Джельсомино в Стране Лгунов - Родари Джанни. Страница 22
– Никого, ни души! – ответили ему.
– Ну, тогда смотрите!
Он набрал полную грудь воздуха, как пловец перед прыжком в воду, сложил руки рупором, чтобы направить звук в нужном направлении, и испустил особенно громкий, просто невероятно громкий крик. Если у обитателей Марса и Венеры есть уши, то и они, конечно, слышали его на этот раз.
Достаточно вам сказать, что здание сумасшедшего дома закачалось, словно на него налетел сильнейший ураган. С крыши во все стороны брызнули черепицы, здание накренилось, зашаталось и со страшным грохотом рухнуло в ров, подняв тысячи брызг.
Все это произошло в одну минуту. Подтвердить может поваренок – он оставался на кухне до последнего мгновения и едва успел броситься в ров, чтобы переплыть его. На площадь он выбрался за миг до того, как все рухнуло.
А когда стены обвалились, громкое радостное «ура!» разнеслось по площади, и как раз в этот момент взошло солнце, словно кто-то предупредил его: «Скорее, поторопись, не то упустишь замечательное зрелище!»
Восхищенный народ столпился вокруг Джельсомино таким плотным кольцом, что даже журналистам не удавалось приблизиться к нашему певцу и попросить его поделиться своими впечатлениями. Им пришлось удовольствоваться беседой с Калимеро Денежным Мешком, который угрюмо стоял в стороне.
– Не могли бы вы сказать несколько слов для газеты «Вечерняя ложь»? – обратились к нему журналисты.
– Мяу! – ответил Калимеро и повернулся к ним спиной.
– Изумительно! – вскричали журналисты. – Стало быть, вы один из очевидцев! Так расскажите нам, каким образом здесь ничего не случилось?
– Мяу! – снова ответил Калимеро.
– Чудесно! Значит, мы можем самым категорическим образом опровергнуть, что сумасшедший дом разрушен и заключенные разбежались по городу!
– Да поймите вы наконец, – вдруг рявкнул на них Калимеро, – поймите же вы наконец, что я – кот!
– То есть вы хотите сказать – собака? Ведь вы мяукаете совсем по-собачьи!
– Да нет же, я – кот! Самый настоящий кот и ловлю настоящих мышей! Вот и сейчас я отлично вас вижу. Можете попрятаться куда угодно, меня вы не проведете! Все равно вы – мыши, и все до одной попадете мне в лапы. Мяу! Мяу! Курняу!
И, сказав это, Калимеро подпрыгнул и припал к земле. Журналисты поспешно спрятали свои авторучки и в страхе забрались в автомобили.
А отчаянно мяукавший Калимеро пролежал на том месте до самого вечера, пока его не подобрал какой-то сострадательный прохожий и не отправил в больницу.
Ровно через час вышел экстренный выпуск «Вечерней лжи». Всю первую страницу занимал огромный заголовок, набранный большущими буквами:
Редактор газеты потирал от удовольствия руки:
– Славненькое опроверженьице! Сегодня мы продадим по крайней мере сто тысяч экземпляров…
Но вышло наоборот. Мальчишки-газетчики, продававшие «Вечернюю ложь», стали скоро возвращаться в редакцию. Все они тащили обратно кипы нераспроданных газет. Никто не пожелал купить ни одного номера.
– Как? – вскричал редактор. – Что же тогда люди читают? Может быть, календарь?
– Нет, синьор редактор, – ответил какой-то мальчишка похрабрей, – календарь люди тоже не читают. Куда он годится, если декабрь в нем называется августом? Оттого, что изменилось название месяца, никому ие станет теплее. Все смеются нам прямо в лицо и советуют делать из ваших газет кораблики.
В эту минуту в комнату вбежала собачка редактора. Она только что вернулась с прогулки по городу, на которую сама себя сводила.
– Кис-кис! Иди сюда! Иди сюда, мой котеночек! – обрадованно позвал ее редактор.
– Гав! Гав! – ответила ему собака.
– Что? Да ты, кажется, лаешь?
Вместо ответа собака дружелюбно вильнула хвостом и залаяла еще громче.
– Да ведь это конец света! – вскричал редактор вытирая со лба пот. – Конец света!
Но это был всего лишь конец Королевства Лжи. После того как рухнул сумасшедший дом, на свободе оказались сотни правдивых людей. В городе появились лающие собаки, мяукающие коты, лошади, которые ржали по всем правилам зоологии и грамматики… В городе вспыхнула эпидемия правды, и большинство населения уже заболело ею. Торговцы спешили сменить ярлыки на своих товарах. Какой-то булочник снял вывеску, на которой было написано «Канцелярские товары», перевернул ее и на обратной стороне углем написал «Хлеб». Перед его лавкой сразу же столпился народ, и люди стали шумно выражать ему свое одобрение.
Но больше всего народу собралось на площади перед королевским дворцом. Этой толпой предводительствовал Джельсомино. Он громко распевал свои песни, и люди сбегались на его голос со всех концов города и даже из окрестных сел.
Джакомоне увидел из окна своего дворца эту огромную толпу и радостно захлопал в ладоши.
– Скорее! Скорее! – заторопил он своих придворных. – Скорее! Мой народ хочет, чтобы я произнес речь. Смотрите, люди собираются, чтобы поздравить меня с праздником!
– Гм, а какой же сегодня праздник? – спрашивали придворные друг друга.
Может быть, это покажется вам странным, но они еще ничего не знали о случившемся. Королевские сыщики, вместо того чтобы сообщить обо всем во дворец, попрятались кто куда. С другой стороны, коты, жившие во дворце короля Джакомоне, еще лаяли, – эти бедняги была последними лающими котами во всем королевстве.
Глава двадцатая, в которой Джельсомино своим пением изгоняет из страны короля Джакомоне
Никакой книги судеб, как вы знаете, на свете не существует. Нет такой книги, в которой предсказывалось бы все, что должно случиться. Чтобы написать подобную книгу, нужно быть, по меньшей мере, редактором газеты «Вечерняя ложь». Одним словом, книги судеб нет и не было даже во времена короля Джакомоне. И очень жаль, потому что, будь у короля такая книга, он мог бы прочесть в ней то, что должно было случиться в этот день, а именно: «Сегодня король Джакомоне не произнесет речи!»
Действительно, в то время как Джакомоне с нетерпением ждал, пока слуги откроют ему двери балкона, по всему дворцу, откликаясь на голос Джельсомино, со звоном посыпались стекла.
– Нельзя ли поосторожнее?! – закричал Джакомоне слугам.
В ответ он только услышал: «Трах-тах-тах-тах-тах!», которое донеслось из его спальни.
– Зеркало! – вскричал король. – Кто разбил мое любимое зеркало?
Удивленный, что никто не отвечает, его величество осмотрелся вокруг. Увы! Он остался совсем один. Министры, адмиралы, придворные и камергеры при первом же сигнале опасности, то есть при первой же высокой ноте Джельсомино, бросились по своим комнатам. Они без лишних слов отшвырнули прочь свои роскошные наряды, которые носили столько лет, и достали из-под кроватей старые чемоданы со своими пиратскими одеждами, бормоча при этом:
– Если не надевать на глаз черную повязку, то я, пожалуй, смогу сойти за городского мусорщика.
Или же:
– Если не пристегивать деревянную руку, никто меня не узнает.
При Джакомоне осталось только двое слуг, в обязанности которых входило открывать и закрывать балконные двери. И хотя стекол в дверях балкона уже не было, слуги стояли как вкопанные и время от времени протирали дверные ручки своими кружевными манжетами.
– Бегите уж и вы заодно, – вздохнул Джакомоне, – все равно дворец сейчас рухнет.
Действительно, в этот момент, словно хлопушки, стали лопаться лампочки в люстрах – это Джельсомино запел в полную силу.
Слуги не заставили себя просить. Пятясь и кланяясь через каждые три шага, они добрались до двери, ведущей на лестницу. Тут они повернулись и, чтобы поскорее спуститься, съехали вниз по перилам.
А Джакомоне прошел в свою комнату, снял королевский наряд и надел костюм простого горожанина, который купил когда-то, чтобы неузнанным ходить по улицам своего города и слушать, что о нем говорят. (Правда, ему быстро разонравилось это занятие и он предпочел посылать в город своих сыщиков.) Костюм был коричневого цвета, он одинаково подошел бы и банковскому служащему, и профессору философии. А как хорошо сочетался коричневый цвет с оранжевым париком! Но, к сожалению, приходилось расстаться и с париком: он был слишком хорошо известен людям, куда лучше самой королевской короны.