Лесной рыцарь (Бушующий эдем) - Блейк Дженнифер. Страница 34

Элиз резко повернулась на живот, решительно прогоняя прочь подобные мысли. Вместо этого она попробовала думать о форте Сан-Жан-Баптист, о том, что будет делать там, с кем встретится. Элиз надеялась отыскать одну знакомую, с которой они вместе плыли из Франции на «Непокорном». Эта женщина, тоже бывшая воспитанница исправительной колонии, вышла замуж за поселенца и жила рядом с фортом. Они сдружились за время плавания, хотя Клодетт была постарше — ей тогда было почти девятнадцать. Ее история была грустной: собственный дядя продал ее в дом терпимости после того, как сам посвятил в тонкости этого ремесла. Клодетт очень радовалась перспективе выйти замуж за доброго мужчину, много старше ее, и жить за его спиной. Она надеялась, что никто не узнает о ее прошлом и она сможет стать уважаемой дамой.

А что будет с ней самой в этой маленькой колонии? Станет ли известно о ее близости с полукровкой? Можно ли верить Паскалю и остальным, что они не станут болтать об этом на каждом углу? Моральные устои поселенцев были не очень строги и достаточно терпимы, но ей не хотелось слышать хихиканье и грубые шутки у себя за спиной.

А впрочем, все это неважно. Она будет контролировать ситуацию так же, как делала это прежде. Самое главное — возвратить свою собственность. Первое, что она должна сделать, — это переговорить с комендантом, человеком по имени Сен-Дени. Он должен помочь ей добраться до Нового Орлеана, где она смогла бы обратиться со своим делом в консульство или даже к самому губернатору. Война с индейцами в тех местах, где были ее владения, конечно, затруднит возвращение туда, и какое-то время нельзя будет приступить к восстановлению разрушенного. Но рано или поздно это же должно будет произойти. Ничего больше она все равно не могла сделать.

Элиз проснулась от того, что кто-то положил руку ей на плечо. Прежде чем она шевельнулась, ее схватили, повернули, и она оказалась крепко прижатой к сильному мужскому телу.

— Лежи спокойно, — прошептал Рено. — Просто лежи спокойно.

Элиз попробовала оттолкнуть его, но у нее ничего не получилось.

— Отпусти меня! — полным негодования голосом воскликнула она.

Рено не ответил, только еще крепче прижал ее к себе. Она обнаружила, что на нем нет никакой одежды. Все его тело было прохладным, и только внизу живота Элиз ощутила его разгоряченную твердую волнующую плоть. Он нежно погладил ее распущенные волосы, вдохнул их легкий аромат, прижался к ним губами.

Элиз вдруг охватила странная слабость. Она с ужасом осознала, что больше не сердится на Рено, а чувствует только страшную боль. Он овладел ею, угрозами и хитростью подчинил ее своей воле не потому, что испытывал к ней какие-то чувства, а потому, что она бросила ему вызов. Она оскорбила его, и он сделал все, чтобы она пожалела об этом. Он пробил брешь в ее обороне и вынудил сдаться, использовав ее же собственные чувства.

Единственным утешением Элиз было то, что, по какой бы причине он ни предпринял свою осаду, для него это не было бескровной борьбой. Она не так-то легко сдалась, поскольку Рено тоже оказался уязвимым. Может, она и мало интересовала его как личность, но к концу он отчаянно желал ее.

Что же, скоро все закончится. Возможно, он выполнил не все условия их сделки, но завтра это будет уже в прошлом. А может, даже сегодня — если лошади окажутся достаточно быстрыми и домчат их в форт до захода солнца.

Рено положил ей руку на затылок и запрокинул ее голову назад. В его поцелуе была сладостная крепость тафии, которую он пил. Не отпуская ее, он начал совершать медленные движения, давая ей почувствовать, чего он хочет.

Против собственной воли — или так только казалось — Элиз ответила. Она обняла его за шею, потом легонько коснулась ладонями татуировки на груди. Это будет в последний раз. Никогда больше не почувствует она его силы, его нежной сдержанности. Будет ли кто-нибудь другой в ее жизни так же ласково добиваться ее, думать в первую очередь о ее желаниях, а не о своих? Будет ли кто-нибудь ждать ее благосклонности с таким железным самообладанием и терпением?

Один, последний раз… Что в этом плохого? Ей это не причинит вреда, а он разве не заслужил? Она всегда платила свои долги, заплатит и этот — с удовольствием. Она будет щедрой, она отдаст себя всю, без остатка, как он отдавал ей себя. Она доставит ему радость на прощание, если сможет. Кажется, именно этого он хочет — и она тоже. Неужели это так дурно? Ведь завтра он навсегда отпустит ее, чтобы взяться за опасный труд военного вождя начезов. И даже если он станет врагом ее народа — какое это имело значение сейчас?

Едва сдерживая слезы, Элиз прижалась губами к его губам. Она чувствовала, как ее заполняет лихорадочное желание; груди ее набухли, соски затвердели и уперлись ему в грудь. Когда его рука скользнула по ее бедру и потянула вверх ночную рубашку, она вся задрожала.

Последний раз! Сейчас она принадлежала ему, а он принадлежал ей, они составляли одно неделимое целое. Это должно закончиться, но не сейчас, господи, не сейчас… Все было так сладостно, так прекрасно, так совершенно! Она не могла вынести мысли о том, что этого может никогда больше не повториться…

Когда все закончилось и они лежали обнявшись, Рено перебирал пальцами длинные пряди ее волос и широко открытыми глазами смотрел в темноту. Еще недавно он собирался отпустить ее. Он думал, что сможет, что это необходимо. Но теперь он понял, что никогда не отпустит ее, потому что это его женщина. Она останется с ним, даже если ему придется сражаться за нее со всем миром. Или с самой Элиз.

Глава 10

— Они уехали.

Элиз взглянула на Маделейн поверх чашки шоколада, в глазах ее появилось удивленное выражение:

— Как это уехали?

— Они отправились в форт. На рассвете.

— Как же они могли уехать без меня? Почему меня не позвали? — Она осторожно отставила в сторону фарфоровую чашку с узором из фиалок, побоявшись, что сейчас швырнет ее на пол.

Маделейн говорила очень спокойно, но руки ее были крепко сжаты.

— Им сказали, что вы решили остаться.

— Кто им это сказал?

Маделейн не ответила, да в этом и не было нужды. Кто же еще мог осмелиться это сделать? Кто бы стал убеждать остальных продолжать путь без нее? Кто, как не Рено?

«Я убью его!»

Элиз сбросила одеяло и вскочила с постели, не обращая внимания на то, что была в одной ночной рубашке, с мрачным выражением лица она схватила свое платье и нижнее белье, аккуратно развешенное вечером, и начала второпях одеваться.

— Не нужно так расстраиваться. Он хотел как лучше.

— Лучше для себя! Что мне здесь делать? Оставаться и терпеливо ожидать его возвращения с войны? Пусть он на это не рассчитывает!

В последние два дня между нею и кузиной Рено возникло молчаливое соглашение о перемирии. Старшая женщина, казалось, считала Элиз необходимым условием удобства Рено, а та точно так же воспринимала Маделейн. Они относились друг у другу с взаимным уважением и терпимостью, с осторожным дружелюбием.

— Нехорошо, что он не оставил тебе выбора, — нахмурившись, заговорила Маделейн. — Но что плохого в том, что он хочет, чтобы ты осталась? Ты ему нужна, и я думаю, он тоже нужен тебе.

— Мне никто не нужен!

— Так не бывает, нам всем кто-нибудь да нужен.

— Я не останусь здесь против воли!

— Одной тебе нельзя ехать.

— Я смогу догнать остальных, если у меня будет быстрая лошадь.

— Но даст ли тебе ее Рено?

— Даст — или я украду ее!

Элиз метнулась из комнаты, застегивая на ходу платье, сердитым нетерпеливым жестом отбрасывая на спину струящиеся волосы. Она была в таком состоянии, что не обратила ни малейшего внимания на холодный утренний воздух и густой туман, окутывавший деревья, едва пропуская солнце. Но Рено она увидела — увидела его широкие плечи под плащом из оленьей кожи. Он руководил загрузкой обоза из пяти низкорослых равнинных лошадей. Вокруг него суетилось около полудюжины начезов — другие, по-видимому, уехали. От вчерашнего индейского празднества остался только вытоптанный круг земли, на котором все еще дымились угли костра.