Серебряное дерево (с иллюстрациями Н. Гольц) - Красовская Галина. Страница 21

— Идёт бурная реакция... Наверняка получится какой-нибудь новый эликсир! — объяснял мудрец Аргамаку, белкам и зайцам, которые обступили его и с любопытством смотрели, что он делает.

Аргамак потянулся к пробирке, чтобы понюхать, что там варится, и нечаянно опрокинул её.

Смесь пролилась на трёх божьих коровок, которые копошились тут же, в траве, и бедные божьи коровки мгновенно умерли.

Все звери, конечно, расстроились, а Аргамак больше всех. Гранат тоже от души жалел божьих коровок: они ведь так ласково будили его по утрам.

Погоревав, мудрец вдруг задумался, запустил руку в бороду и воскликнул:

— Букашки умерли... Из камней получился яд! Вас-солибас! Отправлюсь-ка я в подземелье ещё разок да поищу эти камни... Вот обидно — не запомнил, сколько надо класть жёлтого минерала, а сколько — синего... А яд этот будет очень даже полезным, если подействует и на змей. Страшно подумать, сколько змей нанесли в Свирелию булыганцы!

Гранат передёрнулся и подскочил на месте, представив, как вся Свирелия теперь кишит змеями, а потом стал думать про неизвестный яд, про то, как он найдёт в подземелье много синих, жёлтых и сиреневых камней, и про то, сколько какого порошка надо брать.

— Но вас-солибас! — спохватился Гранат. — При чём тут минералы! Пока я не отгадал тайну дерева — ни одной новой затеи!

И опять проходила весна, а дерево всё не цвело и по-прежнему молчало.

— В чем же дело? — мучился в догадках Гранат. — Может быть, серебряные деревья поют, цветут и дают плоды, только когда они все вместе?.. Вас-солибас! Если я что-нибудь не придумаю, моё дерево состарится и умрёт неразгаданным.

Чего только не делал Гранат с серебряным деревцем! Он подсыпал к его корням тройные порции разных порошков, осторожно разрезал кору и впрыскивал ему в кровь тройные порции эликсира. Дерево бросало в жар и холод, оно мучилось, скрипя ветвями и отчаянно звеня серебряной листвой.

Надо вам сказать, и Гранат страдал не меньше. Ведь долгих семь лет прожил он в трудах, невзгодах и напрасных ожиданиях. Борода мудреца, в которой путались колючки, поредела и стала белее снега, сам он одряхлел и сморщился, как сушёное лесное яблочко; голубая его панамка и рубашка беспуговичного фасона вылиняли, а походные сапоги просили «каши». Вдобавок ко всему мудрец изрядно простудился.

— Ох, старею я, поясница ноет... Кхе-кхе!.. Кашляю, — кряхтел Гранат. — Но не бросать же дела из-за такой безделицы, как стариковский кашель... — говорил он верному своему оленю.

Бедный Аргамак, и его время не пощадило! Вместо великолепных рогов на старческой голове его торчали две шишки — жалкий след былой красоты.

Иногда мудрец срывал с серебряного дерева листочек, давал его пожевать оленю и пробовал сам — вдруг листья стали целебными! Но ни у мудреца, ни у оленя здоровья не прибавлялось.

Лес ронял осеннюю листву, шуршал дождь, и мудрец совсем приуныл.

— Эх, опять ждать весны!.. Так и умереть от тоски можно... — горестно шептал Гранат.

Чтобы не скучать без дела, он опять занялся своими камнями из подземелья. Он возился с пробирками, смешивая маленькими порциями синий, жёлтый и сиреневый порошки, и как следует запоминал, сколько какого порошка надо брать.

Когда всё получилось хорошо, Гранат решил сварить целый котёл яда. Он приготовил порошки, развёл огонь в очаге и бросил в кипящую жидкость жёлтый порошок.

— Теперь я знаю, как он делается, этот яд... Через семь дней добавлю в котёл сиреневый минерал и семь капель эликсира... Ещё через семь дней — синий порошок и ещё семь капель эликсира... А потом всё это пробурлит тридцать три дня, вода выкипит и получится ядовитый порошок для змей!

Гранат не забывал навещать дерево и кормить его эликсиром.

И вот однажды, поднявшись на гору, мудрец ахнул и сдвинул на затылок панамку: на розовом теле дерева выросли ярко-серебряные почки величиной с фасолину.

— Вот так чудо, вас-солибас! Осень — и вдруг почки!.. И какие-то странные — на свирельских деревьях были совсем не такие! Это от эликсиров! — обрадовался Гранат и стал разглядывать почки через лупу. — Нет, цветы из них не распустятся, цветочные почки такие не бывают. Это какие-то не простые почки. Может, они и есть целебные... Соберу-ка я их, высушу возле огня и сберегу для Гематогена... А три штучки оставлю на дереве. Интересно, что из них вырастет?..

Так Гранат и сделал.

Через три дня и три ночи мудрец поднялся на гору и увидел, что на серебряном дереве из трёх оставленных почек выросли три новые ветки. Они были ярко-розовые, розовее других веток, блестящие листочки на них трепетали и позванивали мелодичнее других листьев, и оттого всё дерево трепетало и звенело.

— Оно собирается запеть! — замер в ожидании Гранат.

Вспомнив, что Серебряная роща в Свирелии при звуках музыки начинала петь, он выхватил из кармана свою старую свирель и заиграл.

По-прежнему листья на дереве позванивали, но не пели.

Гранат сел на пенёк, запустил руку в бороду и стал думать, как помочь дереву запеть.

— Сделаю-ка флейту и сыграю на ней...

Хорошо, что в молодости Гранат научился у маэстро Тромбуса мастерить музыкальные инструменты. Он осторожно срезал с серебряного дерева веточку, которая росла пониже, на скорую руку вырезал из неё флейту и заиграл, притопывая в такт, стараясь развеселить дерево.

Но и песня флейты не подействовала на дерево. Оно только сильнее задрожало, нетерпеливее зазвенело листвой и протянуло к мудрецу три ветки, что выросли из трёх серебряных почек.

— Вот оно что! — догадался Гранат. — Надо смастерить что-нибудь из этих веток! Но не свирель и не флейту, — в раздумье добавил он, — а скрипку. У скрипки самая нежная песня...

С этими словами Гранат бережно срезал три веточки и удалился в пещеру.

Ещё через три дня и три ночи он пришёл к дереву с необычной скрипкой. Она была розовая, как древесина серебряного дерева, а вместо струн на ней были натянуты тонкие серебристые нити — жилки из листьев.

Гранат приложил скрипку к плечу и заиграл. Теперь он играл не весёлые плясовые, а одну из тех мелодий, которые слышал от маэстро Тромбуса.

Скрипка тоненько выводила мелодию, а мудрец зажмурил глаза, и из глаз его катились слёзы. Три дня и три ночи, пока Гранат трудился над скрипкой, он не пил, не ел и не умывался, и теперь слёзы оставляли на его щеках светлые бороздки.

— Ах, если б на скрипке играл Тромбус! — воскликнул Гранат, прервав игру, чтоб получше настроить скрипку. — В его искусных руках эти мелодии звучали бы в сто раз прекраснее!

И мудрец снова заиграл, зажмурив глаза и раскачиваясь от удовольствия.

Вдруг дерево плавно качнулось, серебряные листья мелодично зазвенели, воздух дрогнул от переливистого звука — и дерево запело. Но в тот же миг песня оборвалась — дерево устало опустило ветки, металлически зазвенело листвой и онемело навсегда.

Только скрипка в руках Граната продолжала звучать. И голос её не был похож на голоса обыкновенных скрипок — словно тысяча нежноголосых птиц пряталась в её розовом ящичке.

— В сто раз прекраснее стал голос скрипки! — воскликнул Гранат, кончив играть. — Это неспроста! Очень даже может быть, скрипка стала волшебной! Вас-солибас, тут, наверное, опять тайна!.. Надо поскорее передать скрипку Тромбусу — в ней он разберётся лучше меня...

Гранат печально посмотрел на умершее серебряное дерево, набрал в карманы земли от корней и, прощаясь, потрогал его жестяные листочки.

Держась за больную поясницу, он с трудом спустился к своей пещере.

Тут он принюхался, покашлял и встревожено воскликнул:

— Кончается седьмой день, чуть не опоздал подбавить в котёл сиреневый порошок!

Засучив рукава, он поспешил к котлу, бросил в жёлтую жидкость порошок сиреневого камня и как следует размешал всё это палкой.

— Всё идёт как полагается... Пусть себе кипит ещё семь дней...

Успокоившись, Гранат уселся на тюфяк, собрал лоб гармошкой и, разглядывая палец, выглядывающий из дырки в сапоге, стал рассуждать: