Карибский сувенир - Иванов Юрий Николаевич. Страница 40

Тот же Герасимов приносит две раковины: одну большую, завитую в спираль, а другую оранжевую, двухстворчатую. Обе створки-крышки ее, словно у ежа, покрыты острыми твердыми иглами: моллюск, так же как и любое животное, живущее в океане, приспосабливается к защите от хищников. Конечно, такой моллюск, упрятавший свое нежное тело в покрытую острыми колючками твердую скорлупу, не каждому по зубам. Но в желудках рыб-кувалд мне приходилось находить осколки самых твердых раковин, искрошенных твердыми рыбьими зубами. В том числе и вот такой — оранжевой, со створками в шипах-иглах.

В груде рыбы Петрович обнаружил шесть крупных креветок. Он заботливо отложил их в сторонку и прикрыл брезентом, но Жаров увидел креветок и тотчас отобрал их у боцмана:

— Для анализа, Петрович… ничего не поделаешь.

— Да они старые… твердые, как морковки, — говорит вслед Виктору догадливый Петрович, но уже поздно: мы поспешили за Жаровым в лабораторию.

Пока Виктор листал определитель, чтобы выяснить, что это за креветки, к какому виду они относятся, Коля налил в большую колбу воды, бросил в нее щепоть соли и поставил хрупкий сосуд на электроплиту. А Валентин принес с камбуза хлеб. Что за анализ без хлеба.

— Ну как, определил? — нетерпеливо заглянув через плечо Жарова, поинтересовался Николай. — А то вода уже запузырилась…

— Все в порядке, кидай их, родимых, в колбу… — дал разрешение наш научный руководитель, и несчастные рачки, испуганно шевеля черными, будто бусины, глазами, шлепнулись в кипящую воду. И тотчас покраснели. Может, даже оттого, что ученые люди устроили им такой постыдный анализ — через несколько минут их прозрачные тела захрустели в наших руках…

— Как морковки, — снисходительно улыбнулся Жаров, стряхивая с бороды прозрачные скорлупки, — побольше бы таких «овощей».

Как будто кто-то его слышал там, в океане. В очередной трал вместе с плоскими серебристыми рыбами хлороскомбрусами и вомерами, которых можно вполне использовать для наживки, попалось с полсотни креветок, немедленно упрятанных боцманом в большой котел. Во время обеда в салоне был устроен настоящий пир.

А я взял несколько живых рачков и, посадив в аквариум, стал наблюдать за ними. Креветки — стайные ночные животные. Быстро-быстро перебирая ножками, плавают они около самого дна в поисках пищи. Когда креветка плывет в воде, кажется, будто она идет, торопливо семеня своими лапками.

Среди рыб оказался и небольшой зеленовато-коричневый осьминог. Скользкий, хрящеватый, он распустил во все стороны сильные, в бородавках присосков ноги-щупальца и стискивал ими мелкую рыбешку. Чуть полузакрытые его глаза были очень выразительны и печальны: животное жалобно сопело упругим патрубком, пытаясь засосать воду, но вместо воды внутрь тела врывались струи горячего воздуха. Эх ты, восьминогий детеныш-звереныш! В скверную историю ты попал. А ведь забрался в трал, наверное, из любопытства?

— Пускай живет… — встретив мой взгляд, говорит Сергей Петрович и, подцепив осьминога лопатой, кидает за борт, в воду. — Да, пускай живет. Он мне совсем не нужен. Тем более, что на память о нашей неожиданной встрече в районе Гвианы у меня останется отличный снимок: осьминог позирует, лежа на палубе, раскинув в стороны свои ноги… Кот!.. — подталкивает ногой Петрович одну из рыб.

Действительно, это морской кот. Следует отдать должное — боцман с «Олекмы» прекрасно разбирается в рыбах. Я больше чем уверен: Петрович знает рыб Атлантики намного лучше некоторых ученых-ихтиологов, которые изучают этих же рыб по картинкам, сидя в кабинете. Сергей Петрович наделен ценнейшим человеческим качеством — любознательностью. У него отличная зрительная память, и он легко запоминает названия почти всех рыб. В прошедшем рейсе боцман все время помогал профессору, а сейчас и нам, выбирая из трала то одну, то другую рыбешку, рака или краба, как тех креветок или вот эту плоскую рыбину с кошачьим названием.

Улов разобран, рыба отправлена в морозильную камеру. Матросы моют из шланга палубу, а Владик с Яковом Павловичем штопают трал — он весь в дырах.

— Что за чертовщина, — сердито бормочет бригадир, орудуя иглицей и крепкими нитками, — откуда столько дырок? Если бы за кораллы цеплялись, то и кораллы в трале были. Но кораллов нет, а дырки есть. Весь трал так и светится.

Действительно, трал словно решето. Как будто кто-то выгрызал рыб, застрявших в ячеях, вместе с делью.

Новое траление объяснило все: когда набитый рыбой, только что заштопанный трал подтащили к борту, вслед за ним из мутной глубины выплыли акулы. Их было много. Десятка три.

Акулы… Сколько раз приходилось читать о них! «Акулы», «приключения» — эти слова всегда рядом. И вот настоящее приключение с акулами. Акулы не из книжек, а настоящие живые хищники… Акулы крутятся, кружат возле самого борта «Олекмы», тычутся мордами в распухший от рыбы траловый куток и жадно, торопливо выгрызают вместе с делью застрявших в ячее плоских серебристых вомеров.

— Они же мой трал сожрут! — в отчаянии кричит бригадир. — Ребята, гоните их!

Электрическая лебедка медленно выволакивает из океана трал, и, помогая двигателю, матросы вцепляются крепкими пальцами в ячеи кутка. Вспухли мышцы, на лбах набрякли жилы. Метр за метром выползает куток из воды, а хищники словно взбесились: вода от их тел бурлит, пенится. Акулы вгрызаются в трал зубами и повисают, не хотят отпускать ускользающую рыбу. Матросы бьют их по плоским головам, тычут остриями в маленькие злые глаза. Трехметровые рыбины с плеском падают в волны и там огрызаются, словно псы, норовя схватить багор зубами.

В воду просто страшно смотреть: акул там стало еще больше. Они мечутся в небольших волнах, подхватывая выплывающих через дыры в кутке рыб. Свесившись с борта, я фотографирую акул, но вода кипит, судно качается, и мне никак не навести на резкость. Вдруг приходит мысль: а если поскользнусь? Упаду в воду?.. Отшатнувшись от борта, я откладываю аппарат и тоже хватаю длинный острый багор… Потом второй штурман, Виктор Александрович, и Жаров принесли ружья и начали расстреливать акул с мостика. Плеск воды, грохот выстрелов, крики чаек, мечущихся над теплоходом: ну и местечко! Выстрелы не особенно-то пугали акул — пули, словно резину, прошивали тела хищников, не нанося им серьезного вреда…

Наконец трал на борту.

— Весь в дырах! — восклицает Яков Павлович, повернув возмущенное лицо к капитану.

Но тот лишь плечами пожимает: «Что поделаешь? Наживка-то нужна!»

А акулы все кружатся, шныряют возле судна. Матросы смотрят с отвращением на хищников: ух, мерзость! Сколько же рыбы исчезает в их необъятных желудках!

Очистив палубу, матросы начинают делать акулам всякую пакость: привязывают к рыбкам консервные банки, бутылки и перегоревшие лампочки. И акулы проглатывают рыбок, а вместе с ними и консервные банки, бутылки из-под кока-кола и лампочки. Потом кто-то связал хвостами двух вомеров и швырнул их в воду. Тотчас две акулы проглотили по рыбке и начали дергаться в разные стороны, пытаясь освободиться от веревки, торчащей у каждой из пасти. Затем в воду швырнули одну крупную акулу, попавшуюся в трал, вспоров ей брюхо. Сначала акулы рассматривали окровавленную рыбу как бы с любопытством; казалось, что они обнюхивают ее. Потом одна из акул проплыла через пятно крови, расплывающееся в воде сизым облачком, и, ткнувшись в торчащие из живота кишки, рванула их… Сразу же и остальные зубастые твари набросились на раненую акулу. Та взметнулась из воды, захлестала во все стороны хвостом, вцепилась в чей-то бок зубами, но сопротивление было бесполезным — все новые и новые акулы набрасывались на ослабевшую хищницу и рвали ее тело на куски. Вода кипела, на поверхности взбилась розовая пена…

Акулы продолжали преследовать теплоход еще несколько дней. Почти каждое траление означало неприятную встречу с ними. После каждого траления приходилось штопать трал, но нем опять появлялись дыры, в которые можно свободно просунуть голову.

В один из тралов попались рыба-пила, губки, медузы и десятка два различных крабов. Рыба-пила была такая же, какую мы выловили в районе Африки: почти пятиметровая, окрашенная в песчано-зеленоватый цвет, с метровой пилой, украшенной белыми, прозрачными зубами… Запутавшись в трале, она возмущенно фыркала и колотила хвостом, как кувалдой по наковальне. Пришлось немало повозиться, чтобы извлечь ее из кутка. Освободив ее от дели, мы бросили рыбу в океан. Бултыхнувшись в волны, рыба поплыла прочь, хлестнув на прощание по воде огромным хвостом.