Загадочные племена на «Голубых горах» - Блаватская Елена Петровна. Страница 41
Вследствие всего этого мы и говорим: если суровый закон индукции дозволяет последователям точных наук, вследствие вибраций света до упавшего яблока, предполагать, а теперь и возводить на высоту непреложной истины существование, как эфира, так и закона тяготения, то почему бы им и не допустить, хотя бы тоже пока под видом гипотезы, не только «двойника», но и самую душу человека? Неужели проявления души менее очевидны, нежели эфир пространства и тяготение, а сама душа еще осязаемее или гипотетичнее последних? Если ученые имеют основание назначать светоносному, и для них все еще гипотетическому эфиру роль физической души макрокосма (нашей солнечной системы, или их мира), существование которой заявляется ее явлениями света, тепла и пр., то и мы имеем такое же, если не гораздо большее основание относить к существованию души, которая есть светоносный эфир микрокосма, или человека все наши так правильно названные «душевные» проявления…
Если нам на это возразят, что одно принадлежит физическому миру, а стало быть и подлежит точным наукам, а другое – к миру отвлеченностей и есть прямое достояние метафизики, не допускаемой материалистами в разряд их наук, то мы напомним ученым, что такое разделение есть дело их же умов. Но не природа, а они сами начертили такую разделяющую линию; да и начертили-то они ее, не имея на это ни основания, ни права. Разве они знают, что такое материя, что не-материя, позволяя себе так своевольно распоряжаться в области природы? Готовы ли они сказать нам, где кончается вещество и где начинается чисто духовная область, или даже то, что они теперь величают «силой», произнося это слово, как попугай, не понимая сами значения придуманного ими термина? Впрочем, пусть они называют вещи какими им угодно именами, но пусть только перестанут уверять публику, что их световой эфир, например, менее гипотетичен, нежели отвергаемая ими душа в человеке. Этим они только морочат добрых людей, подают им камень вместо хлеба и бросают их прямо в объятия грубого суеверия.
Когда благодаря усилиям более благоразумных и честных их собратьев реальность «двойника», или той внутренней и во всех нормальных проявлениях нашего повседневного существования невидимой оболочки души, в которую мы верим, станет доказанным в науке физиологии явлением, тогда все мы, вероятно, узнаем что-нибудь более о веществе этого призрака. Но до тех пор нам остается довольствоваться тем, что мы знаем (или думаем, что знаем, что опять-таки равняется положению ученых) об этом полуматериальном существе. Пока мы полагаем, что «двойник» есть внутренняя тень человека, отражающая его в свете души, как тень земная отражает его фигуру в свете солнечном наружно, что эта тень остается обыкновенно невидимою и неосязательною; но что вследствие душевного сотрясения или желания, полного разгара страстей, большой опасности – эта тень может отделяться от физического тела и проявлять себя независимо от физических органов…
Вот что мы думаем теперь, нисколько, впрочем, не называя, как это делают наши ученые, своих предположений и умозаключений последним словом нашей науки, как и не выставляя их непогрешимыми. Только следя за наукой и часто весьма изумительными парадоксами ее избранных жрецов, мы чувствуем за собой такое же право, как и она, довольствоваться собственными выводами и утверждать, что наша гипотеза ничуть не слабее их собственных. Доказательством этому служит то, что они мечутся, как угорелые, между рогами созданных ими самими, и как мы это тотчас докажем, совершенно безвыходных дилемм.
Через несколько лет, когда такие случаи двойников и привидений станут доказанными в физиологии фактами, благодаря одному лагерю ученых, что тогда скажет другой лагерь, ярые материалисты? Какой отпор они придумают фактам? Как ответят они или объяснят то, что при их настоящем взгляде и успехах в биологии, откуда они изгоняют все, кроме протоплазмы, останется совершенно необъяснимым?
Заставить их включить душу человека в каталог ученых терминов, конечно, трудно. А вот «двойника» – так им наверно придется еще анализировать. Само собою разумеется, что они выйдут из затруднения, объявив, что «двойник» вовсе еще не доказывает бессмертия души, что если он и есть, то это лишь показывает, что на этой земле все-таки умирает только физическое тело человека, которое, быть может, и существует еще несколько времени в своем астральном или эфирном виде. Это, например, всякий биолог готов будет сделать, даже не отбрасывая своего чисто материалистического воззрения на человека, когда неведомое ему теперь (и поэтому считаемое им несуществующим, невозможным) станет ему известным, он признает его вполне возможным, даже совершенно естественным. Ввиду именно такой возможности мы и советуем ученым биологам приготовиться. Сделать это не трудно. Биологу только стоит сбросить с себя мантию непогрешимости, отрешиться от своего заносчивого non mussumus, покаяться перед фактами и смириться перед неизбежным. Если ему так приятна мысль считать себя после смерти на одном уровне с дохлою крысой или замученною им на вивисекции собакой, то он может смириться и подчиниться, нисколько не веруя для этого в бессмертный дух человека, а просто допуская, как сказано, продолжение его сознательной (или иначе) посмертной жизни в полуматериальной оболочке. Пусть биолог только покается, сознавшись, что он ровно ничего не знает о тайнах жизни и смерти, и что он доселе отвергал то, о чем он положительно находился в таком же неведении, в каком находится всякий папуас касательно протоплазмы!..
Готов ли материалист на такое покаяние? Есть, впрочем, великие ученые, которые неоднократно заявляли всенародно свое невежество касательно первопричинности атома и даже самого его существования, например, Тиндаль, Конт, Бальфур Стюарт и даже сам великий Гексли. Но такие минуты героической честности не мешают остальным ученым и даже самому Гексли спекулировать на счет «жизненного принципа» и, зная еще так мало о физической машине человека, делать выводы и заключения о начале человека, о первобытном атоме, о жизненном принципе и тому подобных безделицах.
Нам кажется, что они сделали бы умнее, изучая все явления, все феномены жизни и смерти, не пренебрегая ни одним, даже из области самого глупого, по их мнению, суеверия. Если только единодушное показание достаточного числа свидетелей, разумных и беспристрастных, доказывает биологу-материалисту, что собранные факты о «двойниках» живых людей (и даже о привидениях умерших) не могут быть всегда объясняемы «случайностью» и «совпадением», то нам кажется, что прямая обязанность ученых исследовать даже колдунов и привидения. Посмотрим, однако, на чем основано их почти общее предубеждение против существования души и духа в человеке и, стало быть, против его двойника.
В заключение мы ставим биологам, именно тем, что отрицают все вне материи, прямой вопрос: что и сколько они знают, например, о жизненной силе или принципе? – Ответ нетруден: ровно ничего. Но они учат о нем, невзирая на свое невежество; и вот что именно учат:
Всем известно, что этот «принцип» – таинственный, загадочный, невидимый и неосязаемый, ускользающий от всех наблюдений точных наук, дается им пока в руки столько же, сколько эликсир жизни, над которым они еще до сих пор смеются, давался в руки средневековым алхимикам. Все так же хорошо знают, что их математики не успели открыть его в известных нам измерениях пространства; что их физики напрасно гонялись за ним в области ускользающих от них атомов; а химики не нашли его еще пока ни в одной из знакомых им молекулярных комбинаций… Но такой неуспех весьма мало смущает их. Они прямо отвергают существование жизненной силы вне материи, или даже в относительной независимости от нее; и на наш вопрос: «Так где же она, что такое, наконец, этот пресловутый принцип по их мнению?» – отвечают нам, указывая на протоплазму!!
Биология, наука жизни, по нашему смиренному мнению, величайший парадокс современной науки. Это чванный апофеоз собственному невежеству, памятник мифу, на котором профессор Гексли и построил свою великую репутацию, объясняя протоплазмой все явления, как и все тайны жизни и смерти.