В школе юных скаутов. Поиски клада - Веркин Эдуард. Страница 7

Рассказ Кольки был прерван истеричным ревом горна. Старший скаут-мастер Буров дудел, не вставая из-за стола.

– Вроде еще пятнадцать минут, – Генка посмотрел на часы.

– Пятнадцать минут сверхурочной работы, – объяснил скаут.

– Слушайте, скауты, а до которого часа мы работать-то будем? – спросил Генка.

– До четырех. Потом самодеятельность, занятия по секциям, свободное время и ужин, – ответил Колька и убежал.

– Что-то мне подсказывает, что на самодеятельность я смотреть не пойду, – сказал Генка и направился к стене.

Ребята работали до четырех часов и успели снести треть стены. Без пятнадцати четыре они остановили свое стенобитное орудие и сели передохнуть.

– Всегда знал, что в тебе есть что-то татаро-монгольское, – сказал Жмуркин.

– Почему это? – не отрываясь от работы, спросил Генка.

– Татаро-монголы всегда стенобитные орудия использовали. Генка, ты – потомок Чингисхана. Внук или там правнук...

– Это вполне может быть, – авторитетно заявил Витька. – По исследованиям генетиков, каждый четырехсотый человек на Земле – потомок Чингисхана...

– Генка, я буду звать тебя Чингизик, – глумился Жмуркин.

Генка молчал. Он думал, что если они будут работать днем в таком темпе, то на ночные раскопки никаких сил уже не останется. Также Генка думал, что неплохо бы прикупить кофе...

– Молодцы! – сказал неожиданно выскочивший из-за стены Буров. – Смекалка, находчивость, технические навыки – вы будете отличными скаутами! А пока отойдите-ка отсюда.

Ребята послушно отошли.

– Эй! – заорал Буров. – Давай сюда!

И для верности дунул в горн.

Со стороны шлагбаума показался большой колесный экскаватор. Гремя внутренностями, машина вползла к стене и остановилась.

– Чего? – спросил экскаваторщик.

– Можно ломать, – махнул рукой Буров.

Экскаватор выпустил из мотора струю гари, размахнулся ковшом и с одного удара завалил оставшуюся стену.

– Отлично! – Буров поднял вверх кулаки с большими пальцами. – Глуши! До завтрашнего дня можно отдыхать.

Ребята стояли и непонимающе смотрели на происходящее. Потом Генка не выдержал и все-таки спросил:

– Буров, а зачем мы тут целый день корячились-то?

– Труд – категория нравственная, – Буров похлопал Генку по плечу. – Это вам, кандидаты, будет уроком.

И Буров приложился к своему биноклю, окинул взглядом монастырь и заорал:

– Эй вы! Двое! Куда вы потащили эти носилки!

Буров спрыгнул с забора и побежал разбираться со скаутами, снова поломавшими носилки.

– Что это он имел в виду? – Генка смотрел вслед убегающему скаут-мастеру. – Что значит труд – категория нравственная?

– Это значит, три солдата из стройбата заменяют экскаватор, – пояснил Жмуркин. – Все просто...

Жмуркин захихикал.

– Не так, – сказал Витька. – Труд – категория нравственная, это значит, что труд ценен сам по себе. Главное – труд, а не результат. Я уверен, что эту стену должны были срыть экскаватором, а Буров нас туда специально послал, чтобы мы в себе смирение выработали. Работа ломом очень вырабатывает смирение. Мы ведь на самом деле не стену ломали, это мы в себе гордость ломали.

– Я бы ему морду поломал, – сказал Генка. – Да сил уже нет...

– Все! Все! Все! – кричал Буров в мегафон. – Строимся и возвращаемся в лагерь!

Скауты строились в колонну на площади перед церковью. Друзья сдали ломы в кладовку и пристроились к своей восьмерке.

– Бодрее! – орал Буров. – Бодрее!

Скауты старались держаться бодрее.

– Ненавижу бодрых, – прошептал Генка. – И вообще...

– Шагом марш! – проорал Буров. – Песню за-пе-вай!

Колонна дружно шагнула с левой, почти семь десятков голосов дружно заревели:

Глава 4

Лягушачья симфония

– Сегодня идем копать... – Жмуркин облизал тарелку. – Сегодня ночью мы сделаем первый шаг на пути к настоящей жизни!

– Какой-то тут однообразный рацион, – Витька брякнул ложку в миску. – Утром кильки, днем кильки, вечером кильки...

– Как в Японии – кормят морепродуктами и рисом... – сказал Жмуркин.

– Килька – это морепродукт? – спросил Витька.

Генка молчал.

– Ничего, – утешил Жмуркин. – Скоро будем питаться одними устрицами. Я лично никогда не пробовал устриц, а ты, Вить?

– Устрицы кричат, когда их едят. Мне устриц даром не надо...

– Пусть кричат, – Жмуркин оглядывал палатку в поисках съестного. – В устрицах много цинка, цинк от прыщиков помогает... Ну, да бог с ними, с устрицами, сегодня мы все-таки идем искать сокровища, копать...

– Сегодня копать не идем, – твердо сказал Генка. – Сегодняшнюю ночь мы посвятим другому...

– Чему это? – осторожно спросил Жмуркин.

– Мести, – ответил Генка. – Сердце требует мести. Я покажу ему: труд – категория нравственная! Скот-мастер выискался... Вы эту песню слыхали? Я могу поспорить, что ее сам Буров сочинил.

– Это фольклор, – возразил Витька. – Народное творчество. Я ее и раньше где-то слышал... вроде бы...

– Все равно! Бурову надо отомстить!

– Брось! – зашипел Жмуркин. – Фиг с ним, с Буровым, думай о сокровищах...

– Сначала Буров! – отрезал Генка. – Или я завтра еду домой!

– Вить, скажи ему... – Жмуркин кивнул на Генку. – Чего он...

Витька шлепнул устроившегося на лбу комара.

– Ты, Жмуркин, размышляй шире, – сказал он. – Мы сегодня все руки искрутили, эту стену ломаючи, и к копке кладов мы все равно непригодны. А Бурова надо немного проучить. А то он нас завтра реку пошлет вычерпывать...

– Маленькая коза Бурову не повредит, – Генка злобно шнуровал кеды. – Я тут кое-что придумал...

Генка достал из рюкзака фонарь и свернутый трубкой картофельный мешок.

– Вы тоже берите фонари и мешки, – велел Генка. – И идем.

– Куда? – испугался Жмуркин.

– К Бурову. Вы с Витькой будете его держать, а я это... расчленять...

– Как расчленять? – еще больше испугался Жмуркин.

– Как всегда, – Генка поднялся на ноги. – Лопатой.

И Генка направился к берегу, где над крутым обрывом стояла одинокая и гордая палатка старшего скаут-мастера Сережи Бурова.

Витька развел руками, закинул на плечо мешок и пошагал за Генкой.

– Погодите! – Жмуркин кинулся за ними. – Лопаты-то не захватили...

– Тише ты! – громко прошептал Генка. – А то разбудишь...

Они дошли до берега. Перед палаткой Бурова горел костер. Сам Буров сидел возле с гитарой и пел чего-то патриотическое, вокруг сидели скауты и подпевали.

– Весь вечер узлы вязали, в индейцев играли, теперь песни поют... – Генка зло погрозил палатке кулаком.

– Я же говорил – песни тут самое главное.

– У него отбой в двенадцать, – сообщил Жмуркин. – Скауты разойдутся, тогда можно попробовать...

Генка засмеялся.

– Смотри, Вить, – сказал он, – что делает с обычным подростком жажда наживы! Помани его сундуком с сокровищами – и он уже готов изрубить своего ближнего скаут-мастера лопатой...

– Да я...

– Не оправдывайся, Жмуркин, не оправдывайся, – Генка зловеще ухмылялся, – в тебе, оказывается, дремлет маньяк. Я всегда это знал. Ладно, Жмуркин, расчленишь ты его потом, а сейчас нам нужно на болото...

– На какое болото?

– Тут рядом, – и Генка двинул вправо, вниз по течению реки.

Ребята прошли метров семьсот, и ведущий Генка остановился.

– Вчера ночью выходил воздухом подышать, они тут... – Генка прислушивался.

– Кто они? – Жмуркин озирался. – Кто?

Луна была блеклая, света почти не давала, и различить что-то в ночном лесу было трудно. Далеко между соснами проблескивали огоньки костров, звуки лагеря сюда не долетали, зато звуки ночного леса, загадочные и пугающие, были различимы прекрасно.