Лесной рыцарь (Бушующий эдем) - Блейк Дженнифер. Страница 1

Дженнифер Блейк

Лесной рыцарь 

Глава 1

Вечеринка у коменданта Шепара была немноголюдной. Вокруг стола, покрытого скатертью из фламандского полотна, усеянной крошками хлеба и залитой вином, бросалось в глаза большое количество свободных мест. Это никого не удивляло, особенно сейчас, когда каждый день приносил все новые слухи о волнениях среди индейцев. Поселение племени начезов находилось так близко, а бушующие там волнения так стремительно нарастали, что очень немногие решались возвращаться домой на рассвете этой дорогой.

Элиз Лаффонт обычно не посещала такого рода собраний, не приехала бы она и сегодня, если бы не дело очень большой важности. Все три года, прошедшие со дня смерти мужа, она провела в одиночестве, не выезжая из дома. Она знала, что кое-кто считал это проявлением скорби и смирения со стороны столь молодой вдовы. Правда, однако, заключалась в том, что она предпочитала уединенную жизнь, заполненную многочисленными делами по управлению имением. Пустые развлечения никогда ее не привлекали.

Внезапно Шепар, сидевший во главе стола, громко и раскатисто рассмеялся собственной шутке, подавая знак стоявшему за его спиной слуге наполнить бокалы гостей превосходнейшей мадерой. Это означало, что настало время десерта. Элиз обернулась, чтобы посмотреть на хозяина дома, и в ее золотисто-каштановых блестящих волосах отразился свет люстры, свисающей с грубых балок потолка. Ее всегда такие теплые янтарные глаза сразу сделались холодными, в них мелькнуло презрение.

Чуть поодаль от Элиз сидела мадам Мари Дусе. Она перегнулась через мужа, стараясь привлечь внимание Элиз. Ее полное лицо светилось от добродушного восторга и удовольствия.

— Комендант Шепар сегодня настоящий бонвиван, не правда ли?

— Да, он, определенно, думает, что это так, — тихо ответила Элиз.

— Что ты сказала, дорогая? Я не вполне расслышала.

Кукольное лицо мадам Дусе было когда-то хорошеньким; она до сих пор сохранила живость и кокетливость манер, несмотря на седину, пробивающуюся в ее выгоревших светлых волосах. Они с Элиз были добрыми соседями, живущими недалеко друг от друга, а последние несколько лет еще и хорошими подругами. Элиз научилась не замечать глупости мадам Дусе, больше ценя ее доброе сердце.

Покачав головой, Элиз произнесла:

— Да так, ничего.

Комендант форта Розали, являющийся представителем его королевского величества короля Людовика XV в этой глуши, именуемой Луизианой, действительно был склонен предаваться радостям жизни. Слегка улыбнувшись уголками рта, Элиз подумала, что он скорее развратник, чем бонвиван. Шепар и муж Элиз, Винсент Лаффонт, были когда-то собутыльниками. Они провели не один вечер, напиваясь до поросячьего визга и гогоча над своими грубыми и скабрезными шуточками. Когда Лаффонт имел неосторожность утонуть в Миссисипи, рыбача, комендант пришел к Элиз, чтобы утешить ее. Он был настолько встревожен и озабочен состоянием и благополучием молодой вдовы, что завалил ее на скамью, запустив руку в лиф ее платья, чтобы погладить груди. Насилу вырвавшись, Элиз сорвала со стены над камином ружье Винсента и приказала Шепару убираться из ее дома. Когда он ушел, она впервые заплакала после смерти мужа. Это были слезы гнева, отвращения — и радости от того, что ей уже никогда больше не придется подчиняться ни одному мужчине.

Сейчас Элиз очень огорчало то, что она вынуждена просить коменданта Шепара об одолжении. Ей не хотелось пользоваться его гостеприимством, еще меньше хотелось находиться в его обществе; и тем не менее она была вынуждена это делать, чтобы добиться желаемого от этого толстого болвана.

Ее взгляд блуждал по комнате, останавливаясь то на ярком турецком напольном ковре, то на закрытых ставнями окнах без стекол, занавешенных шелковыми шторами, то на пасторальной сцене Ватто, висящей над огромным камином, в котором дымилось большое полено и тлели раскаленные угольки. Все эти вещи не вязались с простотой дома, выделенного коменданту форта. Все, начиная с изысканного убранства стола и нелепого величия люстры, отбрасывающей свет на сидящих за столом, и кончая мебелью, свидетельствовало о высокомерии и честолюбии коменданта. Шепар явно намеревался использовать свое назначение как трамплин в лучшую жизнь, быть может — при дворе. А тем временем он находил удовольствие в том, чтобы жить в этом великолепии, не очень обременяя себя заботами о вверенном ему населении форта и время от времени занимаясь тайными махинациями с поставкой товаров.

Какие средства Элиз могла использовать для того, чтобы убедить такого человека, как Шепар, выслушать ее? Она не могла заинтересовать его деньгами, так как их у нее не было, а предложить ему самый желанный для него товар — самое себя — Элиз отказывалась. Но, может быть, она заблуждается, думая, что он обязательно потребует чего-либо взамен? Хотя для нее эта просьба имела большое значение, на самом же деле она не была такой уж необычной. Шепару ничего не будет стоить позволить заключенным форта построить ей амбар и скотный двор. Эти заключенные, вся вина которых была в неподчинении властям, не представляли никакой опасности, хотя Шепар и обвинил их в подстрекательстве к бунту и попытке подорвать его авторитет. Преступление, совершенное этими людьми, являющимися все как один офицерами форта, заключалось в том, что они, проявив мудрость и дальновидность, готовили форт к обороне от нападения индейцев. В том, что индейцы собираются напасть на форт, не было никаких сомнений. Офицеры получили сведения от женщин индейского поселения Белое Яблоко, которые слышали об этом непосредственно из уст Татуированной Руки — матери Большого Солнца, вождя племени начезов.

Однако Шепара не устроил источник информации. Он заявил, что французские офицеры не должны опускаться до выслушивания сплетен от своих индейских шлюх, и пообещал наказать их как следует, преподав им тем самым хороший урок. Разве дерзнет какое-то ничтожное индейское племя бросить вызов силе и могуществу Франции? Разве французским наместникам благодаря их мудрой дипломатии не удавалось до сих пор обеспечивать дружеские отношения с индейскими племенами? Да они же сущие младенцы перед лицом таких умных и бывалых вояк, как французы! Кроме того, ни один индейский вождь не посмеет напасть на форт, заведомо зная о том, что войска Франции дадут им за такое предательство достойный отпор.

Такие высказывания Шепара Элиз считала проявлением явного пренебрежения к начезам и полного отсутствия здравого смысла у коменданта. Поэтому она так спешила со строительством амбара и скотного двора. Именно Шепар своим неправильным поведением вызывал волнения среди индейцев, превращал их в мародеров, находивших удовольствие в том, чтобы красть у нее цыплят, уток, поросят и телят.

Конечно, начезы и в хорошие времена не проявляли большого уважения к собственности. Но опустошительные набеги, совершаемые ими в последние месяцы, по общему мнению, были планомерными и с каждым днем становились все наглее.

Взгляд янтарных глаз Элиз случайно остановился на тучной фигуре хозяина дома. Увидев, что на него смотрят, Шепар поднял бокал в честь Элиз, и на его лице появилось выражение почти нескрываемой похоти. Он окинул жадным взглядом ее волосы, уложенные в высокую прическу, стройную шею, нежные черты лица и лихо закрутил выбившийся локон длинного пышного парика. Потом его взгляд остановился на низком лифе ее платья из золотой парчи, закрывающем небольшие возвышенности грудей, и Шепар плотоядно облизал губы.

Элиц стиснула зубы, но это не помогло ей удержаться от дрожи отвращения, пронизавшей все ее существо. Инстинктивно она натянула на плечи шаль и полностью укуталась в нее, как будто прячась от сквозняка.

— Вам холодно, моя дорогая мадам Лаффонт? — громко спросил Шепар, подзывая хлопком в ладоши слугу. — Мы этого никак позволить не можем!

К столу подбежал юный слуга-африканец. Комендант жестом указал на камин, и мальчик быстро направился к нему. Одновременно из дальней комнаты дома появилась служанка, неся поднос с пирожными. За столом на время воцарилась тишина, обедающие сидели, наблюдая за огнем в камине и ожидая, когда им принесут десерт. Тишину нарушало только потрескивание поленьев. Пламя поднималось наверх, к трубе, отбрасывая желто-оранжевые отблески, освещающие углы комнаты. Яркий свет проникал через открытую дверь в гостиную, из которой был выход прямо наружу.