Три кило веселья - Гусев Валерий Борисович. Страница 10

– С золотыми брильянтами? – уточнил Алешка.

– Да нет, орден-то довольно простой. Но очень редкий. Со времен Первой мировой и Гражданской войн. «Знак Корниловского ударного полка».

– Красивый? – спросила мама. – На вечернее платье годится?

– Сейчас опишу. – Папа достал из кармана записную книжку и прочитал вслух: «Серебряный крест, покрытый черной эмалью, положен на терновый венец, под которым находится серебряный с золотой рукоятью меч, расположенный наискось креста. В центре креста – голубой щит с мертвой головой над двумя скрещенными костями, по бокам – мечи клинками вниз. Все изображения золоченые».

– Красиво, – вздохнула мама, – как у нашей Марьи на блузке. – Марья – это мамина начальница. – Отец, может, он и есть?

Папа усмехнулся:

– А когда он у Марьи появился?

– Вчера.

– Проверим, спасибо. Этот орден редчайший. Он вообще один остался, единственный. И самое интересное – нашелся его хозяин. Потомок того самого русского офицера, которого лично наградил этим орденом генерал Корнилов, Верховный главнокомандующий. Этот орден он вручил капитану Кузнецову за его подвиг еще в Первой мировой войне.

– И чего? – спросил Алешка. – Кузнецов его потерял?

– Нет, не потерял, он его сохранил и даже, когда воевал во Второй мировой войне против нас, на стороне немцев, то носил его на груди рядом с фашистскими наградами.

– Очень мило, – возмутилась мама. – Сначала воевал против немцев и получил за это орден. А потом воевал против русских и за это тоже орден получил – от немцев.

– Такие времена были, – вздохнул папа. – Потом этот орден перешел к его внуку. Внук приехал навестить свою родную Россию, соскучился.

– А у него россияне этот орден сперли! – догадался Алешка.

– А ты чужие ордена не цепляй, – воскликнула мама. – Ты свои заслужи.

– ...Но вот по Интернету прошла информация, – продолжил папа, – что этот редчайший орден обнаружился в Москве, у одного из коллекционеров.

– И этот внук сюда приперся! – догадался Алешка. – Кузнецов этот.

– Не внук, а правнук, – поправил папа. – И не Кузнецов, а мистер Смит. Он живет сейчас в Англии и переделал свою родовую фамилию на английский лад.

– Я тоже был в Англии, – напомнил Алешка. – Там одни джентльмены живут, с зонтиками. А фамилию он плохо переделал – ни капельки не похоже.

– Очень даже похоже, – возразил папа. – Ты хоть и был в Англии, но не знаешь, что Смит в переводе – это кузнец.

– Фиг с ним, – отмахнулся Алешка. – А дальше?

– Дальше все просто. Посетил он эту выставку, стал договариваться о цене ордена...

– И сколько?

Папа сказал, а мы все ахнули.

– Богатенький Буратино, – покачал головой Алешка. – Ну и что?

– А то, что в первую же ночь после этого торга на выставку пробрались воры и похитили несколько коллекций. Мы практически все разыскали, похитителей задержали, а орден Корниловский бесследно исчез.

– Подумаешь, – небрежно сказал Алешка, – этот самый Смит его и спер. Чтобы большие бабки за него не платить.

Папа не рассердился, не улыбнулся, а просто кивнул:

– Мы и эту версию проверяем. И его алиби тоже.

– Это собака такая? – спросила мама в шутку. – Редкой английской породы?

– Не обязательно английской, – усмехнулся папа. – Алиби – это когда в момент совершения преступления подозреваемый находится в другом месте.

– Спасибо, очень доходчиво, – хмыкнула мама.

– Интересно, – завизжал Алешка. – А если так: в момент – он там, а по месту совсем в другом?

Папа вытаращил глаза и попросил жалобно:

– Переведи...

– Потом, – сказал Алешка. – Мне сейчас некогда. Я сейчас нашему Михалычу должен алиби испортить. – И он отправился к телефону.

Наш директор никогда не возражал, чтобы ему звонили домой. Но только не в девятнадцать часов по московскому времени. В это время, в конкретном месте, он пьет свой конкретный чай. С конкретным кроссвордом. Алиби у него такое.

Алешка – вредина – дождался, когда на часах пикнуло «семь», и набрал номер домашнего телефона директора.

Семен Михалыч жил один, и деваться ему было некуда. Тем не менее снял трубку и сказал голосом автоответчика:

«Меня нет дома. Оставьте ваше сообщение после сигнала».

Алешка «оставил»:

– Я вам нашел адмирала третьего ранга, Героя Советского Союза с золотой саблей на боку. У него сто наград на груди. Желаю приятного чаепития. Алекс.

«Автоответчик» тут же отозвался:

– Какой адмирал? В форме? Настоящий? Как зовут?

– Я вам отвечу после сигнала, – холодно проговорил Алешка.

Я думал, что Семен Михайлович сейчас пикнет, изображая сигнал, но он этого не сделал. Он кашлянул и сказал:

– Завтра утром – ко мне в кабинет!

– С родителями?

– Они тебе не помогут! – И Семен Михайлович «отключил автоответчик».

– Вот это алиби! – похвалился Алешка.

– Вообще-то, – сказала мама, – это хамство.

– Да ну... мам, – затянул Алешка, – Михалыч очень добрый человек. Воспитанный офицер. Он в учительской всегда встает, когда дамы входят. И чьи-нибудь мамы.

– Я не про него, – сердито сказала мама, – я про тебя. Маленького нахала.

Алешка немного смутился и чуть слышно пробормотал:

– Маленький нахал лучше большого. В нем нахальства меньше.

– Завтра вежливо поздороваешься и извинишься. – Это было сказано мамой таким ледяным тоном, растопить который даже Алешке не удается. – А сейчас – спать! До утра.

В школу мы, конечно, опять опоздали. Не по своей, конечно, вине. Опять из-за гимназии. Конкретно.

У гимназических ворот стоит знакомый джип. Возле него – чем-то рассерженный охранник-водитель Степик и хмурый и злой Шаштарыч.

Мы, конечно, идем мимо – ничего не видим, ничего не знаем, но все слышим.

– Если я тебя еще раз увижу рядом с Томасом, – напористо грозит Степик, – доложу отцу.

– А ты кто такой? – Шаштарыч вскинул голову. – Знай свое место, холуй!

У Степика дернулась рука, но он сдержался, достал этой рукой мобильник.

А мы очень не спеша идем и идем мимо. Будто на месте топчемся.

– Лев Ефимович? Это Степик. Я увольняюсь. Да. Прямо сейчас. Пришлите водителя к гимназии. Пусть он заберет джип и вашего сопляка. Конец связи.

Степик сунул мобильник в карман, запер машину и сунул ключи Шаштарычу в нагрудный карман.

– Ты что! – испуганно заорал тот. – Я пошутил!

– А я – нет. – Степик повернулся и пошел к метро.

Алешка вдруг сорвался на бег, обогнал Степика и, глядя в лицо, весело поздоровался:

– Доброе утро, дядя Степик. Привет вам от папы. Заходите на чай. У нас теперь свой адмирал есть. Мы вам его покажем.

– Зайду, – хмуро улыбнулся Степик. – Прямо сегодня. Я люблю чай с адмиралами пить.

В учительскую мы вошли вдвоем. Она была пуста, все учителя – на уроках. Только в уголке скучала над кроссвордом секретарша Жанна.

– Товарищ полковник у себя? – деловито спросил ее Алешка.

Жанна улыбнулась, она почему-то любила Алешку.

– Для вас, корнет Оболенский, – всегда! Заходите.

– Здравия желаю, товарищ полковник! – вежливо поздоровался с директором Алешка. Тот поднял голову от кроссворда, это он Жанну кроссвордами заразил. – Извините, что помешал вам заниматься важным делом.

(Мамин наказ выполнен по полной программе: и поздоровался вежливо, и извинился не поймешь за что.)

– Ничего, я привык. – Семен Михайлович сложил газету, опустил на нее очки. – А где он?

– Кто?

– Адмирал. С саблей.

– Он еще спит.

– Хороший адмирал? Бравый?

– Во! – Алешка поднял большой палец. – Первого ранга. Да еще и капитан. Третьего ранга. Служил юнгой на Балтийском флоте. Лично сбил восемнадцать вражеских самолетов. Прямо в море. Только пыль столбом.

Какая там в море пыль столбом?

– Надо познакомиться. Пригласи его ко мне... – директор взглянул на листок календаря, – на семнадцать ноль-ноль.

– Есть! Только пусть Жанна чай приготовит. С конфетами. Он очень конфеты любит.