Обнимай и властвуй (Черное кружево) - Блейк Дженнифер. Страница 6

— У этого платья вырез немного глубже, чем у тех, которые вы обычно носите. Если хотите, можно надеть кружевное жабо или tatez-y [4].

Кивнув, Фелиситэ подошла к столу, взяла кружевную косынку и, красиво сложив, подоткнула ее под край лифа платья.

— Не надо, мадемуазель, — попробовала остановить ее Ашанти.

— А по-моему, надо.

Кружева, сложенные в форме веера, напоминали белую кокарду — символ Франции Бурбонов.

— Снимите, мадемуазель, — настаивала Ашанти. Фелиситэ заколебалась, понимая неразумность своей затеи. Но в этот момент из-за двери послышался голос: «Фелиситэ, мы тебя ждем! »

— Теперь уже поздно искать замену. Скорее всего глупые испанцы ничего не заметят. Мне пора идти. Подай уличные башмаки, Ашанти.

С выражением неодобрения на лице служанка выполнила приказ госпожи.

Уличные башмаки представляли собой деревянные колодки, которые носили поверх туфель. Надев их, Фелиситэ сразу сделалась выше ростом. Теперь ее платье не будет волочиться по уличной пыли и грязи, пока они дойдут до дома, где должен состояться бал. Конные экипажи в городе были скорее исключением, чем правилом, поскольку поселение, окруженное крепостными стенами, было столь невелико, что добраться пешком в любой его конец не представляло никакого труда. К тому же влажный климат, из-за чего улицы почти постоянно заливались водой, в сочетании с чрезвычайно мягкой аллювиальной почвой, в которую камни мостовых погружались сразу после того, как их положили, делали колесный транспорт малопригодным. В. холодные дни увеселения просто отменялись, впрочем, Фелиситэ помнила случай, когда на улицах было так грязно, что башмаки оказались бесполезны. Тогда дамам пришлось снять туфельки и чулки и брести по колено в воде. Потом они мыли ноги в тазу, вытирали их и, вновь обувшись, танцевали всю ночь напролет.

При французских властях горожане жили веселой беззаботной жизнью, поддерживая друг с другом теплые отношения, ощущая духовное родство людей, заброшенных судьбой на край света, и изо всех сил стараясь сохранить внешнюю элегантность. Во многих домах из грубо отесанных бревен хрустальные люстры свешивались прямо со стропил, а роскошные персидские ковры прикрывали огромные винные бочки. Какое это имело значение, если свечи в люстрах горели, вино текло рекой, а разговоры шли своим чередом, давая пищу для размышлений?

Теперь, с приходом испанцев, все наверняка изменится. Жизнь будет подчинена строгим правилам и формальностям. Стало известно, что Наварро, один из испанских чиновников, прибывший вместе с Уллоа и оставшийся здесь после того, как его начальник сбежал, начал строить дом с галереей, целиком окружающей верхний этаж, и заказал для нее ограду из кованого железа, напоминающую тонкие кружева, а стены приказал обить дорогой тканью. Не оставалось сомнений, что французам, еще недавно таким нетребовательным к окружающей обстановке, скоро захочется сломать свои бревенчатые дома и возвести на их месте такие же особняки с галереями.

По обеим сторонам двери дома, где должен был состояться бал, горели факелы, укрепленные в металлических подставках. Из открытых окон с распахнутыми настежь ставнями лился свет множества свечей. В доме собралось уже немало людей в праздничной одежде. Запах горячего миртового воска, добываемого из листьев одного из местных кустарников для изготовления свечей, смешивался с ароматом духов, которыми умывались большинство присутствующих, так как использовать для этих целей сырую воду было не менее опасно, чем для питья. Отец Фелиситэ всегда осуждал это суеверие, по крайней мере то, что относилось к умыванию, и ежедневно с наслаждением погружался в ванну с теплой водой, чтобы вымыться с мылом и мочалкой. Фелиситэ, естественно, следовала его примеру, от всей души желая, чтобы другие поступали точно так же.

Девушка посмотрела на отца, чуть сморщив нос, и задержалась в дверях, пока Ашанти, сопровождавшая ее на бал, освобождала ее от деревянных галош.

В ответ мсье Лафарг только покачал головой и криво усмехнулся одними губами. Потом он отдал шляпу лакею Валькура и отпустил слуг легким кивком, позволив им наслаждаться прохладительными напитками и музыкой в задних комнатах дома. Фелиситэ заметила, как сильно он похудел за последние недели. Напудренный парик скрывал поредевшие волосы отца, в которых все больше проглядывала седина, оттеняя при этом землистый цвет его лица. Мсье Лафарг не слишком заботился о собственной внешности. Его камзол, сшитый из небесно-голубого атласа, на складках вытерся, потемнел и давно вышел из моды. В довершение всего заметная сутулость, приобретенная в результате постоянного сидения над книгами, далеко не украшала его некогда безупречную фигуру. Глядя на отца, Фелиситэ вдруг почувствовала, как у нее на глаза наворачиваются слезы. Она просто не представляла, как будет жить, если с ним что-нибудь случится.

Сопровождаемая отцом с одной стороны и Валькуром, выглядевшим неотразимо в камзоле из серебристой парчи с до блеска начищенными пуговицами, с другой, Фелиситэ присоединилась к толпе гостей. Ее тут же вовлекли в разговоры, она обменивалась приветствиями со знакомыми, разглядывала туалеты женщин, в то время как они разглядывали ее. Несколько мужчин и женщин постарше расположились на стульях у стен, остальные гости прохаживались по залу, изо всех сил стараясь перекричать находившийся в углу струнный квартет. Танцы еще не начинались, по правилам хорошего тона сначала следовало дождаться прибытия почетного гостя. Кресло под балдахином, специально установленное в конце зала для О'Райли, до сих пор оставалось незанятым.

Ожидание, однако, длилось не слишком долго. Музыка внезапно смолкла и все услышали звуки фанфар. Испанский офицер, стоявший у входа, расправил плечи и громко объявил: «Волею его августейшего Католического Величества короля Карлоса III Испанского, генерал-губернатор дон Алехандро О'Райли! »

Едва он произнес эти слова, как в зале появились два офицера в алых испанских мундирах, с серебряными жезлами в руках. Позади них выступали вооруженные солдаты почетного караула, построившиеся в две шеренги. Офицеры замерли по стойке «смирно», и в зал вошел еще один человек. Увидев, как он выступил вперед, музыканты заиграли испанский гимн.

Высокий, с военной выправкой, О'Райли был облачен в белый атласный мундир строгого покроя, расшитый широкими золотыми галунами. Его грудь, украшенную блестящими орденами, наискось пересекала красная лента — знак занимаемой им высокой должности. Лицо выражало твердость, нос казался очень длинным, а губы — плотно сжатыми. Впрочем, люди, стоявшие поблизости, обратили внимание, что взгляд его голубых глаз был не таким уж холодным. О'Райли заметно прихрамывал и поэтому не мог ходить слишком быстро.

Едва он опустился в кресло, как офицеры с жезлами неподвижно замерли по обеим сторонам от генерал-губернатора, а почетный караул выстроился позади. Сразу после этого в зал устремился целый поток офицеров в алых мундирах, собиравшихся в одной стороне, в то время как французы оставались в другой.

Гимн смолк, и в зале воцарилась тишина. Слышался лишь шорох одежды, люди поворачивались друг к другу, однако никто не смел нарушить молчания. Хозяйка дома застыла, сцепив пальцы рук, пытаясь поймать взгляд мужа.

Наконец О'Райли что-то тихо приказал одному из своих людей, а тот быстро передал это музыкантам. Кивнув в знак согласия, они дружно заиграли гимн Франции.

Напряженность в зале сразу исчезла, люди заулыбались, послышались облегченные вздохи и непринужденный рокот. Они стали свидетелями благородного жеста. Этот О'Райли, наверное, был обходительным человеком.

Среди офицеров в зале Фелиситэ узнала полковника Моргана Мак-Кормака. Его трудно было не заметить, потому что он превосходил ростом даже своего генерала. С холодным выражением лица он стоял, прислонившись к стене широкими плечами, внешне расслабившись и в то же время сохраняя внимание. Пристальный взгляд зеленых глаз неторопливо скользил по толпе. Фелиситэ посмотрела в сторону и заметила Валькура, наблюдавшего за О'Райли скривив губы. Потом она вновь быстро подняла глаза на полковника. Теперь он смотрел прямо на нее, как будто пронзая взглядом ее напудренную прическу и стараясь увидеть золотистые волосы, чтобы окончательно убедиться в том, что он не ошибся. Темно-карие и светлозеленые глаза наконец встретились. Фелиситэ первой отвела взгляд, ее щеки густо покраснели под слоем румян.