разные стороны, зашипела мокрая земля, вспыхнула дымным пламенем мокрая трава. Дисколет поднимался вверх, поливая лазерными лучами камень, за которым укрылся мальчик. Галкин понял это уже тогда, когда по незаметной от речки тропинке помчался дальше – в скальный лабиринт, где были узкие щели, густые заросли терновника и даже небольшие пещерки. С дисколета мальчика заметили и вновь ударили лазером. За его спиной ярко полыхнул облетевший куст. Но Дима вновь скрылся за большой скалой, защитившей его от следующего удара.

Долго так продолжаться не могло. С воздуха расстрелять человека, прячущегося в скалах, немудрено. Надежных укрытий здесь не было. А если даже его не накроют с воздуха, то спуститься и обшарить все внизу – дело одного часа. И, главное, бежать Диме было некуда. До сих пор его спасало только то, что пилоты и стрелки с дисколета видели эти скалы в первый раз, а он знал их прекрасно.

Задыхаясь, мальчик мчался по тропкам, пригибаясь и прячась за кустами и высокими камнями. Интересно, если здесь появится заказанная им “Радуга” – что бандиты Блескальцева сделают с ней? Подобьют лазером? Или просто отправят обратно? А, может быть, при свидетелях они не будут его усыплять?

Меньше, чем за минуту, Дима добрался до места, где надеялся спрятаться хотя бы на некоторое время. Вглубь скального массива уходила глубокая узкая трещина – не больше метра шириной, которая на пять метров уходила вглубь скалы. Сверху ее прикрывал скальный карниз. Одна беда – высотой трещина была метров в десять, и заметить ее с дисколета – проще простого. Галкин юркнул под колючий куст известным ему лазом, прижался к самой дальней стенке и замер. Здесь было почти темно – карниз отбрасывал глубокую тень. Дима стоял, прислушиваясь, и надеялся на чудо. Собственно, с дисколета это место увидеть было нельзя. Нужно только спуститься и отыскать его пешком. Что люди Блескальцева, конечно же, скоро сделают.