Скелеты в тумане - Гусев Валерий Борисович. Страница 19

– Это Дикой? – спросил я капитана.

– Дикой, Дикой.

– Необитаемый?

– Очень. Сюда никто не заходит – дурная слава. Я потому тут и прячу солярку. Слышь, малец, сбегай на берег, забери канистру, она вон за тем камнем, что на зубец похож, прячется. Я-то катер не могу оставить. Сбегаешь? Главное ведь что?

– Гудки подавать?

– Главное, – капитан поднял палец, – товарищей выручать.

(Как я понял позже, он вовсе не меня имел в виду. И не мое семейство.)

Отчего же не сделать пустяковое одолжение человеку, который принимает такое активное и бескорыстное участие в спасении твоих самых родных и близких?

И я поскакал с камня на камень к берегу. Наивный козел.

Едва я ступил на него, как сзади набрал обороты двигатель, взревел издевательски гудок и... катер быстро и плавно покинул остров.

Признаться, я далеко не сразу врубился. Подумал, что капитан ищет место, чтобы подойти поближе к берегу, что он просто шутит... Пока я думал, катер уменьшился до размеров бумажной лодочки.

Сгоряча я побежал ему вслед по камням и чуть не свалился в воду. Потом, еще не остыв, наивно бросился к камню, «похожему на зубец», посмотреть на канистру с соляркой. И, наконец, до меня дошло, что наш милый капитан – сообщник бандитов. Недаром ведь участковый как-то странно отозвался о нем. А я даже не обратил на это внимания.

Тут ноги у меня подкосились, и я сел на камень.

Это была третья минута отчаянья. А дальше я их уже не считал.

Не знаю, не помню, сколько я сидел в тяжком раздумье. И сколько времени потерянно бродил по острову, спотыкаясь о разбросанные повсюду странные камни. И как я казнил себя за доверчивость, из-за которой теперь ничем не смогу помочь родителям и Алешке. Так и застынут они на берегу в ожидании моего паруса. Как в легенде о Беренте Фогте.

Да и мое положение было не лучше. На этот остров никто не заходит, он почему-то пользуется дурной славой (еще не хватало!). Рюкзак мой с куском брезента уплыл на подлом катере. Удочка осталась на берегу.

А на острове ничего нет. Кроме двух-трех засохших деревьев – одни камни. Странные какие-то. Будто развалины древнего строения. В одном месте я увидел даже что-то похожее на руины старинной башни. В другом сохранился целый кусок крепостной стены. А под ногами – всюду обломки камней, несомненно обработанных руками человека.

Но что мне эти камни? Не разжуешь. Не проглотишь. И воды – ни капли. А та, что скопилась в углублениях, соленая, морская. Видно, ее забрасывало сюда при шторме.

Я устал – от всех событий, от голода и жажды, от безнадежности, от тревоги за моих очень родных и близких. Таких далеких.

И я сел на камень и стал выкладывать все из карманов, чтобы точно знать, что у меня есть и чего у меня нету.

Чего нету – можно целую книгу написать с перечислением. А что у меня есть? Трех слов хватит. Из всего могучего и богатого русского языка. Перочинный нож, спички и крохотный свечной огарок из Алешкиных запасов, который папа заставил меня взять на случай, если придется разводить костер под дождем или просто в сырую погоду.

Спички в запаянной воском патронной гильзе и огарочек я снова засунул в карман, а нож повертел в руках и выронил.

Он со звоном упал на камень и скользнул в щель.

Ну уж нет! Этого я так не оставлю!

И я стал выворачивать камень, под которым исчез мой нож. Ободрал все ногти, но перевернул его и отодвинул.

Вот это да! Под камнем была черная дыра, из которой ощутимо дохнуло холодом. Я выворотил еще один камень, другой... Мой нож лежал на чем-то очень похожем на каменную ступень. Подобрав его, я просунул в дыру голову, но почти ничего не разглядел в темноте, кроме трех-четырех ступеней, круто уходящих куда-то вглубь.

И тут я вспомнил легенду о том, что с острова Дикого на берег идет набитый «шкилетами» подземный ход. Прямо на заброшенный рудник.

Пожалуй, это единственный выход. Если подземный ход приведет меня к колодцу, я постараюсь как-нибудь из него выбраться или найти выход. Если это не получится, буду орать изо всех сил, пока меня не услышат. День буду орать, два. Сколько надо, столько и буду орать.

Если бы вы знали, как мне не хотелось спускаться в подземелье! Мало ли что там есть. Всякие жуткие неожиданности. Да и куда приведет меня древний подземный ход? Может, он давно обвалился. Или обвалится прямо на меня от одного моего дыхания. Или если я неосторожно моргну глазами.

Я глубоко вздохнул, оглядел изо всех сил белый свет, отвалил еще один камень и стал осторожно спускаться вниз.

Ступени были неровные, камни, из которых они были сложены, шатались, пытаясь выскочить из-под ног. И чем ниже я спускался, тем холоднее становилось.

Но вот ступени кончились. Вокруг была совершенная тьма и совершенная тишина. В которой гулко билось мое сердце.

Спускался я ощупью, чтобы экономить свечку, а здесь пришлось ее зажечь. Огарок был такой крохотный, что не удержать в руке, и я наколол его на шило, которое было в моем ноже. И огляделся.

Передо мной был узкий и низкий сводчатый проход, уходящий в далекую темноту. Вблизи меня по стенам бегали дрожащие тени. Было холодно и сыро. Иногда тишину нарушал звук упавшей на камень капли.

Вернись, пока не поздно, панически прокричал мне внутренний голос.

Ну вернусь, а дальше что? Буду сидеть на острове до мучительной голодной гибели, да? Тут хоть какой-то шанс есть.

И я осторожно пошел вперед.

Но не успел я сделать и десяти шагов, как сзади что-то загрохотало, в спину ударила волна потревоженного воздуха и едва не загасила свечу.

Сначала я вздрогнул от неожиданности, а потом бросился назад...

Дырки наружу больше не было. И ступени все завалены камнями. Видимо, я что-то стронул, что веками еле держалось, и произошел обвал. Разобрать эту кучу, наверное, можно. Года за два.

Все, оставалось только идти вперед. А если и там завал?

Глава XVII

Где Дима?

Лодка медленно шла вдоль берега, в опасной к нему близости.

Весь ее экипаж во все шесть глаз разглядывал на берегу каждый кустик, каждый камень.

Время от времени папа зажимал румпель под мышкой, брал лежащее рядом ружье и стрелял вверх. (Запас патронов бандиты тоже не тронули – для их берданки они не годились.)

– Бежит! – вдруг закричал глазастый Алешка. – Вон там, за косой!

Из леса выскочил человек и помчался по берегу со страшной прытью. За ним легко и ровно мчались две серые собаки.

Папа снова схватил ружье, встал, мгновенно прицелился и выстрелил.

Передняя собака перевернулась через голову и замерла на камнях, подергивая лапами, будто все еще бежала. Вторая резко свернула, махнув хвостом, и исчезла в лесу. Будто ее и не было.

Папа направил лодку к берегу.

Человек, который только что мчался, как легкая лань, сразу захромал, схватился одной рукой за поясницу, другой – за сердце.

– Чуть не сожрали, – сказал Акимыч, подходя к лодке и переводя дыхание. – Среди лета! Вот те и природа! Хорошо стреляешь, однако. Как я. Только мне нечем. У, волчара! – погрозил он кулаком в сторону леса. – Попадись только!

Дед красочно рассказал свои приключения.

– Лодку мы тебе дадим, – сказал папа, коротко посвятив его и в наши дела. – И дуй на полном газу на станцию.

– А как же! – ответил дед. – Можа он тама давно, чай с биологами пьет. А мы его здеся ищем.

Деда усадили в лодку, накормили и направились к Горячей скале. Там спустили на воду моторку, Акимыч сел на корму и запустил двигатель.

– Не горюй, ребята, отыщем пацана. Не пропадет, – прокричал он на прощание и врубил скорость. – А как же!

...Лодка снова пошла вдоль берега. Томительно тянулось время. Безнадежно звучали над морем ружейные выстрелы...

– Корабль! – это опять закричал Алешка, показывая в сторону открытого моря.

Это был большой открытый катер, а на его борту – участковый и трое молодых парней с ружьями.