Любовь и дым - Блейк Дженнифер. Страница 33

Капля дождя упала на его плечо. За ней последовала другая и еще, образовав жирные мокрые кляксы на старых кирпичах у них под ногами. Затем быстро полил теплый поток. Они сорвались и помчались, разбежавшись в разные стороны, когда приблизились к лестнице. У своей двери Дант остановился, глядя на нее. Она задержалась у начала лестницы, чтобы ослепить его прощальной улыбкой.

— Спасибо, — сказал она, затем резко повернулась и поднялась наверх по ступенькам в свою квартиру.

Эдисон не спал.

— Что, — спросил он, когда она вошла в дверь, — ты делала внизу с этим даго?

Ребекка почувствовала, как у нее в груди сжалось сердце. Эдисон стоял, обнаженный, посреди комнаты, руки на поясе, лед в голубых глазах.

— Кошка, которую давала мне наша хозяйка, забралась на дерево и не могла спуститься. Дант взобрался…

— О, ты уже называешь его по имени. Чем еще вы там с ним занималась, пока я смотрел сны?

— Ничем! Это первый раз, когда я сказала ему больше двух слов, честно. Эта кошка…

— Не неси всякую чушь! Я видел, как ты его гладила. Ты, как твоя сестра, не можешь не касаться мужчин.

— Бет? — сказала она в шоке. — Как ты можешь такое говорить, когда она…

— То, что она мертва, не делает ее меньше потаскухой.

— Она такой не была, не была! Ты это должен был знать, ты единственный мужчина, с которым она встречалась, кроме своего мужа!

— Бедное ничтожество за морями, в ожидании вернуться к непорочной невесте, и что происходит? Она вдруг сбивается с пути истинного.

— С твоей помощью!

— Это была уловка, чтобы заловить меня и женить на ней, глупой ведьме. Она сама бросилась мне на шею.

Ребекка посмотрела на него, на то, с каким воинствующим жаром он защищался, на пятна на его лице и эгоистический блеск в глазах.

— Ты ведь всему этому не веришь, — сказала она. — Ты это говоришь, чтобы только казаться лучше, чтобы чувствовать себя лучше, потому что знаешь, что она была мертва по твоей вине.

В два прыжка он достиг ее. Удар пришелся ей в челюсть, заставив ее отклониться назад. Она ударилась о стену, и крик вылетел из ее рта. Он в этот момент был над ней, схватив рукой за блузку и подтягивая ее к себе. Он принялся с силой трясти ее, приставив к стене.

— Никогда больше не говори этого! — сказал он с искаженным яростью лицом. — Никогда!

Она почувствовала вкус крови во рту. Грудь болела, стянутая блузкой, захваченной его крепкой рукой. Но белая горячка будто овладела ее мозгом. Она закричала:

— Нет, не скажу, потому что меня здесь не будет!

Перемена в его лице была почти нелепой, словно ему никогда не приходило в голову, что могли быть последствия всего того, что он говорил и делал с ней. Затем он рассмеялся:

— О, да, беги назад, как маленькая.

— Это лучше, чем быть здесь с тобой.

Злость отразилась в его глазах, затем застыла в них. Он внезапно разжал руку.

— Так давай! Никто не будет слушать ни единого твоего слова, никто не поверит, что это что-то еще, кроме бредней маленькой ведьмы, у которой украли лакомый кусочек и которая не получила обещанное.

— Поверит чему? — У нее задрожали колени. Она уперлась ладонями в стену, чтобы не упасть.

— О, не играй со мной в эти игры. Я знаю, о чем ты думаешь, вижу это по твоим глазам, когда ты на меня так смотришь. Для чего же мы здесь тогда, дьявол побери?

О чем это она должна была знать? Было только одно, что могло прийти ей в голову.

— Я знаю, ты чувствуешь свою вину перед Бет, что бы ты ни говорил.

Он замер, его взгляд был прикован к ее белому лицу. Через мгновение он сказал:

— Да, это так. Я тот, кто сказал ей, что ей необходимо избавиться от этого отродья. Я даже сказал ей, что читал в какой-то книжке, как это сделать. И я убил ее и ее ребенка.

— Не было никакой необходимости убегать и приезжать сюда, никто не собирается сажать тебя за это в тюрьму, хотя следовало бы.

Его глаза снова сузились.

— Никто меня не обвинит. Точка. И не посмеет урезать таким образом остаток денег на мое содержание. Ты единственная, кто об этом знает, но никто не поверит ни единому твоему слову.

— Потому что я сбежала с тобой и вышла замуж?

Звук, вышедший из его горла, был грубым, а рот скривился в усмешке.

— Это так, малышка. Но ты не замужем.

В голове у нее тупо и больно застучало. Промелькнуло осознание чудовищной катастрофы, настолько сильной, что она содрогнулась. Тонким, почти беззвучным голосом она сказала:

— Что?

— Мы не женаты. Как это тебе?

— Но церемония, документ, который мы подписали…

— Они не имеют значения. Я не был свободным человеком. Я женился на младшей дочери лучшей подруги моей матери в прошлом мае. Мы не слишком с ней ладили. Она вернулась к маме, а я отправился в гости к дяде, на время. Это означает, что церемония, через которую мы прошли, недействительна. Договор не имеет законной силы. Он не в счет.

— Ты все это знал?

Он равнодушно пожал плечами:

— Конечно. Я ведь будущий юрист.

— Почему? — закричала она. — Зачем ты так поступил со мной?

— Я не мог позволить тебе расхаживать повсюду и рассказывать то, что знаешь.

— Я бы никогда не стала. Ради Бет.

— На это я не мог надеяться. Потом, у меня была сильная потребность в тебе, один или два раза меня бы не устроили. Ты должна гордиться. Не часто я и по второму разу встречаюсь, еще реже по третьему и больше.

Он слишком много говорил. Он что-то скрывал за этими громкими и хвастливыми словами, она это чувствовала. Но вникнуть в суть ей мешали вопросы, обрушившиеся на нее.

— Все это время, — сказала она, — мы совсем не были женаты?

— Жили во грехе. Разве не весело было?

Тошнота подступила к ее горлу.

— Вот почему ты не хотел брать меня домой с собой.

— Какая ты догадливая!

— Я думала, потому, что тебе было стыдно.

— Моей провинциальной невесты? Впрочем, да, могло быть немного неловко.

Это был именно тот тон его голоса, полный превосходства и снисходительности, что так потряс ее. Она скрыла это чувство вспышкой злости.

— Это было бы слишком плохо.

— Я никогда не позволяю себе расстраиваться из-за этого. — Он развернулся на пятках и вернулся в спальню.

Он не беспокоился, потому что в этом не было нужды. Он никогда не собирался увозить ее к себе домой. Она слышала, как он двигался, одеваясь. Она позволила ногам медленно расслабиться и соскользнула по стене, чтобы сесть на пол, приложила руку к поврежденной щеке. Щека горела и щипала. Внутри нее тоже была боль, слишком сильная, чтобы ее можно было погасить слезами.

Эдисон вышел из спальни несколькими минутами позже с запасом одежды под мышкой, остановился над ней.

— За квартиру уплачено на месяц вперед; старая ведьма по соседству заставила дать ей аванс за два месяца плюс задаток. Может, захочешь остаться. Из моих наблюдений за Маргарет, она не захочет, чтобы ты притащила домой свои трудности и расстроила дорогую маму.

Не беспокойство подсказывало такое решение, она знала, а желание не пускать ее назад. Тем не менее в этом было достаточно правды, и через минуту она могла говорить.

— Маргарет моя сестра. Она не прогонит меня.

Он усмехнулся:

— Когда-нибудь ты подрастешь.

Она подняла голову. Слабым голосом произнесла:

— Убирайся, если собрался.

— О, я ухожу. Но прежде я бы мог еще попользоваться немного.

Она уставилась на нею, в то время как внутри росло раздражение. Это, очевидно, отразилось на ее лице, поскольку он дернулся, затем сам себе ответил:

— Очевидно, не стоит. — Он отступил на шаг, затем развернулся и ушел.

Она осталась сидеть там, где была, а звук его шагов все удалялся по лестнице и затем пропал. Она все еще не двигалась, а неподвижно смотрела перед собой, стараясь изо всех сил ни о чем не думать. Наконец к ней стала подкрадываться мысль о Бет, умирающей в луже крови, смеющейся, заботливой, пышущей жизнью Бет. И все из-за Эдисона Галланта, человека, который только что ушел.