За столбами Мелькарта - Немировский Александр Иосифович. Страница 32

— Тебе, наверное, известно всё на свете, Мидаклит! — воскликнул Ганнон, с уважением глядя на учителя.

— Нет! Каждый раз я узнаю что-нибудь новое. Сегодня я увидел дерево, которое сначала цветёт, а потом покрывается листьями. Вчера узнал о мудром обычае выбора вождей. Часто я говорю себе: «Как ты мало видел, Мидаклит! Какой ты невежда, Мидаклит!»

— Смотри! Что они делают? — закричал Малх, показывая на туземцев.

Фарузии брали что-то горстями и натирали себе лицо и руки.

— Слоновий навоз, — пояснил Бокх. — Он приносит счастье в охоте на слонов.

Ганнон подошёл к огромной лепёшке:

— Я бы не сказал, что это дурно пахнет!

— Конечно! — согласился Мидаклит. — Ведь слоны кормятся листьями и ароматными травами.

По знаку вождя охотники побежали к краю леса. На большой поляне, спускающейся к озеру, виднелись брошенные жилища белых муравьёв. Бокх повёл к ним карфагенян.

Ждать пришлось довольно долго. В полдень, объяснил Бокх, слоны стоят у воды или в тени деревьев и покидают их лишь тогда, когда спадает жара.

Уже смеркалось, когда один из охотников подал с дерева знак.

— Цези! [74] — раздался приглушённый шёпот Бокха.

Ганнон приподнялся на локтях. Издалека послышался шум, похожий на грохот перекатывающихся по трюму глиняных сосудов. Шум шёл со стороны чащи. И вот показался первый слон. Гигант шагал величавой, уверенной поступью. Иногда он глубоко втягивал воздух, выпрямлял хобот, и тогда можно было увидеть огромную пасть с отвислой нижней губой и два длинных бивня, казавшихся розовыми в свете вечернего солнца. Это был вожак. За вожаком шла слониха со слонёнком. Слонёнок был ростом с лошадь, но резвился, как щенок, тёрся о ноги матери, прыгал, смешно крутя своим коротким хвостом. Когда он попытался отбежать в сторону, слониха слегка шлёпнула его хоботом. Издав звук, напоминающий хрюканье, слонёнок послушно подбежал к матери и чинно зашагал с нею рядом. За слонихой шли гуськом ещё пять слонов.

Из лесу на конях выскочило двое охотников. Они неслись на вожака, издавая воинственные крики и потрясая копьями. Вожак остановился, коротко и тревожно прогудел. Остановились и другие слоны.

Один из охотников приблизился к животному. Карфагеняне поняли: он должен отвлечь его внимание. Казалось, слон вот-вот обрушит на смельчака свой хобот. Но другой охотник с удивительной ловкостью спешился, подскочил к слону и обеими руками вонзил в живот великана длинное копьё. Слон поднял кверху хобот, и из его пасти вырвался глубокий, яростный стон, перешедший в рёв. Казалось, этот звук издавало не животное, а отставший воин, застигнутый врасплох врагами. Прижав к губам свой рог, он трубит и зовёт на помощь. Вдруг раненое животное бросилось бежать. Древко копья задевало землю, кусты. Его остриё ещё глубже впивалось в рану.

В это время к бегущему слону приблизился первый охотник. Но конь его споткнулся, и всадник вместе с ним оказался на земле. С поразительной быстротой разъярённый слон схватил охотника хоботом за туловище и со страшной силой ударил о землю.

Крик ужаса вырвался из уст фарузиев.

Гигант, расправившись с охотником, стал топтать коня, но вдруг пошатнулся, повалился на колени и рухнул на бок. Хобот его колотил землю. Но, когда подбежали охотники, животное уже затихло. В его маленьких чёрных глазах, казалось, светился укор.

Взявшись за руки, фарузии плясали вокруг слоновьей туши. Потом по одному они подходили к ней и, наклонившись, целовали слона в лоб, чтобы испросить у его могущественного духа прощение.

Ганнон оглянулся. Он отыскал глазами останки охотника и его коня. Бокх перехватил взгляд Ганнона:

— У нас говорят: «Кто идёт с копьём на слона, не знает, умрёт он или слон».

Охотники внезапно замолкли и остановились как вкопанные. В тишине прозвучал голос вождя.

— Делят мясо! — пояснил Бокх. — Голова и правая задняя нога достанутся тому, кто нанёс слону первую рану. Остальное мясо поделят поровну.

— А бивни? — заинтересовался Ганнон.

Маврузий не успел ответить. Вождь взмахнул рукой, и охотники со сверкающими в руках ножами ринулись к туше. Каждый заранее облюбовал себе кусок.

Уже стемнело. Было решено заночевать здесь. Вскоре загорелись костры. В их свете блестели обнажённые смуглые спины охотников. Карфагеняне расположились у одного из костров. Ганнон задумчиво глядел на прыгающие языки пламени.

Послышались шаги. Бокх принёс кусок хобота. Переворачивая мясо над огнём, он что-то шептал и покачивал головой. «Благодарит богов за удачную охоту», — подумал Ганнон.

Жареный хобот оказался превосходным угощением. Даже Мидаклит, обычно равнодушный к еде, без конца хвалил блюдо, а Малх клялся, что слоновий хобот вкуснее тунца.

Завернувшись в плащи, карфагеняне легли прямо на землю. Сон быстро взял их в свои объятья. Они не слышали ни воя шакалов, привлечённых запахом крови и мяса, ни заунывного пения фарузиев, охранявших спящих и добычу.

Когда Ганнон проснулся, охотники уже накалывали на палки куски слоновьего мяса. К удивлению Ганнона, знавшего, что слоновая кость ценится наравне с золотом, никто не дотронулся до бивней. Они валялись на измятой и окровавленной траве. Карфагенян поразили их чудовищные размеры. Правый слоновий зуб имел в длину почти шесть локтей и был так тяжёл, что одному человеку поднять его было не под силу. Левый бивень был короче и легче. Конец его казался стёртым.

Фарузии даже не представляли, сколько изящных украшений и ценных вещей можно было вырезать из этих бивней. По словам Бокха, они делали из них подпорки для хижин, когда поблизости не было леса.

К полудню охотники возвратились в селение. Они несли на палках огромные куски мяса. Старики и женщины, выйдя из своих хижин, встретили победителей торжественным гимном.

— О чём они поют? — спросил Ганнон у Бокха.

— Воистину доблестен тот, кто вступает в борьбу со слонами. Ибо сильнее слона в мире нет никого. — переводил маврузий. — В памяти нашей всегда пребудут отважные люди. Песня о трусе молчит. Трус и при жизни мертвец.

Золотая дорога

Ещё три дня оставались путники у фарузиев. Они побывали во многих хижинах.

Узнав от Бокха, что дурные люди похитили у карфагенян большую лодку, фарузии удивлённо покачивали головами. Им трудно было понять, как пришельцы, которым было оказано гостеприимство, могли причинить хозяевам зло.

Ганнон удивился, каким вниманием пользуются в племени старики. Им уступали дорогу, давали лучшие куски пищи, усаживали на почётные места. Вождь не принимал ни одного решения, не посоветовавшись со старцами, и их совет являлся для него законом.

Фарузии были довольны своей жизнью. Каждый род получал равную долю добычи, которая затем справедливо делилась.

Фарузии не имели откупщиков, от которых так страдали бедняки Карфагена. У них не было наёмников, так дорого обходившихся республике. Оружие носили все мужчины с шестнадцати лет. Перед тем как дать юноше оружие, его подвергали суровым испытаниям: заставляли бежать до изнеможения, прыгать через огонь с завязанными глазами, костяной иглой на его спине и груди выкалывали узоры. И когда они убеждались, что юноша ловок и смел, что он умеет переносить боль, ему вручали копьё с железным наконечником, лук и стрелы, подводили ему коня.

У женщин было пять занятий: они готовили пищу, кормили детей, лепили посуду, плели циновки, шили одежду. Но это не делало их рабынями отца или мужа. Отец не мог продать свою дочь, муж — поднять руку на жену.

Фарузии обходились без рабов. И это больше всего поражало карфагенян, привыкших на каждом шагу пользоваться услугами невольников. И, может быть, поэтому фарузии были так честны и трудолюбивы.

Из беседы с вождём Ганнон узнал, что до Керны всего лишь одиннадцать дней пути, из них семь дней придётся на пустыню. Надо только выйти на Золотую дорогу. Она ведёт с гор Хреты к Керне. До этой дороги вождь обещал дать Ганнону проводников.