Дерзкие мечты - Блейк Дженнифер. Страница 44

То, что произошло дальше, было мучительно, унизительно для них обоих и совершенно непростительно. Жгучие слезы сбегали по щекам Вайолетт и капали на матрац. Она не издала ни одного звука, кроме судорожных вздохов. Она перестала сопротивляться и лежала не шевелясь, оставив ему только свое неподвижное тело, спрятавшись вглубь себя, куда он не мог проникнуть, где он никогда не был и никогда не будет. Там она была свободной и независимой, там жили ее воспоминания.

Позже, когда тяжелое тело Гилберта переместилось на его половину кровати и замерло там, слезы все еще текли из глаз Вайолетт, и она утирала их уголком простыни. Часы с кукушкой, купленные Гилбертом, отмеряли время, и их тиканье казалось слишком громким в послеобеденной тишине комнаты с закрытыми ставнями.

— Успокойся, — проговорил он невыразительным голосом. — Я не хотел обидеть тебя.

Она не двигалась и не отвечала.

— Я попросил бы у тебя прощения, но ты сама виновата в случившемся, потому что вела себя вызывающе и не хотела раскаиваться.

Вайолетт молчала.

— Возможно, мне следовало брать тебя с собой в магазины и советоваться с тобой по поводу наших покупок. Наверное, я слишком часто оставлял тебя одну, но это не повод для того, чтобы осквернять наше брачное ложе, как поступила ты.

— Дело не только в этом, — прошептала она.

Гилберт не обратил внимания на столь незначительную реплику. Он устал, но голос его прозвучал твердо: никаких любовных увлечений больше не будет. Если бы у них был ребенок, ей некогда было бы заниматься подобными глупостями. И он сделает ей ребенка, чего бы это ему ни стоило.

Она закрыла глаза и прижала руку ко рту, чтобы подавить готовый сорваться крик.

На следующий день появился Аллин.

Вайолетт шла одна вдоль озера, пытаясь найти утешение в красоте парка, раскинувшегося на берегу, и даже не заметила, когда Аллин присоединился к ней. Он шел рядом, заложив руки за спину и подняв голову к солнцу, как будто совершал с ней привычную утреннюю прогулку.

Воздух вдруг наполнился ароматами цветов, небо стало еще ярче, а облака над далекими вершинами гор — еще красивее. На глаза Вайолетт навернулись слезы, хотя она и пыталась улыбнуться.

Он посмотрел на нее дразнящим взглядом, но вдруг замер на середине дорожки как вкопанный. На его лице появилось тревожное выражение.

— Значит, тебе было очень плохо?

— Да… Нет. — Она смахнула слезинки с ресниц кончиками пальцев. — Я просто очень рада тебя видеть.

Аллин окинул взглядом ее прогулочный костюм из золотисто-коричневой саржи с отделкой темно-зеленым шнуром, ее маленькую шляпку из плетеной соломки с обвитой плющом низкой тульей. От него не укрылась бледность ее лица и синяк на подбородке. Выражение муки появилось в его взгляде, хотя голос оставался спокойным.

— Я бы приехал скорее, но не имел никакого представления, в какую сторону двигаться. Я следовал за портретом, бессовестно подкупая взятками тех, кто знал, куда его отсылать.

— Я хотела послать тебе весточку, попрощаться, но у меня не было возможности. — Вайолетт раскрыла светлый шелковый зонтик так, чтобы тень от него падала на ту сторону лица, где темнел синяк.

— Я догадывался. Просто я боялся сразу уехать: вдруг ты послала бы мне письмо позже. Ее взгляд помрачнел.

— Мне не разрешалось писать ничего, кроме дневника, и у меня не было никакой возможности даже приблизиться к почтовому отделению.

— Теперь это не имеет значения. — Он взял ее за руку, и она сквозь перчатку ощутила тепло и надежность его пожатия.

— Сегодня я впервые гуляю одна. — Она с усилием улыбнулась. — И то только потому, что у Гилберта назначена встреча для осмотра четырехсотлетнего сундука для хранения оружия, а Термина заявила, что от холодного воздуха у нее разыгрался ревматизм.

Вайолетт понимала, что причина заключалась еще и в том, что Гилберт испытывал чувство вины за свое вчерашнее поведение, но не могла об этом говорить.

— Я знаю. Я наблюдал за домом, ожидая возможности увидеть тебя одну, но теперь понимаю, что мне следовало взломать дверь и ворваться силой.

Она покачала головой и в страхе сжала его пальцы.

— Нет, пусть все будет как есть. Но… тебе не следовало появляться здесь.

— Разве мог я не прийти к тебе? — просто сказал Аллин. Из-за спины он извлек цветок желтофиоли, нежный и совершенный в своей красоте, с каплями росы на бледно-желтых лепестках, и, взяв ее руку, положил ей на ладонь.

Цветок желтофиоли, означавший «клятву верности».

Вайолетт бросилась ему на шею, будучи не в состоянии больше сдерживать свое желание, и он крепко сжал ее в своих объятиях. Их жаждущие губы нашли друг друга, в то время как Аллин быстро повернул ее зонтик, чтобы он скрыл их от взглядов прохожих.

Так, не разнимая рук, они дошли до скамейки на берегу озера и опустились на нее. Там они сидели обнявшись, глядя на воду, и Вайолетт с сожалением вспомнила, с каким осуждением она смотрела на обнимающихся влюбленных в Париже. Тогда она не понимала, насколько сложно таким парочкам найти укромное место и как велико желание, толкавшее их на это.

Прошло некоторое время, прежде чем они обрели способность говорить. Первым нарушил молчание Аллин. Его голос звучал приглушенно сквозь ее волосы у виска, куда он уткнулся губами.

— Я приехал, чтобы увезти тебя.

Живя последние недели в абсолютном кошмаре, Вайолетт не позволяла себе даже мечтать о том, что Аллин последует за ней. Однако она знала, что, если такое случится, ей придется принять решение. И вот теперь она должна это сделать здесь, в этом прекрасном солнечном парке, наполненном ароматами цветов. Она не была уверена, что готова к этому. Повернув голову, Вайолетт посмотрела вдаль, на горные вершины, словно снежные миражи, видневшиеся за озером.

— Куда увезти? — спокойно спросила она. — Обратно в Париж?

— Нет. Думаю, это первое место, где твой муж будет искать тебя.

— Да. Он… угрожал мне.

— Его угрозы меня не пугают, но я хотел бы, чтобы у тебя не было никаких неприятностей. Я мечтаю жить с тобой в мире и покое. Может быть, в Венеции, если тебя это устроит.

Венеция. С Аллином. Уехать с ним означало покинуть не только мужа, но и семью, друзей, родные места, даже свою страну; выбрать неопределенное будущее с человеком, которого она едва знала.

Она качнула головой.

— Гилберт не откажется от меня так легко, я думаю. Он намерен… он хочет, чтобы я родила ему ребенка.

— Я хочу быть отцом твоего ребенка.

Вайолетт повернула к нему печальное лицо, ее темные вопрошающие глаза встретились с его прямым взглядом, полным безграничной любви и надежды. Сердце болезненно сжалось у нее в груди. Легкий ветерок пробегал волнами по его волосам, теребил концы его шелкового шарфа. Он слегка прикрыл глаза от ветра, но не шевелился, ожидая ответа.

На губах Вайолетт медленно расцвела улыбка, в голосе звенела радость, когда она спросила:

— Когда нам ехать?

Аллин поднялся со скамейки и, взяв Вайолетт за руку, поставил ее рядом с собой. Он посмотрел на нее серо-голубыми глазами, которые были такого же цвета, как горное озеро.

— Сейчас, — ответил он. — Как можно скорее.

Аллин нанял экипаж, чтобы через горы перебраться в Милан. Он попросил предоставить им лучшую карету и самых быстрых лошадей, за что у него потребовали непомерно высокую плату. Но он не прекословил и дополнительно щедро заплатил хозяину гостиницы, где они брали лошадей, чтобы тот забыл, что видел их.

В Милане беглецы пересели на поезд. Вайолетт казалось, что они ехали невероятно медленно. Она не могла наслаждаться зрелищем водопадов, сбегавших по горным склонам, красотой долин, раскинувшихся между пологими холмами, видом укрепленных стенами городов, возвышавшихся над долинами. Она пыталась успокоить себя, но мысленно снова и снова возвращалась туда, откуда сбежала. Вайолетт боялась даже представить себе, что будет делать Гилберт, когда обнаружит ее исчезновение. Она не допускала мысли, что он будет бездействовать. Его ущемленная гордость, если не что-либо другое, заставит его искать ее.