Собрание сочинений в трех томах (Том 2, Повести) - Воронкова Любовь Федоровна. Страница 62
Настенька остановилась против Манжина, и Костя успокоился и даже чуть-чуть улыбнулся, искоса поглядывая на Васю. Но с последним словом песни Настенька вдруг повернулась к Косте и надела на него венок. Костя вскочил.
- Ну что это, однако! - проворчал он, весь красный от досады и смущения. - Ну вот еще! Не надо мне!..
Но все кричали, смеялись, хлопали в ладоши. Костя сердито снял венок, но Настенька опять на него надела. И чем больше Костя сердился, тем веселее смеялись все вокруг. Наконец Марфа Петровна сказала:
- Ну, Костя, ты что это дикий какой! Сегодня уж так будет - весну всегда в венках встречают. Раз пошел с нами, так и подчиняйся!.. Девочки, выходите, надевайте мальчикам венки - сегодня такой день!
И ребятам пришлось подчиниться. Кто с досадой, кто со смущением, кто с удовольствием, но все надели венки. И никто не заметил, как Чечек со своим нежным венком из лиловых фиалок подбежала к Косте вслед за Настенькой... и не успела! Она хотела было сдернуть с Костиной головы Настенькин венок из баранчиков и курослепов, но вовремя удержалась и тихонько отошла за спины подруг.
Больше всех был доволен этой затеей Алеша Репейников. Он весело сдвигал свой венок то на одно ухо, то на другое. И до тех пор двигал, пока не разорвал его и желтые цветы не распались на звенья.
- Эх, ну и сплели! - сказал он. - Не могли получше сделать!
Он собирал обрывки венка, пытаясь связать их. Что это: все в венках будут, а он - нет!
- Да вот у Чечек еще венок есть! - крикнула Лида Королькова. - Чечек, надень свой венок Алешке!
Все расступились, пропуская Чечек, и как-то вышло, что Чечек и Алеша стали друг против друга и все глядели на них.
- Ну, надевай скорей! - сказал Алеша, подставляя свою круглую белесую голову.
Но Чечек гордо поглядела на него, поджала губы, бросила лиловый венок на траву и отошла. Алеша, смеясь, поднял его:
- Ох, ты! Бросает!.. Ну и не надо, я и сам возьму!
- Становитесь в хоровод, ребятишки! - сказала Марфа Петровна. Запевайте дружно!
Весна, весна красная,
Приди, весна, с радостью,
С радостью, с радостью,
С великою милостью!..
Далеко улетела песня по окрестным горам. Ей вторили птицы в тайге. Ей улыбались сквозь сон раскрывающиеся цветы. И, может быть, сама Весна, услышав призывные молодые голоса, ускоряла свой шаг, поднимаясь в Алтайские горы...
Домой возвращались немножко усталые, с большими букетами трав и цветов для гербария. Мальчики теряли по дороге свои венки или вешали их на ветви лиственниц. Алеша Репейников надел шапку, а венок хотел оставить где-нибудь в кустарнике, но поглядел на душистые лиловые фиалки и надел его поверх шапки - уж очень красивый венок сплела Чечек!
Всем было хорошо, все были веселы и голодны, смеялись, подшучивали друг над другом, предвкушали веселый час ужина. И никто не знал, какой серьезный разговор разгорается у трех подруг, идущих сзади.
- Чечек, не отказывайся, - строго сказала Лида Королькова, - ты на Алешку злишься!
Чечек сдвинула черные брови:
- А что мне его - целовать?
- Фу, Чечек! - крикнула Мая. - Не притворяйся! Ты его просто ненавидишь! Я уже давно заметила. Тогда Анатолий Яковлич сказал: "Подержи мешок с овсом, пусть Алеша покормит кроликов", а ты сразу мешок и положила!
- Удивительно! - пожала плечами Лида.
- И еще и еще!.. - продолжала Мая запальчиво. - У него кролик убежал в сад, Алешка ищет, а ты видела, где он, и молчала. Почему это? И сегодня - взяла и бросила венок на землю!
- Ну и что же? - угрюмо сказала Чечек. - Ну, вот взяла и бросила. И не хочу Алешке надевать на голову, а буду всегда бросать!
- О-ей! - удивилась Лида. - Почему это? Он тебя, может, ругал?
Чечек сердито молчала.
- Никогда он ее не ругал, - сказала Мая. - За что это он будет ругаться?
- Это нехорошо, Чечек, - с упреком обратилась к ней Лида. - Он, может, какой-то приставучий и суетливый какой-то... ну, а все-таки он же наш пионер, товарищ наш...
- О! Товарищ! - возмутилась Чечек. - Очень хороший товарищ! А кто про меня хотел Анатолю Яковличу сказать? Все не хотят, а он: "Пойду скажу! Надо сказать!" Только ребята не дали, а то бы побежал. А что ему? Только бы мне назло! Чтобы я обратно домой убежала - вот что он хотел!.. Да, товарищ!
Мая всплеснула руками:
- Ой, что говорит!
А Лида Королькова нахмурилась:
- Ну, Чечек, ты совсем заблудилась. А вот хочешь знать? Если бы я считала, что надо про тебя сказать Анатолю Яковличу... ну если бы считала, что это тебе даст пользу... я бы тоже пошла и сказала.
Чечек остановилась:
- Про меня? Ты?..
- Да, про тебя. Да, я.
- А я думала - ты моя подруга!
Чечек вдруг сорвала с головы свой красный венок, забросила его и хотела бежать. Но Лида схватила ее за руку.
- Что ты, Чечек! Да, конечно, я твоя подруга, - твердо сказала она. Ну, ты же выслушай меня сначала, а потом убегай! Вот если бы я думала, что если я скажу Анатолю Яковличу, как ты сочинения списываешь, и это тебе поможет, и ты больше не будешь списывать, а будешь хорошо учиться, - я пошла бы и сказала...
Чечек попробовала выдернуть руку, но Лида держала ее крепко:
- Подожди, дослушай... Ну, а я и другие подумали, что ты и так поймешь, и можно Анатолю Яковличу не говорить, - вот и не сказали. Ну, а Алешка считал, что для тебя будет лучше, если Анатолю Яковличу сказать, ну, он и хотел...
- Чтобы для меня было лучше?
- Ну конечно! - подхватила Мая. - Что же ты думала, что он назло?
- Да, назло!
- Ой, Чечек! - задумчиво сказала Лида Королькова. - Что я думаю... что я думаю! Уж не рано ли мы приняли тебя в пионеры?
Чечек испуганно поглядела на подруг и опустила голову. Мая тотчас обняла ее за плечи:
- Ну, не говори так, Лида, не говори! Чечек подумает немного - и поймет. Мало ли, иногда человек живет, живет и чего-нибудь не понимает. А потом подумает - и поймет. А я вот тоже многого не понимаю. Думаю: почему так? В избе жить лучше, а наш дедушка все равно в аиле живет!.. И почему это: у меня отец алтаец, а волосы у меня белые? У мамы тоже волосы белые, потому что она русская. Но ведь у отца черные? Значит, надо, чтобы у меня половина волос была белая, а половина - черная. А почему же я вся белая?
Лида невольно усмехнулась:
- Да ну тебя, Майка!