Собрание сочинений в трех томах (Том 2, Повести) - Воронкова Любовь Федоровна. Страница 19
- Ничего... - сдержанно ответила Груня.
Груня сидела опустив глаза, а Стенька хихикала и пряталась за ее плечо.
- Небось грабли бросили, а сами за ягодами?
- Да, как же... А сено убирать кто будет?
- Ба! А вам-то что? Ваше дело - в куклы играть!
- Да, как же!.. А скотину чем кормить? Тогда и коровы подохнут...
- Ну и пусть!
Груня сердито подняла голову. Но, взглянув на Виктора, поняла, что он шутит, дразнит ее, и они оба засмеялись.
Женька увидел, что Виктор сидит с девчонками, и тут же присоседился к ним. Откуда-то взялся Козлик. Потом пришел и Ромашка. Раиса тоже хватилась брата, прибежала, оттеснила Груню и села в середочку между ней и Виктором.
Женька стеснялся недолго.
- Ты гвардеец?
- Гвардеец. А ты по чем узнал?
- Как по чем? А значок-то?
- Молодец. Понимаешь.
- А медаль у тебя за что?
- За отвагу. За то, что когда немец на меня пикировал, я от своего орудия не отошел. Он в меня бомбы бросал, а я в него стрелял. Одного сшиб. Другого сшиб. А третий притрафился - и в мою батарею. Как бахнул - так вся батарея и разлетелась. И я сам на воздух поднялся - думал, конец. Да вот отлежался в госпитале, ничего. Поеду скоро опять добивать фашистов!
И едва Виктор умолк, на него, как горох, посыпались вопросы:
- А как же ты взлетел-то?
- А шибко тебя об землю ударило?
- Сам встал или потащили тебя?
- А страшно было?
И Виктор не отмахнулся, как дядя Сергей. Он рассказывал долго, подробно...
Когда завыла над головой бомба, он уж знал, что ударит сейчас в его расчет. Это была страшная минута. Но он все-таки стоял у орудия и стрелял, и его бойцы стреляли.
Когда бомба ударила, его вдруг подхватило, перекинуло через орудие и швырнуло на землю... И показалось ему, что у него нет ног - совсем он их не чувствовал... Приподнялся на руках: хоть и нет ног, а отползать надо. И потащился на руках... Протащился сколько мог да и упал. Тут подбежал санитар:
- Где больно? Куда ударило?
- Не знаю. Посмотри ноги...
Ну, оказалось, ничего. Цел остался. Ноги только онемели. Полежал в госпитале - отошел...
Долго сидели ребятишки, пока не вышла Грунина мать и не позвала ее домой. Тут и Виктор спохватился:
- Ну, я пойду к девчатам, а вы - марш по домам!
- А завтра еще придешь?
- Обязательно!
И когда он, насвистывая песенку, пошел к девушкам на канавку под березами, ребятам казалось, что он от них и не уезжал никогда - свой, городищенский, Виктор Цветков.
Они вспомнили, как Виктор, бывало, водил лошадей в ночное, как он однажды разогнал жеребца да и слетел с него среди деревни. Девчонки тогда совсем его засмеяли!
Вспомнили, как с черной клеенчатой сумкой бегал Витька Цветков в школу... А потом ушел учиться в район, в десятилетку... Тут уж его стали редко видеть, только по воскресеньям. Пробежит по деревне на лыжах - и нет его. Но лишь растает, бывало, снег, лишь обсохнет земля - в первый же праздник с утра появляется Виктор на зеленом выгоне с футбольным мячом. И вот уж тогда крик стоит, вот уж бой идет на выгоне! Азартная команда была!..
И вспомнили они городищенских ребят, ушедших на войну: Кольку Миронова, убитого под Ржевом, старшего Ромашкина брата Ваню, пропавшего без вести... Вспомнили кудрявого Ганю Горелкина, Ваську Жучка, плясуна и забияку, Павлика Лукошкина, румяного и тихого, как самая тихая девушка... Сражаются они на разных фронтах. Изредка то от одного, то от другого залетает в Городище письмецо.
А Виктор, уходя от ребятишек, и сам как-то неясно понимал, где его товарищи: там ли, под березами, или тут, на бревнышке. Ему показалось, что совсем недавно он сам был вот такой же загорелый парнишка в подсученных штанах, с вихром на макушке.
Виктор часто рассказывал ребятам о войне. О тяжких боях, когда орудия грохотали по многу часов подряд и снаряды рвались, как бешеные, и не давали носа высунуть наружу... О том, как иногда суток по десять не видели крыши над головой, спали прямо на снегу и костров не разводили, чтобы не выдать себя врагу...
О дальних переходах рассказывал, о том, как, смертельно усталые, шли они в весеннюю распутицу по колено в снеговой воде.
Рассказал им, как он подорвал два танка у генерала Гудериана. А потом прямо под носом у врагов, замаскированный, пробрался к мосту и взорвал его. Немцы к реке подходят, а мост кверху летит!
Ребята слушали, не сводя с него глаз. Особенно Женька. Военная слава Виктора ошеломляла его.
- Виктор, а воевать страшно?
- Наверное, страшно. Не знаю. Когда бой идет, об этом не думаешь.
- Эх, мне бы пушку! Самую большую бы!
- А почему большую? Ловчее под нее прятаться?
- О, я бы не прятался! Я бы им бабахнул как следует. Вот здорово такая бьет, наверно, а?
- А "катюшу" не хочешь?
У Женьки даже дух захватило:
- О! Кабы мне "катюшу" дали - я бы их засыпал! День и ночь палил бы!
А Раиса гордилась. И так важно держалась, будто не Виктор, а она подбила Гудериановы танки, будто не Виктор, а она стояла у зенитного орудия под вражеским огнем.
И когда Груня звала ее на работу, она не упускала случая, чтобы сказать:
- А что ты хозяйничаешь? Что твой отец председатель? Подумаешь! А мой брат Гудериана победил!
Виктор не обманул ребят - пришел к ним на покос. Было очень жарко, всех разморило, сено было душное и тяжелое - долговязая лесная трава. Но когда увидели, что идет к ним Виктор со своими большими граблями, то сразу подбодрились. Ожили, загомонили, как птичий выводок.
- А ну-ка, дай я охапочку наберу!
Виктор размахнулся граблями, чуть не целую скирдушку пригреб к ноге, поднял охапку выше головы и понес... Сразу четверть лужайки опустела.
- Вот так охапочка! - засмеялась Стенька и присела от смеха. - Вот так охапочка!
- Скорей вал заваливайте, - кричала Груня, торопливо работая граблями, - скорей! А то Виктору набирать нечего!
Ребята все сразу со смехом бросились заваливать сено. А Виктор подошел, взмахнул граблями раз, другой, третий - и опять весь вал загреб и понес в скирдушку.
- Скорей! - снова закричала Груня.
И снова, толкаясь и смеясь, торопились заваливать...
Ребятишки раскраснелись, запыхались, волосы у них взмокли от пота, у Ромашки вихор так и торчал кверху - словно его корова со лба лизнула. Но зато сено убрали так быстро, что и сами удивились.