Приютки - Чарская Лидия Алексеевна. Страница 33

Зато здесь, в тройке, управляя ею с редким мастерством, Андрей ближе к дочери, чем когда-либо… Оба сливаются в безумном экстазе восторга, быстроты и радости бешеной скачки, среди родных сердцу, пленительных картин русской зимы.

— Хорошо ли, дочка? — оглядываясь на девочку, кричит кучер, и его глаза, такие же черные, яркие и сверкающие, как у Наташи, любовно сияют навстречу восхищенному взору ребенка.

— Ах, папаша! — может только выговорить она, захлебнувшись от счастья.

Возвращаются домой возбужденные, розовые от мороза, радостные, свежие…

У Маковецкого гости… Соседи помещики… знакомые из города…

Среди них нередко наезжала в Питер с далекого Кавказа подруга генеральши княгиня Маро, одинокая богатая вдова, обожающая Наташу, как другая вряд ли бы и могла любить собственное дитя.

— Natalie, — говорит Марья Павловна, — сыграй нам на рояле… А потом потанцуешь… Менуэт и русскую… M-lle Arletta vous alles jouer les dances… (Вы сыграете танцы.)

Сначала Наташа играет… Потом танцует. Мило, изящно, грациозно… Генерал с генеральшей в восторге, гости в восхищении. На прелестную девочку сыпятся похвалы. Ей тонко льстят, как настоящей дочери богачей Маковецких и богатой наследнице…

И потом, она на самом деле очаровательна, эта черноглазая Наташа! Кто скажет, что отец ее кучер, мать была гор-ничною. Она прирожденная принцесса, эта грациозная девочка с кудрями Миньоны… Целый дождь похвал сыпется на Наташу… Она принимает их как должную дань со снисходительной улыбкой. Она так привыкла, чтобы окружающие восхищались ею. Генеральша целует, ласкает ее. Целует и ласкает княгиня Маро.

— О, если бы мне отдали тебя, я бы сделала тебя настоящей княжной, — шепчет княгиня Маро.

И новые радости льются потоком на Наташу: сюрпризы, подарки, новые костюмы, от которых и так ломятся шкалы.

— Прелестное дитя! Очаровательный ребенок, чернокудрая принцесса! Сказочная царевна! Прелесть! — слышится изо всех углов барской гостиной. И от всех этих похвал кружится темная головка, и недетская самоуверенность, самодовольное тщеславие затопляют до краев юную душу.

Снова лето… На этот раз на берегу Женевского озера проводят его они — генеральша, Марья Павловна, Арлетта и Наташа.

Один особенно яркий и солнечный день особенно запал в сердце девочки. Трагический день… Из России пришло письмо от генерала. У них несчастье… Ужас… Непоправимое горе… Красавец Андрей, объезжая новую тройку диких коней, до которых генерал Маковецкий большой любитель, был выброшен на всем скаку взбесившимися лошадьми и умер на месте, ударившись о телеграфный столб головою. Его уже схоронили. Надо приготовить Наташу… С первых же слов по бледному лицу своей благодетельницы Наташа поняла, в чем дело, и с отчаянием не привыкшего сдерживать свои порывы избалованного ребенка бурно отдалась горю.

— Где мой папаша! Я хочу к папаше! — кричала она неистово на весь отель и рвала волосы и билась головою об пол. Генеральша совсем растерялась.

Но тут пришла на помощь молоденькая Арлетта.

— Ее надо развлекать. Natalie! II tout la jolument destraire! — посоветовала она испуганной Марье Павловне. Та стремительно ухватилась за эту мысль.

Наташу повезли в Женеву, показали ей театр марионеток… потом отправились в Париж, возили ее в оперу, в знаменитую Comedie Francaise, в первые же дни открытия сезона… Оттуда прокатились до Ниццы… И только когда горе девочки притупилось среди массы разнородных впечатлений, Маковецкая вернулась в Россию.

Стоя у холмика отцовской могилы, Наташа уже тщетно старалась вызвать слезы при воспоминании об отце… В ее душе жил еще образ молодца кучера, управлявшего тройкой, а с ним рисовалась быстрая скачка по белым полям, снежная пыль и звонкий голос, пониженный до шепота, любовно спрашивающий ее:

— Хорошо, дочка?

А мысль о мертвом отце, лежавшем в могиле, не уживалась как-то в душе впечатлительной девочки. Зато, когда наступила зима и земля побелела от снега и веселая Арлетта опрометчиво предложила своей воспитаннице проехаться в тройке, девочка разрыдалась неутешными слезами и долго, страстно и отчаянно рыдала, целые сутки, напугав весь дом.

Горе не приходит одно… За ним обычно следует и другое…

Через два года после смерти Андрея генерал Маковецкий внезапно скончался от разрыва сердца.

Наташа никогда не забудет того страшного призрака неизбежного, что вползло с той минуты в роскошные комнаты Маковецких.

Большой парчовый гроб… Завешанные прозрачные зеркала в гостиной… Тропические растения в кадках, принесенные в огромный зал из оранжерей… Дребезжащий старческий голос отца Илиодора… Дамы и мужчины в черном… Сама генеральша с трясущейся, поседевшей за эти сутки головой, обезумевшая от горя, в глубоком трауре, с помутившимися глазами, все это сплелось в один сплошной кошмар. Этот кошмар в глазах испуганной недоумевающей девочки сгустился и надвинулся еще страшнее, когда сраженная ударом генеральша через две недели после похорон лежала в том же самом зале, среди завешанных зеркал и тропических растений, где полмесяца тому назад покоился в парчовом гробу ее муж.

Похоронили и генеральшу… Со всех сторон понаехали наследники, дальние и близкие родственники Маковецких. Косо и злобно поглядывали они на осиротевшую Наташу. Последняя точно не вполне сознавала всю тяжесть своего положения.

Она то горько плакала у гроба Марьи Павловны, то неожиданным, как будто любопытным взглядом оглядывала все эти незнакомые лица слетевшихся голодною стаею наследников. Она была спокойна за будущее, Наташа… Сколько раз прежде благодетельница генеральша и сам Маковецкий говорили ей:

— Ты, Наточка, не бойся. Будешь богатой девушкой, мы тебя не оставим!

Ей было бесконечно жаль дорогих покойников, но избалованная, изнеженная девочка больше их любила себя…

Впереди была еще целая жизнь… Надо было подумать о том, с кем и где проведет она ее.

Ужасный вечер!

Наташе показалось, что жизнь окончена, что впереди же один сплошной, непроглядный мрак, когда несколько дней спустя к ней в спальню вбежала испуганная Арлетта.

— Natalie! — в ужасе залепетала француженка. — Бедное дитя! Ты — нищая! Они не сделали духовного завещания… Смерть застигла их слишком внезапно… Все богатство экселенц переходит к законным наследникам… А они… они… бедная моя птичка, отдадут тебя в приют! — И до безумия любившая свою воспитанницу парижанка разрыдалась горькими, неудержимыми рыданиями.

Наташа, еще плохо сознавая всю важность такого известия, плакала, вторя своему другу.

Потом пошла новая жизнь…

Отъезд Арлетты… Сборы Наташи… Какая-то чопорная дама в глубоком трауре, одна из многочисленных племянниц покойной генеральши, долго и подробно поясняла Наташе о том, что вся ее жизнь в генеральском доме была одной сплошной печальной ошибкой… Не место дочери кучера быть барышней… Напрасно только Маковецкие выбили ее из колеи.

Потом, коля ее своими жесткими глазами, дала ей понять, что выхлопотала ей поступление в приют, куда ее и отвезут на днях из Восходного…

И странное дело! Эта новость скорее обрадовала, чем огорчила Наташу.

Приют!.. Там много девочек-сверстниц. Ее будут там любить, лелеять! Ведь она должна быть интересна для них. Они — бедные, ничего не видавшие на своем веку крошки. Она же, Наташа, объездила полмира и может им многое рассказать… Ах, ей всегда так недоставало детского общества — Наташе! Она всегда росла и вращалась среди больших, а тут — дети, сверстницы, девочки-однолетки! Это куда приятнее и радостнее, нежели жить у чопорной генеральской племянницы.

О да! Конечно, новая жизнь будет полна захватывающего интереса.

И Наташа бесстрашно, почти радостно приняла неожиданную новость о своей дальнейшей судьбе…