Гнев и радость - Блейк Дженнифер. Страница 59

— За то, что ему сделали выговор, — резко ответил Аллен и беспокойно заерзал под ее взглядом, потянувшись рукой поправить галстук. — Я же не говорю, что с его стороны было справедливо возмущаться тем, что ты отвергла его домогательство.

— А с твоей стороны, справедливо?

— Нет. Хотя некоторые мужчины склонны реагировать именно таким образом, если их домогательства отвергают, особенно публично.

Джулия испытующе вгляделась в его лицо, ей показалось, что он косвенно обвиняет ее в случившемся, но решила, что у него не должно быть таких мыслей.

— Тогда им не следует, — медленно проговорила она, — делать свои домогательства достоянием публики.

— Это несомненная глупость с их стороны. А как ты думаешь, я достаточно помудрел? Может, ты прекратишь доказывать мне, что я не имею на тебя прав, и приедешь ко мне в Новый Орлеан?

— Это не так просто, Аллен, — ответила она.

— Я так и думал. Но в чем же дело? Не собираешься ли ты бросаться в объятия этого болотного человека из-за одного-двух геройских порывов? Неужели ты действительно думаешь, что сможешь бросить все это ради семейного блаженства? — Он жестом обвел бурлящую вокруг их жизнь, наполненную треском камер, звуковой аппаратуры и генераторов, извивающимися как змеи электрическими проводами, осветительными батареями, разбросанными в беспорядке отражателями, орущими и чертыхающимися техниками, которые пытались привести этот хаос в какой-то порядок.

Сдержанно Джулия ответила:

— Никто и ничего не просил меня бросать.

— Вот и хорошо, потому что ты этого никогда не сделаешь; ты не в состоянии это сделать. Это у тебя в крови, это твое наваждение, это то, без чего ты не можешь ни есть, ни пить, ни спать.

— Это просто моя работа, — сказала она.

— Это то, чем ты занималась с юных лет, то, во что ты вложила годы тяжкого труда, над чем ты ломала голову; это ты и есть. Ты не можешь просто отойти в сторону, как это здание не может сойти со своего фундамента.

— Это говорит твоя надежда.

Он непонимающе уставился на нее.

— Что?

— Ты надеешься на то, что я не оставлю свою работу, потому что боишься, что тогда я могу вернуться в Лос-Анджелес и к тебе. Ты не хочешь прямо просить меня о том, чтобы я вернулась. Это наложило бы на тебя больше обязательств, чем тебе бы хотелось. Ты отдаешь себе отчет, Аллен, что прошло уже почти два года с тех пор, как мы задумали пожениться?

— Мне казалось, что тебе этого не нужно.

Она устало провела рукой по волосам.

— Возможно. У нас было удобное, устраивающее нас обоих соглашение, но ты должен признать, что дальше этого не пошло. И нет смысла стариться сделать из него нечто большее.

— Никогда не подозревал, что у тебя такие мысли, — сказал он, лицо его побледнело, а глаза тревожно расширились.

— У меня их и не было, до последнего времени. Ты думаешь, это грустно?

— Но я люблю тебя, Джулия, — прошептал он.

Она встретила его взгляд, ее глаза потемнели.

— Может быть, но это не мешало тебе увлекаться другими.

— Ты не понимаешь, — сказал он, уже погромче. — Я люблю тебя. Мы были прекрасной парой, ты и я. Мы дополняли друг друга: талант и деньги, контакты и организационные способности, старый Голливуд и новый, старая кровь и молодая энергия. Мы так хорошо работали вместе. С тобой я ощутил себя молодым, полным сил, и я помог тебе добиться успеха. У нас все может остаться по-прежнему.

— Я была с тобой не из-за того, что ты много сделал для меня, Аллен. И тем более ничем не обязана сейчас.

— Тогда почему ты не ушла от меня?

— Я думала над этим. — Она остановилась, не зная, стоит ли продолжать. Наконец, она заговорила: — Когда-то на меня производили большое впечатление гарвардские галстуки и цитаты из Ибсена и Артура Миллера; я думала, что это высший класс. Меня волновало, что ты считал, что у меня есть талант, я была в восторге от того, что ты, как Пигмалион, хотел, чтобы я стала твоей Галатеей. Благодарность переросла в симпатию, привязанность стала привычкой. Я не могу это лучше объяснить.

— О, Джулия, а ты не можешь полюбить меня снова? Попытайся. Все будет по-другому, я обещаю. Раньше я боялся, что, если ты догадаешься, как я отношусь к тебе, ты возьмешь надо мной верх и я стану зависим от тебя, но так больше не будет.

— Но тебе нравилась именно такая моя роль.

— Все это из-за страха. Я очень боялся, чтобы не случилось нечто подобное, как сейчас, боялся, что ты, когда-нибудь осознаешь, на что ты способна, начнешь получать награды вроде этой «хрустальной премии», действительно добьешься успеха. Сейчас наступил именно такой момент.

— Я не знаю… — начала она.

— Подумай еще раз, это единственное, о чем я тебя прошу. Мне тебя так не хватало в эти последние месяцы. Я все время думал, как оторвать тебя от этого фильма, вернуть в Лос-Анджелес, особенно после несчастного случая с каскадером. Когда Булл пришел ко мне с предложением участвовать вместе с тобой в этой картине, я почувствовал огромное облегчение. Я подумал, что он сможет вытеснить тебя, заменить тебя и дать тебе возможность вернуться туда, где твое место.

— Этого не будет; об этом я могу сказать тебе прямо сейчас.

— Я могу примириться с этим.

— Прекрасно. А ты можешь сказать мне, замена меня Буллом имела какой-то скрытый смысл? Предполагалось, что меня никак не отметят за эту работу? Ты хотел действовать наверняка, чтобы я не получила никакого признания?

— Господи, Джулия, не говори так; это сводит меня с ума. Я боялся за тебя и хотел, чтобы ты вернулась обратно в Лос-Анджелес. Больше ничего за этим не стоит.

Но сходила с ума именно она, а не он. На какое-то мгновение в ее голове так ясно возникло подозрение, что Аллен ради того, чтобы заставить ее отказаться от работы, спровоцировал несчастные случаи, в результате чего погиб Пол Лислет и чуть не умерла Саммер, что ей стало нехорошо. Ее преследовала мысль, что, если бы она не завела роман с Реем, он бы отстранил ее от работы в ту же секунду, как приехал. Ее увлечение другим мужчиной создавало ей некоторую защиту, потому что Аллен не мог быть уверенным в том, что она не бросит его окончательно и не свяжет свою судьбу с Реем, если давить на нее слишком сильно.

Ненормальная..

Всюду ей чудились угрозы и заговоры. Этому надо положить конец. Сейчас ей необходимо сосредоточиться на том, чтобы закончить фильм. Как только это будет сделано, все остальные проблемы разрешатся сами собой, поскольку все участники разойдутся каждый своей дорогой. Во всяком случае, большинство из них.

— Послушай, Джулия, — сказал Аллен голосом низким и тихим прямо ей в ухо. — Я не собираюсь умолять тебя на коленях, но я и не сдаюсь. Я хочу, чтобы ты подумала над тем, что я тебе сказал. Как следует подумала. И потому, может быть, довольно скоро, мы найдем время и место поговорить об этом серьезно. Многое зависит от этого. Больше, чем ты можешь себе представить.

Это прощальное слово прозвучало вычурно и дразняще, оно чем-то напомнило название старой песни. И по этой причине оно было трогательным; Аллену это далось нелегко. Джулия, глядя ему вслед, медленно покачала головой. Этот день она решила полностью посвятить работе.

Сегодняшний эпизод должен был показать Саммер в ее новеньких джинсах, майке и спортивных ботинках, а также какое место занимает Жан-Пьер в общине. Позже, когда утреннее солнце уйдет и, по прогнозам, должен был пойти дождь, они отснимут, с каким энтузиазмом Саммер и Вэнс покупают новую одежду, которая превращала Саммер из городской девочки в сорванца из глубокой провинции.

Саммер вместе с матерью находились близ фургончиков, которые подтащили к стоянке бакалейного магазина. Аннет возилась с волосами Саммер, заплетенными в косу, обрызгивая их лаком, чтобы ни один волосок не вырвался из прически, а девочка извивалась и кашляла.

Джулия оторвалась от своей беседы с кинооператором и махнула рукой девушке-секретарше.

— Скажите Аннет, чтобы она оставила в покое волосы Саммер. Они должны выглядеть так, как причесал их ее отец, а не так, как будто она вышла из модного салона.