Страшные сказки - Тихонов Василий. Страница 34

Очень любил он последнюю агонию засыпающей рыбы, собственную бьющую силу, впивающую в холодное упругое тело зазубрины остроги. Но к чему это? Не поднимется боле рука, чтобы разбить водную гладь, не метнётся в последнем усилии могучий хвост. И никогда уж больше не запахнет в доме особым запахом уходящей из увядающего тела речной влаги. Да и не лодка нужна ему сейчас, а простой незатейливый кол из осины, заточенный резким лезвием топора и приготовленный тем самым к страшному последнему делу. Федюня остановился, отёр рукавом пот и задумался. Ему опять вспомнился платочек с каймой и будильник, отмеряющий последние отрезки времени. Их оставалось совсем немного, самая малость, чтобы успеть. И он заспешил, выбрав не самый лучший сук с трепещущими ещё листками. Те быстро опали под осторожными прикосновениями лезвия и замерли наконец на серой земле. Закрасневшаяся обнажённая древесина была даже на вид прохладной и остро пахла. Старик тюкнул ещё несколько раз и отбросил за ненадобностью топор. Всё. Готово.

И тут ему неистово захотелось курить, а табак остался там, на припечной доске, ссыпанный торопливой рукой. Старик пожевал травинку, но это не перебило желания обжечь лёгкие и успокоить душу. Хочешь - не хочешь, а нужно идти, перемещать своё тело по раскалённому пространству деревни. Нужно ловить укоризненные и ненавидящие взгляды, молчаливо оправдывать каждый лишний шаг в этот важный для всех день. Ведь не пойдёшь же в каждую избу объяснять, что не раздумал, что подвела опять стариковская память, а без табаку, ой как нелегко. И когда молодой с сильными руками выбежал навстречу, Федюня молча развёл руками, успокоил ими, как мог, прошёл дальше, провожаемый встревоженным взглядом.

Старик пускал дым, вновь удивляясь, что от самокрутки он идёт гуще, чем пропущенный через лёгкие - полупрозрачный и светлый ложится слоистыми пластами в воздухе, почти и не рассеиваясь. Оставалось самое страшное, и Федюня решил не тянуть до полночи. В который уже раз прошёл он через частокол острых лучей и взглядов, направляясь к старому могильнику...

Молодую покойницу свезли на новое кладбище. Старое, зажатое с трёх сторон елями с толстыми стволами и с северной - трактом, уже не могло принять ни одного могильного холмика. Хорошее досталось Валентине место - сухое и приподнятое над заранее нарезанной на участочки ложбинкой. Помянули её и на могилке, и в дому. Ночь не спали, колготясь на улице и задыхаясь от не  ко  времени нахлынувшего пьяного угарного веселья.  Было  оно  внезапно оборвано,  когда  молодой с  сильными руками нашёл под  крыльцом изодранный ситцевый  платочек с  каймой.  И  тут только догадались,  что не видел никто Федюню,       уходящего после свершения страшного в  опустевший дом  под покатой крышей. Послали на старый могильник парнишку.  Тот вернулся быстро и никак не  мог рассказать,   что  увидел  на  древнем  погосте  с   покосившимися крестами      -  крупная дрожь сотрясала маломощное пока тельце. Пошли взрослые, прихватив для смелости -  кто топор, кто берданку, а кто и икону с божницы.

То, что увидели, поразило своей странностью и жутью. Могила у жёлтого соснового креста, пустившего смолистые слёзы, была разрыта. В раскрытом гробу, усмехаясь оскаленными зубами, лежала Татьяна. Только руки её, тощие, со сморщенной коричневой кожей, не покоились мирно на груди, а были скрючены. Федюня прислонился сзади к кресту. Казалось, что притомилось его стариковское тело от непосильной работы, обмякло и осело под тяжестью склонённой головы. Справа в груди зияла открытая рваная рана. Кол валялся, отброшенный в сторону. Что случилось на кладбище в полночный час, не заинтересовало даже самых любопытных. Могилу засыпали, подбодривши себя пьяной влагой, три мужика, так и забыв сделать то, на что толкали старика. И кол оказался ненужным, и платок забыт.

Федюню зарыли рядом с Валентиной на следующий день. А ночью под окнами дома на дальнем конце увидели две стариковские фигуры. Ни табак, насыпанный у дверей и окон, ни косые меловые кресты, ни наспех прочитанные молитвы не помогли.

КРАТКИЙ СЛОВАРЬ ДИАЛЕКТИЧЕСКИХ И УСТАРЕВШИХ СЛОВ

Бадог -  палка, посох.

Бахилы -  самодельная кожаная обувь с голенищем.

Блазнить -  казаться, чудиться.

Большак -  основная дорога.

Вержить -  казаться, чудиться.

Верхи -  верховье реки; выше по течению реки.

Визирка -  просека.

Выблядок (руг.) -  незаконнорождённый.

Голбец -  подпол, подвал.

Губы -  грибы.

Длани -  руки.

Загнёток -  ямка в печи, куда сгребают жар.

Запон -  фартук.

Казёнка    -     водка.

Калёная   -     горячая, нагретая.

Каменка   -     банная печь, сложенная из дикого камня.

Косари?   -     ножи с длинными лезвиями.

Кошёнок  -     котёнок.

Легченые быки -  кастрированные быки.

Медуницы -  пчёлы.

Несметура -  чушь, ерунда.

Огарок, огарыш -  место лесного пожара; пожарище.

Онуча -  портянка, на которую надевали лапти.

Пестерь -  плетёный заплечный короб.

Печиво -  печёное изделие из теста.

Подтёлки -  годовалые телята.

Позвонки? -  колокольчики.

Пониток -  одежда.

Порозы -  быки-производители.

Рухлядь -  что-то мягкое.

Сочнять репу -  мелко строгать ножом для еды.

Черномазия - искажённое Чёрная Магия, магическая книга колдунов. Шуликины - черти; ряженые в чертей