Светлана - Артюхова Нина Михайловна. Страница 29
Когда она с отцом приезжала в Москву, Светлане было семь лет. Это было весной, в конце апреля. Москву украшали к празднику, на домах прилаживали огромные буквы с лампочками «М», «А», «Я», а перед ними — цифру «1». Увидев вечером большую красную букву «М» над входом в метро, Светлана подумала, что это тоже первая буква слова «Май», а папа сказал, что это значит «метро». Но всегда с тех пор, когда подходишь к станции, хочется справа к букве «М» приписать «А» и «Я», а слева цифру «1». И даже в такой снежный зимний день вспоминается та весна. Только сейчас лампочки не зажигаются, потому что затемнение и буква «М» не яркая, не праздничная...
Было уже довольно-таки поздно. В детском доме, должно быть, все уже спать легли... Окна голубовато поблескивали, отражая лунный свет. Пока Алеша звонил у подъезда, Светлана, увязая почти по колено в снегу, подбежала к окну — второму слева. Подтянулась на руках... Так и есть: если смотреть совсем близко, сбоку, виден теплый матово-золотистый свет там, внутри — это окно кабинета. Наталья Николаевна не спит.
Наталья Николаевна не спала. Она уже начинала немножко беспокоиться. Каждой женщине знакомо тревожное чувство ожидания. Уметь ждать — это большое искусство, в особенности если пожилой человек ждет человека молодого. Молодость редко бывает благоразумной, но старость не должна быть ворчливой. Молодых обижают излишние заботы. Волнение за них кажется недоверием — молодые считают, что ничего с ними не может случиться.
Когда в детском доме наступила вечерняя, потом ночная тишина, Наталья Николаевна, перед тем как уйти к себе, обошла свои владения, мягко ступая по ковру.
Попросила дежурную няню:
— Скажите мне, когда она приедет.
Квартира директора в том же доме, но у нее отдельный вход. Ступеньки крыльца, запорошенные снегом... До сих пор непривычно видеть на этих ступенях только свои собственные следы. «Квартира директора» говорится только по привычке. В сущности, это комната директора — другие две присоединены к детскому дому, другие две не нужны.
На стене — портрет, увеличенная фотография: мужчина и два мальчика, очень на него похожие.
Мальчики уезжали на школьные каникулы и возвращались иногда вот так же с опозданием... Потом зимой стали уезжать позднее, не под Новый год, а в конце января, на студенческие каникулы.
Как много было следов на снегу около двери! Сначала маленькие, детские, потом совсем настоящие, большие, мужские следы.
Потом мальчики уехали в жаркий летний день сорок первого года, и очень скоро Наталья Николаевна узнала, что бесцельно ждать.
Наталья Николаевна прилегла на кушетку с книгой в руках, но спать не хотелось. Она опять вышла и вернулась к себе в кабинет.
Странно все-таки, что Светлана не едет. Конечно, ее не отпустят одну. Но ведь было уже с ней приключение — тогда, в школе... Впрочем, вернее всего, просто не рассчитали, что поезд придет в Москву так поздно.
Голоса и какое-то царапанье под окном. Потом послышался деликатный, как будто извиняющийся звонок. Две фигуры в дверях — большая и маленькая.
— Простите, что так поздно. Это я виноват — задержался!
Алеша Бочкарев поздоровался, попрощался и убежал, боясь опоздать на последний поезд.
Наталья Николаевна хотя и сказала, что нужно поскорее спать ложиться, но все-таки не слишком торопила. Конечно, нарушался режим, но она знала: иногда бывает гораздо нужнее дать человеку выговориться, чем вовремя уложить его в постель.
Светлана успела рассказать на скорую руку о самом главном: о елках, о лыжных походах со своими новыми друзьями, о Костиной маме.
Это очень приятно, когда есть кому рассказать обо всех своих новых впечатлениях.
В зале еще стояла елка — огромная, от пола до потолка, вся в блестках. И не очень даже осыпается — Светлана успела потрогать мимоходом.
В спальне было темно и тихо. Наталья Николаевна оставила приоткрытой дверь в коридор. Светлана сняла туфли и, неслышно ступая, обошла все кровати. Молча здоровалась с девочками. Сколько рассказов будет завтра! Девочки тоже, разумеется, на каникулах не теряли времени зря.
Наталья Николаевна заглянула из коридора и взглядом спросила:
«Разделась? Будешь спать?»
Светлана помахала рукой:
«Засыпаю»!
Дверь тихонько прикрылась. Но Светлана заснула не сразу. Она лежала на спине, с руками, вытянутыми поверх одеяла, и думала...
Как хорошо дома!
Черные маскировочные шторы давно уже сняты с окон, скатаны в тугие трубки, перевязаны веревочками и вынесены. Куда? Не все ли равно — куда. Важно, что их нет больше. Окна распахнуты во всю ширь, по комнатам гуляет утренний ветерок, В саду пахнет тополем, весенней сыростью, свежевскопанной землей.
Светлана выбегает в сад (без пальто!), кладет на скамейку портфель и, приставив ко рту согнутые ладони, кричит:
— Де-во-чки! Скорей! Опоздаем!
Они не опоздают, рано еще, и Светлана прекрасно знает это, просто хочется немножко покричать — уж очень утро хорошее. По дорожке, посыпанной ярким желтым песком, пружинисто подпрыгивают серенькие воробьихи и франтоватые, с темными галстучками воробьи. Они тоже в прекрасном настроении.
— Скоро наши ласточки прилетят... — мечтательно говорит Аня, закидывая голову кверху.
Да, теперь уже скоро. А гнезда вить начнут в начале июня. Светлана знает все о ласточках, все знает о воробьях. Она делала в детском доме доклад на сборе, посвященном дню птиц. Вожатая Елена Михайловна посоветовала ей, какие книги нужно прочесть, а после доклада сказала:
«Ты рассказываешь о перелетных птицах, так, будто вместе с ними улетала на зиму в Африку и тебе очень хочется вернуться!»
На что Светлана ответила со всей непосредственностью:
«Конечно, хочется!»
— Светлана, — говорит вдруг маленькая Оля Рогачева, — а ведь наши ласточки не знают еще, что война кончилась!
И никому не кажутся странными Олины слова: ведь действительно ласточки ничего еще не знают!
Ласточки не знают, что на московских улицах светло по ночам. Не знают, что проезд на площадь закрыт. Там пахнет горячим асфальтом. Давно не ремонтировалась мостовая — теперь опять станет гладкой. По улицам опять, как до войны, бегают нарядные голубые автобусы. Дом, пострадавший во время бомбежки, почти уже отстроен. На площади новый сквер. Сады опять окружены заборами.