Старый Ник сегодня не голоден - Стручков Лен. Страница 2

Старик поморщился. Он терпеть не мог ходить по лавкам. Но придется, наверно. Завтра. А пока можно поспать на новой кровати, которую мальчишка срубил в конце зимы. На лапнике, да под одеялом из шкурок, да на пуховой подушке… Ничего не скажешь, старается паршивец. Ну ведь не за просто так, за шкуру свою работает. Может, его в лавку послать, пока Старый Ник своим делом заниматься будет?

— Собирайся, щенок. Завтра поедешь со мной в город, купишь там соль и все остальное, что надо.

— Спасибо, господин Старый Ник, — кивнул мальчик и покосился в сторону люка.

В летний возок он залез с мешком. Старик подозрительно посмотрел на него, но ничего не спросил. Так они и доехали молча до городка, и, только когда олени уже бежали по мостовой, Старый Ник вдруг обернулся:

— Вон, видишь того бездельника? Не сегодня, так завтра я его заберу.

У витрины игрушечной лавки стоял малыш в рваной, заплатанной одежде и смотрел на сокровища за стеклом.

— Вот так и начинают все эти мошенники! — захохотал старик. — Ладно, вылезай. Вот лавка. Купи все, что надо, и жди меня здесь, понял?

— Понял, господин Старый Ник.

Ники вылез из возка и зашел в бакалейную лавку. Выйдя оттуда через полчаса с заметно раздувшимся мешком за плечами, он огляделся по сторонам и быстро заскочил в игрушечный магазин, у витрины которого все еще стоял тот самый малыш. В лавке Ники сразу подошел к хозяину:

— Уважаемый господин, не хотите ли купить игрушки? Гномья работа.

Переговоры заняли больше времени, чем хотелось Ники, и он издергался, выглядывая в окно лавки: старик мог вот-вот вернуться. Наконец хозяин кончил торговаться, и Ники, с облегчением положив деньги в карман, выскочил на улицу. Проходя мимо малыша, он украдкой сунул ему в карман зажатую в кулаке лошадку с кожаными удилами, седлом и султаном из настоящих перьев, выкрашенных в алый цвет.

— Ты что делаешь, щенок? — загремел голос Старого Ника.

От подзатыльника Ники чуть не упал. Старый Ник руганью и тычками гнал его до возка, а там отвесил мальчику такой пинок, что тот врезался в железный кант и до крови рассадил лоб.

— Я с тобой дома еще разберусь, мошенник! Выдумал тоже — игрушки раздавать! — зло ворчал старик с облучка.

— Да я же ради вас стараюсь, господин Старый Ник. Малыш этот чего натворит, а вам за ним ездить. А то посидели бы дома, я бы вам глинтвейн сварил, вот и пряностей купил, и патоки. И пирог бы с маком и с медом испек.

Старик замолк. Так и ехали до самого дома.

— Вылезай, распряги оленей… Подожди, значит, игрушки хочешь детям раздавать?

— Ну да. — Мальчик осторожно приглядывался к Старому Нику. — Детям занятие, меньше будут шалить, а вам езды меньше. Разве плохо?

— Ну смотри. А когда все успеешь? Или готовить за тебя леший будет?

— Не беспокойтесь, господин Старый Ник, я все успею. А не буду успевать, воля ваша, не берите меня с собой.

— Ну смотри, — повторил старик, заходя в дом.

Старый Ник наблюдал за мальчишкой. Тот укладывал игрушки в мешок. Незаметно подкралась дремота, и старик прикрыл глаза, убаюканный привычным шумом: гномы в подвале стучали молоточками, скрипели ножами, а от ритмичного шелеста печатного станка весь дом, казалось, плавно покачивался. Вдруг старик открыл глаза. Побледневший Ники стоял у скамьи, а игрушки, высыпавшиеся из мешка, лежали яркой кучей на полу: их грохот и разбудил Старого Ника.

— Что такое? — проворчал он. Мальчик не ответил. — Что случилось? — уже настойчивее спросил старик.

— Не знаю, господин Старый Ник. Плохо мне.

— Плохо? — Старик оглянулся на дверь. — Что плохо?

— Не знаю, господин Старый Ник. Просто плохо мне, стоять не могу. — Ники опустился на скамью и замер, со всхлипом втянув воздух. — Помру сейчас, господин Старый Ник, — прошептал он едва слышно.

— Да все в порядке с тобой, — проворчал старик. — Сейчас последняя родная кровь твоя умирает, вот и вся история. Потерпи чуток, зато потом уже настоящим волшебником станешь.

— Кто… умирает? — прохрипел Ники. — Кто?

— Твой отец, кто ж еще!

— Как? Отец умирает? Сейчас? Я… Где он? — В ответ старик лишь пожал плечами. — Господин Старый Ник, пожалуйста… можно я… к нему? Олени… можно?

Ники кое-как поднялся и, едва переставляя ноги, пошел к креслу. Вдруг он запнулся, упал на колени и ткнулся головой в халат старика.

— Можно?

Старый Ник почувствовал движение губ мальчика и буркнул:

— Да можно, можно! Только ты ж и до сарая не дойдешь.

Ники оперся на ручки кресла и встал.

— Дойду…

Санки с запряженными оленями уже стояли у избушки. Старый Ник покосился на красный колпачок, мелькнувший под крыльцом, молча помог Ники сесть в санки и взять в негнущиеся пальцы вожжи.

— Эй, Злюка, Комета, Танцор! Эй, Гром! Вперед! — крикнул он и хлопнул Грома по лоснящемуся боку.

Олени рванули с места. Старик смотрел вслед, кляня себя за то, что отпустил мальчишку. А вдруг подскочат санки на ухабе — и вылетит маленький паршивец, ведь едва сидит. Беги потом по морозу. Да и оленей ловить кто будет?.. Но санки удалялись плавно, будто плыли по свежему снегу.

— А они ведь летят! — прошептал голосок за углом. — Летят, смотри! Вот здорово — может, успеет Ники!

— Если летят, значит, он уже опоздал, голова твоя гномья! — гаркнул старик. За углом ойкнули. — А ну. пошли в дом, бездельники. Он скоро вернется…

Ники действительно вернулся еще засветло. Старик прислушивался и прикидывал в уме: вот он распряг оленей, вытер их, повесил упряжь, вот сейчас он идет к дому…

Войдя, Ники молча сел на свое обычное место — у камина, на скамеечке для ног — и уставился на огонь. Бедный мальчик, подумал старик. Да уж и не мальчик: вон как вытянулся — чтоб на скамейку сесть, ему втрое складываться приходится, а плечи — едва очага не шире.

— Кхм… Я тут думал: как насчет того, чтобы раздавать игрушки всем хорошим детям, а? — проговорил Старый Ник, когда тиканье часов в тишине стало невыносимо громким. — Может, выбрать один день, да хоть Рождество, и раздать.

— А почему Рождество? — спросил Ники, помолчав.

— Ну, там и ночь почитай что самая длинная, да и праздник вроде как.

— Всем детям, да?

— Всем хорошим детям, — педантично уточнил старик.

— Но ведь… они же все хорошие? — Ники наконец оторвал взгляд от огня и посмотрел на старика. — Все хорошие, ведь правда?

— Ну…

— Ведь правда, они все хорошие? Все!

Ники рыдал, стоя на коленях у кресла и уткнувшись лицом в плечо Старого Ника, словно хотел выплакать все непролитые за эти годы слезы. Старик гладил его.

— Конечно, так оно и есть, они все хорошие, все, Ники, — шептал Старый Ник. — А ты у меня лучше всех, ты самый хороший, мальчик мой. Я старый дурак, Ники, что я понимаю в детях? Ты у меня самый умный, Ники, мальчик мой. Конечно, надо всем детям раздать игрушки, раз ты так говоришь. Ты ведь теперь у нас Молодой Ник, малыш… вон и оленей летать научил. А я дома посижу, буду за этими бездельниками приглядывать.

— Да за тобой самим присмотр нужен, — проворчал добродушный голосок.

Вот так и кончилась эта история, и началась новая. Дети не скоро перестали бояться Старого Ника, но все же через несколько лет одна смелая девушка решилась подсмотреть, кто приносит подарки в ночь на Рождество. От нее-то все и узнали, что на санках, запряженных летающими оленями, теперь ездит румяный седой волшебник с молодыми глазами.

А на следующее Рождество санки Молодого Ника вернулись в избушку не пустыми — с невестой. Точнее, она-то сидела на облучке в обнимку с женихом, а в санках ехали ее подружки — веселые маленькие фееч-ки, решившие навестить гномов и помочь молодым подготовиться к свадьбе. Дело в том, что будущая миссис Ник была крестницей королевы фей: ведь не всякая девушка сможет увидеть волшебника. Ох и шуму прибавилось в доме Старого Ника, особенно когда у него родились внучата, а потом и правнуки. Он даже иногда уезжал в своем самоездном кресле, сделанном гномами, в старую избушку и там отдыхал от суеты, ожидая, пока раздастся скрип половиц и голоса: