Цыганский барон - Мартин Кэт. Страница 13

Однако и цена, которую требовала от него та, большая жизнь, была высока. Годы одиночества, оторванности от народа, который был для него родным. Косые взгляды и разговоры, всегда смолкавшие в его присутствии, между слугами, няньками, учителями, теми немногими обитателями дома во владениях маркиза, с которыми ему приходилось общаться и с кем у него никогда не было настоящей близости.

Неизбывная боль его матери, вынужденной оторвать от сердца сына и отдать его чужим людям.

И главное, вечным камнем на сердце — ненависть к человеку, который заставил его пережить все это. К человеку, который заставлял его страдать и сейчас.

— Если ты хочешь эту женщину, — сказала Перса, — а я вижу, что ты ее хочешь, почему ты спишь на земле, хотя она спит у тебя в постели?

Доминик хмыкнул:

— Похоже, Кэтрин уж слишком носится со своей добродетелью. Пусть даже от нее мало что осталось. Она натерпелась за это время. Нужно время, чтобы она привыкла ко мне.

Перса удивилась:

— Она смогла надуть Вацлава сказками о своей невинности, но как мог попасться на ту же удочку мой сын? Ты ведь опытный. Должен был давно разобраться, что к чему.

Права ли мать? Доминик вспомнил ее поцелуй, такой сладкий, страстный. Но она краснела, когда он прикасался к ней. Возможно, она и не девственница, но и не женщина с опытом. Уж в этом он мог бы поклясться.

— Несколько дней ничего не решают. Рано или поздно она будет моей.

Перса попыхивала трубкой, задумчиво глядя на сына. Неужели женщина околдовала его, как однажды Вацлава? Или здесь что-то другое?

Хорошо уже то, что девчонка избавила Домини от этой коварной Яны, а если ее присутствие в таборе поможет задержать сына, то Перса готова терпеть ее. Кроме того, девчонка действительно умеет работать, и Персе пока не на что жаловаться. Пока все складывается хорошо.

Глава 5

Кэтрин проснулась. На улице щебетали птицы. Природа ликовала, но на душе у Кэтрин было пасмурно, как никогда.

В эту ночь Кэтрин спала плохо: ворочалась с боку на бок, снова и снова проживала то, что случилось накануне. Как Доминик обнимал ее! Как он ее целовал! Какие у него ласковые руки!

Кэтрин уже целовалась однажды. Давно, еще в Арундейле. Тот поцелуй отозвался теплой и сладкой истомой, тогда Кэтрин подумала, что замужество стоит того, если перед сном супруг будет одаривать ее таким нежным поцелуем.

С Домиником все было по-другому. Его дерзкий поцелуй пробудил в ней какие-то новые чувства.

Ну нет, Кэтрин это не устраивало! Не хватало еще влюбиться! Хотя… Да нет, ей было просто любопытно, что произойдет дальше. Амелия намекала на возможность существования страстных отношений между мужчиной и женщиной, да и сама Кэтрин в таборе цыган видело довольно откровенное поведение мужчин и женщин.

Когда Доминик поцеловал ее, она была просто заинтригована новыми незнакомыми ощущениями. Интересно ведь знать, что в этом находят. Ну все, хватит, узнала. Такого больше не должно случиться.

Невыспавшаяся, хмурая, Кэтрин встала с постели, наскоро причесалась, оправила одежду. Смены платья у нее не было, юбка испачкалась и смялась, блузка тоже, но Кэтрин так и не могла заставить себя лечь в постель Доминика голой.

Прижавшись к двери, Кэтрин прислушалась к звукам просыпающегося табора: стук топора, плеск воды, позвякивание ведер, смех детворы. Скоро Перса начнет молоть зерна для кофе.

Кэтрин спустилась по узким деревянным ступенькам. А земля сегодня гораздо теплее. Костер уже горел, но ни Персы, ни Доминика не было видно. Кэтрин это вполне устраивало. Она решила искупаться как следует, каким бы холодным ни был ручей.

За время, проведенное с цыганами, Кэтрин научилась их нехитрым правилам гигиены. Воду для приготовления пищи и питья брали в верхнем течении реки, ниже — мыли посуду, еще ниже — пили кони, еще ниже — место для купания, как для мужчин, так и для женщин, и наконец — место для купания беременных женщин и тех, у которых были месячные, мэримэй, говорили цыгане, нечистые.

Кэтрин пошла к небольшой запруде, месте, где обычно купались женщины. Кэтрин сняла сандалии и вошла в воду как была, в одежде. Тело заломило от холода. Еле сдерживая дрожь, Кэтрин маленьким кусочком мыла, найденным и повозке, вымыла голову. Стирать одежду на себе было неудобно, но раздеваться она боялась.

Довольная тем, что опять выглядит вполне прилично, Кэтрин вскарабкалась на согретый солнцем холм, чтобы перед возвращением в табор обсохнуть. Солнце так ласково припекало, а накануне Кэтрин так мало спала, что вскоре она задремала. По небу проплывали облачка, иногда закрывали солнышко. Какое-то особенно вредное облако все никак не хотело уходить. Кэтрин открыла глаза и тут же вскочила как ошпаренная.

— Прости, — сказал Доминик, — я не хотел тебя испугать.

— Я… я, наверное, уснула.

Кэтрин украдкой взглянула на блузку, достаточно ли та высохла.

— …Я хотела подождать, пока не высохнет одежда.

— Кто же станет винить тебя за это в такой чудный день? — сказал Доминик, протягивая ей кружку с дымящимся черным кофе. — Я тоже мылся, а потом увидел, как ты идешь к ручью. Я подумал, может быть, ты хочешь выпить кофе.

Кэтрин хотела поблагодарить его, но как только заглянула в его черные смеющиеся глаза, тут же безобразная ночная сцена с Яной встала перед ней с поразительной ясностью. Кэтрин подумала о жестокости Доминика, и позабытая было враждебность всколыхнулась с новой силой.

Она собралась сказать ему, что думает по поводу его повеления, но тут взгляд ее упал на широкую обнаженную грудь, едва скрытую расшитой золотом безрукавкой, той самой, что она видела в вагончике, и слова застряли в горле.

Как ни старалась она выглядеть безразлично-суровой, предательский румянец вспыхнул на щеках. Она могла думать только о том, что никогда не видела кожу более гладкую и более смуглую, что ей страшно хочется дотронуться до него, убедиться, что его сильное тело и впрямь такое твердое на ощупь, как кажется.

— Мне жаль, что так получилось с Яной, — сказал он, — Надо было мне раньше с ней поговорить.

В тот момент, как было произнесено имя Яны, заклятие спало. Тряхнув головой, Кэтрин спросила:

— Ты хочешь сказать, что должен был избавиться от нее раньше, да? Пока она не стала тебе помехой? Эта женщина — твоя жена?

Губы Доминика сложились в неприятную усмешку.

— Да нет. Мы с Яной знаем друг друга с детства. Близкие друзья, так сказать. То, что случилось вчера, произошло бы так или иначе. Чуть раньше, чуть позже.

Кэтрин изо всех сил сжала кружку. Шум реки сразу стал как-то тише.

— Почему?

— Яна — женщина… э-э… с очень большими запросами. Когда ее муж, Антал, заметил за ней эту маленькую слабость, он развелся с ней. Со мной она находит некоторое утешение.

— Ты хочешь сказать, Яна сама предложила тебе…

— Да. Честно говоря, Яна подошла ко мне первой и, по-моему, ничуть от этого не проиграла.

С такой логикой не поспоришь. Если женщина ведет себя настолько бесстыдно, что вынуждает мужа с ней развестись… Такую совсем не жалко.

— Ну, если она пошла на связь добровольно…

— Наконец слышу голос разума! Я было решил, что в женских головках такой зверь не водится. Значит, мир?

— Значит одно: ты совершил большую ошибку, когда порвал с ней. Теперь твою постель некому будет согреть.

— Мне хватит одного взгляда на тебя, Катрина, — проговорил Доминик, лаская ее глазами, — чтобы согреться. Разве ты не чувствуешь, как хорошо нам будет вместе?

Доминик наклонился к ней, и Кэтрин инстинктивно отшатнулась.

— Не надо! Не говори так! Даже и думать не смей!

— Почему? Разве это так противно?

— Конечно!

Но рот ее пересох при одной мысли о том, что они могут быть близки, а кружка в руке задрожала, Доминик засмеялся и взял у нее кружку.

— Обожжешься.

Его глаза сияли как звезды во мраке.

— Доминик, прошу тебя…

— Просишь о чем, Кэтрин? Чтобы я поцеловал тебя и заставил почувствовать то, что испытала ты прошлой ночью?