Джек-Соломинка - Шишова Зинаида Константиновна. Страница 3
— Дуй же, — говорила Джоанна, смеясь и плача.
Смеялась она потому, что у Джека смешно раздувались щеки, а нос становился белым и широким. А плакала потому, что искорки, вспыхивавшие в соломе, моментально потухали.
— Давай я! — Опершись руками о землю, она дула до тех пор, пока у нее не заболело в груди.
Пламя вспыхнуло и синей дымкой прошлось над соломой. Джоанна со смехом взглянула на Джека. Невидимый еще огонь побежал по земле, оставляя за собой свернувшуюся, обугленную траву, и стал заметен только тогда, когда, поднявшись, ударил в стену овина. Тотчас же на этом месте расплылось темное пятно копоти.
— Подложи еще соломы и вон те веточки, — сказала Джоанна.
Овин был выстроен из неотесанных бревен, которые со стороны въезда побелили известью к празднику св. Лоренса. Дети смотрели, как упрямо бросается пламя на стену, и в их глазах прыгали веселые желтые язычки.
— Вот хорошо! — сказала Джоанна. — Огонь уже не потухнет. За сеновалом свалены бревна. Притащи оттуда немного коры и щепок. Ну, беги же! добавила она, увидев, что Джек застыл на месте, и вдруг сама закричала и закрыла лицо испачканными в земле руками.
Прямо на них, переваливаясь всем своим грузным телом, шел сам сэр Гью, владелец Друрикома…
— Бежим! — шепнул Джек, дергая Джоанну за плечо. — Я кинусь ему в ноги, он кувыркнется, а мы перемахнем через забор.
Джоанна от страха почувствовала слабость и тошноту. Ноги ее стали вялыми, точно руки, когда на них долго висишь на сучке.
— Беги! — шепнула она. — Меня он не посмеет убить!
Огонь, потрескивая, подпрыгивал над грудой хвороста и соломы, и сэр Гью немедленно затоптал его своими большими сапогами и разбросал сучья в разные стороны.
— Что ты здесь делаешь, Джоанна Друриком? — страшным голосом спросил он.
Дети стояли перед ним бледные, немые от ужаса, не делая даже попыток к бегству: Джоанна впереди, а за ней высокий и тонкий мальчишка. Огниво валялось тут же, в траве.
Вдруг мальчик оттолкнул Джоанну и выступил вперед.
— Она не виновата, милорд, — сказал он, — это я ее научил…
Джоанна схватила мальчишку за плечо и затрясла изо всех сил.
— Не лезь, если тебя не спрашивают! — взвизгнула она. — Он меня научил?! Я отняла у него огниво, сэр, и хотела поджечь ваш овин, сэр, и сараи, сэр, и все на свете, сэр. Вы можете меня убить, но тогда вас будут судить королевским судом, сэр, потому что мой отец был сквайр и вы не имеете права обходиться со мной, как с какой-нибудь мужичкой!
Сэр Гью не имел возможности расслышать все, что выкрикивала его племянница, потому что Джек зажал ей рот рукой.
— Она не виновата, милорд, — еще раз повторил он. — Судите меня: это мое огниво!
Даже издали было заметно, как сильно дрожали его руки.
Владелец Друрикома был отличным охотником. Часто ему случалось гнать зайца вдоль полосы несжатого ячменя, где были припрятаны незатейливые перепелиные гнезда. Не раз он видел, как испуганная птица, растопырив крылья и выпятив грудь, бросалась прямо к открытой пасти собаки, защищая отчаянно галдящих птенцов.
Вот такую испуганную и отважную птицу напоминал сейчас этот светловолосый мужицкий мальчишка.
Лицо сэра Гью собралось во множество мелких морщин. Уши с торчащими из них седыми волосками задвигались вверх и вниз. Круглая серая борода его поднялась, точно владелец Друрикома подставлял под удар свою шею.
Джоанна в удивлении и испуге подняла глаза на дядю и тотчас же с облегчением опустила их снова: сэр Гью, владелец Друрикома, смеялся.
— Проваливай! — сказал он, пнув Джека ногой в спину. — А вы, миледи, следуйте за мной!
Джек схватил огниво и перебрался через ограду. Прыгнув в ров с водой, он, как гусь, отряхнулся уже на противоположной стороне и тотчас же исчез в кустах боярышника. Потом он снова появился на дороге, а через несколько минут очутился в лесу.
Там он взобрался на самый высокий вяз и, защищая глаза от солнца, посмотрел на запад. Он увидел голубую черепицу на кровле Друрикома, вымощенный, как в монастыре, двор замка и столб рыжего дыма над кухней. Окованная медью дверь горела от заката. Никого не было видно, и Джек стал было уже спускаться, когда дверь распахнулась. В нее вошел сэр Гью Друриком, пропуская вперед маленькую, босую и испуганную Джоанну.
Такой Джек запомнил ее на всю жизнь и такой именно представил себе ее в свой страшный, смертный час.
Глава II
Девочка с тоской смотрела на пук соломы, затыкавший круглое оконце кладовой. Еще два-три года назад она свободно пролезала сюда. Снаружи, на стене, еще сохранились зарубки, которые она для удобства сделала топором.
А теперь Джоанна уже слишком выросла. Никогда больше она не сможет воровать из кладовой яйца и солонину для странствующих монахов.
Девочка вынула солому. В окошко было видно только серое небо да часть ограды. Мимо туда и сюда с резкими криками летали стрижи.
«Будет дождь, — подумала Джоанна. — Ах, если бы каким-нибудь волшебным ключом можно было открыть дверь и убежать! Или заснуть и проснуться только тогда, когда все это уже произойдет!..»
Быстрые тучи летели по небу, потом ветер стих, а в кладовой совсем потемнело. В окно пахнуло острым запахом псины, и Джоанна, не видя и не слыша дождя, поняла, что он уже начался. У кладовой на цепи сидел Рип. Он был не такой большой, как Цада, но он лаял и поэтому был хорошим сторожем. А Цада беззвучно бросалась на чужих и могла задавить самого здорового мужчину.
— Рип, гоп, сюда! — сказала девочка тихо.
Звякнув цепью, пес подошел к окну. Девочка слышала его дыхание. Похлопав ладонью по подоконнику, она повторила настойчиво:
— Да ну же! Опля! Ко мне, Рип!
Собака тяжело прыгнула, громыхая цепью, но, как видно, оборвалась. Джоанна несколько минут постояла молча, потому что животные, как и люди, не любят, когда есть свидетели их неудачи. С трудом подтянув куль с мукой к окошку, Джоанна взобралась на него и просунула в оконце голову и одну руку.
Пес прыгнул еще раз. Девочка в воздухе поймала его за ошейник. Понимая, чего хочет его хозяйка, Рип зажмурился и сложил лапы так, точно собирался плыть, и Джоанна вместе с цепью втащила его в узкое окно.
Она стянула с него через голову ошейник, пригладила шерсть, а потом стала отрывать руками от висевшего тут же окорока соленое мясо и класть ему в рот небольшими кусочками. Рип сидел, благодарно жмурясь и изредка деликатно поднимая губу над желтым клыком. Это была его собачья улыбка.
Наевшись, он уткнулся носом в ее колени.
Джоанна задумчиво смотрела вперед. Тогда пес просительно тронул ее лапой. Девочка взяла в руки его длинное кудрявое ухо. Ухо было холодное.
— Нет, не это, — сказала она. — Ничего, поищем в другом.
Другое ухо было горячее, и, поискав, Джоанна вытащила впившегося в кожу огромного клеща.
— Вот и все, Рип. А как же будет со мной? — Заплакав, она зарыла лицо в его мокрую шерсть. — Слышишь, Рип, если он еще раз тронет меня, я умру!
Стиснув зубы, она оглядела кладовую. Над дверью на колышке болтались длинные пересохшие ремни. Ну, на таком не скоро затянешь петлю!
В миракле, [3] который представляли недавно в Медстоне, язычники удавили св. Веронику ее собственными косами. Джоанна обернула косой шею и дернула изо всех сил. Нет, это слишком больно, лучше броситься в Твизу, привязав заранее себе камень на шею.
Рип вдруг насторожился. Шерсть на затылке его поднялась дыбом. За окном прозвенели подкованные копыта.
Пес громко залаял, и толстые стены кладовой удвоили и утроили звук.
Зажимая ему рот обеими руками, Джоанна прислушалась. Двор, как кувшин водой, понемногу наполнялся шумом голосов. Вероятно, вернулся народ с поля.
Но Рип никогда не лает на своих, а сейчас он рвался из рук Джоанны, ее платье все намокло, и от него душно пахло псиной.
3
Мира?кль — средневековое театральное представление на библейские темы.