Дурбар в Лахоре - Блаватская Елена Петровна. Страница 12

Номинально индусы разделяют свою расу на четыре касты: 1) брамины, или сыны бога Брамы, 2) кшатрии, или воины, 3) вайши, или торговцы и 4) шудры, или чернорабочие, низший класс. Но каждая из этих каст подразделяет себя на субкасты (от пяти до тринадцати), которые, в свою очередь, распадаются на фракции, коим нет числа. Словом, каждая каста есть гамма тонов, нисходящая от высокой до низкой ноты; только вместо семи в ней «до семижды семидесяти» тонов. Так, например, в двух главных подразделениях браминов высшей аристократии мы видим, что «панча дравиды» и «панча гинды» (первые – жители южной, а вторые – северной Индии), две субкасты, не могут ни вступить между собой в брак, ни есть вместе пищу, в которую входит хоть одна капля воды; но обе субкасты – брамины, и всякую другую пищу могут есть в компании! Гуджератский брамин примет воду из рук или из дома махратского брамина, но не станет есть рис, приготовленный последним. Брамин Дешашта имеет право разговаривать с брамином Кархада издали, но если нечаянно перейдет его тень или дотронется до него, то сильно осквернится!..

Теперь спрашивается: может ли Индия при такой системе быть не только рассадником патриотизма, как то полагают некоторые писатели, но даже порождать время от времени патриотов? В ней до 200 миллионов индусов, принадлежащих к одной вере; но как христианская религия не мешает такому же большому числу европейцев воевать и ненавидеть друг друга, так и здесь в Индии. Есть в ней индусы махраты и индусы пенджабы, бенгальцы и дравиды, гуджераты и раджпуты, кашмирцы и непалийцы и пр., и все они – индусы. Но воображать вследствие этого, что раджпут считает частью своей родины Деккан или Бенгалию и при случае поднимется на ее защиту так же нелепо, как надеяться, что москвич станет гореть желанием отомстить зулусам, побившим англичан, или взглянет на Испанию, как на часть своей родины, потому только, что она в Европе!..

Англичане дозволяют миру полагать, будто одни они, со сравнительно малым войском усмирили бунтовщиков в 1857 году, покорили и испепелили Могольскую династию в Дели и окончательно приковали к запяткам Великобритании индийских раджей, как приковывались во времена древности цари-пленники к колесницам победителей. Но не потому ли они и похваляются этими подвигами, что история мятежа еще никогда не была никем другим писана, кроме их самих? Не будучи в состоянии вырвать эту кровавую страницу из летописи покорения Индии, они ее расписывают по-своему. А если представить дело в его настоящем виде, выйдет, что они и во веки веков не усмирили бы мятежников, не помоги им пенджабы, особенно сикхи. Никто не будет столь глупым, чтоб усомниться, как в их личной храбрости, так и в превосходстве их военного гения, вооружения и всего прочего над азиатскими народами: но сила солому ломит, и если во время мятежа они были душой в военных делах, то пенджабы с некоторыми другими оставшимися верными Англии племенами были тою сильною рукой, которая раздавила одну голову за другой этой многоглавой гидре, собравшейся было позавтракать зазевавшимися бриттами. И мятеж поглотил бы их всех до единого, когда бы не «верные наши пенджабы», как выражаются англичане в свои редкие минуты справедливости к туземцам. А пошел индус на индуса, восстал брат на брата вовсе не из верности, как и не из особенной любви к англичанам, а просто, во-первых, из личного мщения сикхов к индусам центральной Индии, войска и многие из племен которой помогли их общему врагу покорить Лахор и Пенджаб в 1845–1849 годах; во-вторых, из вековой ненависти к моголам.

Тот ошибается, кто полагает, будто англичане завоевали Индию. Они просто пришли и взяли ее, захватывая мало-помалу провинцию за провинцией, одно владение за другим… Они встречали сопротивление в раджах и дрались с отдельными владетелями, но народ всегда оставался безучастным и совершенно равнодушным зрителем борьбы.

Кроме этого полного отсутствия всякого патриотизма в индусах, о котором заявлено выше, это равнодушие объясняется следующим мало известным фактом. За исключением могольской и немногих чисто индийских династий, все ныне существующие плеяды магараджей и раджей в былые времена не были ни царями, ни даже независимыми владетелями своих территорий. Принадлежа без исключения к касте кшатриев (воинов), они были только вооруженными защитниками народа, обитающего на известном пространстве той или другой территории Индии, и по взаимному соглашению, получая известную с него дань продуктами и деньгами, обязывались защищать его от нападений соседей и вообще блюсти его интересы, управляя им и разбирая его жалобы по законам Ману. Законы последнего были повсеместно в Индии и считались, как считаются и теперь, чем-то священным, и вследствие этого, непреложным. Поэтому вдоль и поперек Индостана, невзирая на разницу каст и религиозных сект, страна с ее сотнями отдельных радж [26] управлялась под одним и тем же уложением, священный текст которого служит непреодолимою преградой к какой бы то ни было реформе. С веками свод законов Ману перешел в мертвую букву: страна покрылась тиной, как пруд стоячей воды, заснула старческим сном, пробуждаясь лишь урывками то в одном, то в другом месте, там где происходил минутный переполох, причиненный одним из его многочисленных врагов. Но ни разу с первых страниц ее истории до последней не поднималась еще Индия всецело, не стряхивала с себя вековой плесени, ни разу не отозвался болью ни один из членов ее в то время, как вторгшийся враг увечил другой член… Пришли англичане и предложили себя защитниками вместо раджей: подумал один, поразмыслил другой из народов Индостана, и каждый в свою очередь, увидя, что пришельцы побивают их прежних хранителей, стало быть, сильнее последних, и предлагают им такую же и еще более надежную защиту, да и требуемая дань не требовалась им на первых порах столь высокая, и вот стали эти народы один за другим беспрекословно сдаваться. У них не требовали отречения ни от законов Ману, ни от веры их праотцев, и они, ничего не теряя, приобретали, как они думали, условия гораздо более выгодные. Что за дело каждому из них отдельно до других, совокупно? Его хата с краю: а тот ли, другой ли беллати ими управляет, индусам, кроме браминов, совершенно безразлично…

Глава 4

Поспешая в Лахор на дурбар, мы отказались даже от удовольствия насладиться зрелищем 9 000 «прокаженных», или «белых индусов», как их здесь называют, составляющих население городка Тарн-Тарана в семнадцати милях на юг от Амритсара. Тарн-таранцы составляют единственное исключение между жителями прочих городов, находящихся на британской территории: они изъяты от чести видеть англичан между чиновниками своего гражданского управления. Как видно, высшей расе белых не улыбается перспектива сделаться еще белее… Вследствие этого Тарн-Таран и представляет давно невиданную в Индии аномалию: белые жители управляются черными властями… Сюда посылаются на поселение прокаженные со всего Пенджаба, а изъятые от этой болезни индусы и «полу-касты», или евразии, управляют городом…

В Лахоре уже собралась порядочная масса англичан со всех концов Индии для торжественной встречи нового вице-короля. Все отели и «бенгау» были переполнены приезжими, и только благодаря распорядительности наших туземных теософов мы смогли избежать неприятности ночевать среди поля в палатке. Узнав, что мы будем во время дурбара в Лахоре, восемнадцать туземных теософических обществ прислали своих делегатов к нам, и мы нежданно очутились во главе маленькой армии. Это весьма не понравилось неприятелям нашего приезда, которые еще до нашего приезда сделали нам честь посвятить несколько передовых статей в своей газете «Civil and Military Gazette», самой изысканной брани, направленной против нашего общества вообще и его основателей – в частности. Эта газета в пылу бессильного негодования даже выразилась так: «Обморочив (?) всю Симлу, теософы, как недоброй памяти Тамерлан, угрожают теперь вторжением Лахору». Аллахабадский же «Indian Herald» в продолжение целого месяца просто скрежетал зубами. Сравнив нас с Парнеллом и его «разбойничьею шайкой ирландцев», газета разражалась ругательствами, суля правительству всевозможные ужасы, если оно только «не освободится от зловредной пропаганды русско-американского теософизма, соблазнившего уже стольких английских чиновников в Индии».