Три кило веселья - Гусев Валерий Борисович. Страница 4

Глава II

ШАШТАРЫЧ И Ко

Утром мы встали с таким трудом, будто накануне отработали с Алешкой подъемными кранами. На высотной стройке. По две смены.

– Спать хочу, – зевнул Алешка, сидя на тахте. – Наверное, конфет объелся.

Я тоже зевнул во весь рот:

– А я не объелся – мне не хватило. Ты всю коробку слопал. Кроме оленя.

– Ничего не слопал! – обиделся Алешка. – Я их в пакет спрятал и адмиралу в карман засунул.

– Зачем? – удивился я.

– А как же! Он утром пойдет в магазин за своим кефиром, сунет руку в карман, а там такая радость! – Алешка, как в замедленном кино, позевывая, начал одеваться. – Мне, Дим, его жалко стало. Я, знаешь, о чем подумал? Ему ведь на два года было больше, чем мне, когда он воевал с фашистами. А этот гад хотел его медали и кортик украсть.

– Папа на суде был, – сказал я. – И требовал, чтобы этому жулику из шкафа побольше влепили.

– А я бы таких всю жизнь в клетке держал. С табличкой: «Не подходите близко – кусается!»

Тут дверь распахнулась, и ворвалась мама. Утренним вихрем.

– Вы еще в постелях! Опять опоздаете! Живо в ванную, завтракать пора!

– Я в ванной завтракать не буду, – хихикнул Алешка. – А папа встал?

– Папа уже на работе. Берите с него пример!

– Вот еще! – усмехнулся Алешка. – Мы лучше с тебя будем пример брать.

– Это почему? – загордилась мама.

– Потому что ты еще дома.

– А ну, марш умываться! – Она легонько ухватила Алешку за ухо и вывела из комнаты.

В школу мы, конечно, опять опоздали. Да мы и не очень спешили. Школа никуда не денется. Она уже тридцать лет стоит на одном и том же месте. И хоть бы хны. Облупилась, конечно, местами, краска на дверях колечками завилась, стекла в некоторых окнах в трещинах, но лет тридцать еще простоит.

А вот гимназия, которую рядом построили, – как игрушечка! В любую погоду блестит. И вся окружена сверкающими иномарками. И обсажена голубыми елями в пластмассовых кадках. А на спортивной площадке у них есть даже теннисный корт за высокими сетками, и в самом здании – свой бассейн.

Из-за этой гимназии мы стали опаздывать в школу каждый день. Вся ее территория огорожена черным стальным забором, и мы никак не можем привыкнуть, что прямая дорожка в родную школу кончилась – нужно обходить гимназию дальним путем.

Мы как раз шли мимо ее ворот, когда их распахнул охранник в черной форме и выпустил на волю громадный джип с черными стеклами.

– Шаштарыча привозил, – проворчал Алешка.

Шаштарыч в прошлом году учился в нашей школе, но тут его родители быстро разбогатели и перевели Шаштарыча в платную гимназию. Джип с черными стеклами каждое утро привозил его на уроки и каждый день забирал обратно. Иногда он забирал и «адъютантов» Шаштарыча – Лису Алису и Кота Базилио. Они тоже раньше в нашей школе учились. Лиса Алиса (по фамилии Алисов) не очень был лицом на лисичку похож – только глазками, хитрыми и быстрыми; он все время что-нибудь высматривал – полезное для себя и вредное для других. И Шаштарычу бежал докладывать. Ну и рыжий он был немножко. А Кот Базилио (Васильев), тот вылитый котяра – лицо круглое, а под носом жиденькие усики.

Мы с ними и в школе не дружили, а теперь вообще старались друг друга избегать. По всяким причинам. Но до прямых схваток пока не доходило. К счастью. Ребята они были крепкие, а Шаштарыч занимался всякими восточными единоборствами, по корту с ракеткой бегал и фитнесы какие-то принимал.

Как он стал Шаштарычем, я не заметил. В первых классах его, по фамилии Каштанов, звали Каштанкой. Потом Каштанка незаметно переделалась в Шаштарку, ну а где-то в восьмом классе Шаштарка стала Шаштарычем. Тогда же к нему прилипли и Лиса Алиса с Котом Базилио. Кот Базилио еще какое-то время человеком был. И учился неплохо, и мореплавателем хотел стать, клеил модели всяких кораблей, мечтал какой-нибудь остров открыть в далеком океане. А вот когда к Шаштарычу прилепился, совсем другим стал. Он уже мечтал не острова открывать, а морским разбоем заняться. Лихое пиратство стало его мечтой.

Вот они и пиратствовали. В младших классах. Отбирали у малышей мелочь на завтраки, мобильники, хорошие авторучки. Правда, делали это незаметно, тайно, запугав первоклашек своими угрозами. Первоклашки и так всего боятся, а тут такие злодеи.

Правда, один раз прокололись. В один прекрасный день в школу заявился старший брат одного первоклашки, студент института физкультуры, боксер и борец, со своими товарищами. Они вывели Шаштарыча и его «адъютантов» на наш стадион и, ничего не выясняя, «поиграли с ними в футбол». Без мячика.

С тех пор Шаштарыч и Ко присмирели, но, наверное, своих гадостей не прекратили. Уж очень заманчиво среди слабых себя сильными ощущать.

Я, когда с нашим адмиралом познакомился, все чаще стал задумываться: почему так – один пацан берется за оружие и смело воюет со страшным и взрослым врагом, а другой пацан, из той же страны и тех же лет, воюет не с врагами, а с малышами, беззащитными и робкими?

...Водитель джипа, едва выехав за ворота, резко газанул и, промчавшись мимо нас, чуть не окатил нас грязной водой из лужи. Я еще не успел выругаться, как Лешка взмахнул ему вслед рукой, будто бросил вдогон камень.

Джип с визгом, словно заорал от злости, затормозил. Водитель выскочил и решительно направился к нам. Мы не дрогнули. Мы давно поняли, что хамов не надо бояться – их надо ненавидеть.

Водитель подошел вплотную и навис над нами. Лицо его было свирепое, но показалось мне знакомым. Алешка первым узнал его и небрежно бросил:

– Хай, Степик!

Водитель вздрогнул и растерялся:

– Это вы?

Да, это мы, а это он. Бывший папин сотрудник, бывший майор милиции по фамилии Степик. Папа очень им гордился, и Степик часто бывал у нас дома. А потом он женился и родил сразу двоих детей. Ну, не сам, конечно, родил, а его жена. И он ушел из милиции в частную охрану, потому что там больше платили. И после этого в нашем доме мы его не видели. Папа такие вещи не прощает.

– Извините, парни, – попросил прощения Степик. – Я вас не узнал.

– А других можно, да? – непримиримо спросил Алешка.

– Случайно получилось. – Степик оправдывался, как виноватый пацан перед строгим отцом. – Расстроился. Подвезти вас?

– Не стоит, – холодно сказал Алешка. – Будьте здоровы.

Мы повернулись и пошли.

– Сергею Александровичу – мой привет! – крикнул нам вслед Степик.

Алешка отрицательно помотал головой, не оборачиваясь.

А Степик так и стоял, провожая нас взглядом.

Мы опоздали так безнадежно, что на школьном крыльце нас встретил сам директор – бравый полковник в отставке Семен Михайлович.

Я уже рассказывал как-то, что он стал директором нашей школы, когда вышел в отставку. И, конечно, свои командирские навыки перенес на воспитание детей. Офицерскими методами. Он был строг и грозен, но справедлив. Ненавидел ложь, трусость и предательство. Но почему-то считал, что главное в учебном процессе – это дисциплина.

– Из разгильдяя, – говорил он, взмахивая рукой, будто в ней была острая сабля, – никогда человека не получится. Любой дисциплинированный оболтус надежнее в бою, чем разгильдяй-отличник. Отставить разговоры!

Мы (и наши педагоги) его побаивались, но любили. Главное – он был справедливый человек.

Директор стоял, уперев одну руку в бок, а другой подкручивал длинный колючий ус.

– Мне кажется, – сказал он, – что братья Оболенские не любят приходить в школу вовремя.

– Не любят, – вздохнул Алешка.

– У них не получается, – вздохнул и я.

– Я вас прощу еще раз, если вы решите мне одну проблему.

– Хоть две, – щедро пообещал Алешка.

Это он умеет: две проблемы решит, но еще двадцать добавит.

– Излагайте, Семен Михайлович, – поторопил я директора. – А то мы и ко второму уроку не успеем.

– Излагаю. Через неделю празднуем День родной школы.

– Клево! – согласился Алешка.

– Не простой День, а юбилейный! Тридцать лет!