Звездные приключения Нуми и Ники - Дилов Любен. Страница 28
– Кажется, он весьма учен, – сказала Нуми, смерив взглядом оранжевого пастуха. – Он сразу же догадался, откуда мы. В мозгу его появились звезды.
Капюшон склонился в глубоком поклоне. Ники в ответ тоже поклонился. Несколько поколебавшись, Нуми тоже поклонилась. А потом шепотом сказала:
– Нам не следовало этого делать. В мыслях у него появилось смятение.
Оранжевая копна что-то пробормотала.
– Постарайся выучить его язык, – шепнул Ники девочке, а вслух произнес: – Добрый день. Мы – пришельцы из другого мира. Из двух других миров. А как называется ваша планета?
– Он испугался, – тихо сказала Нуми и шагнула к пастуху.
Она несколько раз ударила себя рукой в грудь и произнесла:
– Я – Нуми. Он, – Нуми указала на Ники, – Ники. – Потом отважно прикоснулась к бурке пастуха. – А вы?
Из-под капюшона донеслось нечто вроде «цуцу».
– Цуцу?
– Цуцу! – более внятно подтвердил пастух.
Воздев руку к Солнцу, Нуми сказала:
– Солнце.
– Додо. Додо! – донеслось из щели между огромной бородой и низко надвинутым капюшоном.
– Он понимает, – радостно объявила Нуми. – Я выучу его язык. Ты займись пока чем-нибудь.
Легко сказать: займись! Единственно, чем Ники хотелось бы сейчас заняться, так это чего-нибудь пожевать. Но только не жвачку, от которой еще больше терзал голод. Кроме того, оказывается, жвачка делала его уродливым. Интересно, а эта трава съедобна? Хотя овцы ее не едят…
– Цуцу! – обратился Ники к пастуху и, показав пальцем на свой рот, принялся усиленно жевать, затем погладил себя по животу.
Пастух, перед которым ребята казались совсем крошками, проворно вытащил из-под бурки какой-то жирный шар желтоватого цвета и протянул его Ники.
Ники поднес шар к носу. Он был мягким на ощупь и издавал весьма странный запах.
– Чем пахнет? – заинтересованно спросила Нуми.
– Апельсинами, поджаренными на машинном масле и приправленными крысиным ядом.
– Не могу себе представить этот запах.
– Я – тоже, – признался Ники.
– Не ешь это. Еще заболеешь.
Однако у Ники челюсти сводило от голода. Впервые за столько времени он держал в руках нечто, предназначенное для еды.
– Если только он не завертится направо, я его съем за милую душу.
Он отщипнул от шара маленький кусочек и засунул его в рот. Размял языком, осторожно пожевал, задумался, словно вслушиваясь в то, что происходит у него внутри, потом ухмыльнулся.
– Не завертелся.
– Дурачок! Заболеешь ведь, вот увидишь, – предупредила его Нуми, но любопытство явно взяло в ней верх. – Какой у него вкус?
– Такой же, как у апельсинов, поджаренных на машинном масле, – со смехом ответил Ники и с жадностью впился зубами в желтоватый шар, как вконец изголодавшаяся собака. – Хочешь кусочек?
– Нет, – сердито отвергла его предложение Нуми. – Противно на тебя смотреть. Ты снова стал некрасивым.
– А ты отвернись, – ответил он с набитым ртом. – Учи язык, не теряй времени зря.
Отвернувшись от него, Нуми принялась оживленно расспрашивать о чем-то пастуха. Она показывала то на траву, то на части своего тела, то на овец. Серебристые рукава ее скафандра мелькали как молнии. Пастух тоже выпростал руки из-под бурки и начал помогать себе жестами, отвечая на ее вопросы. Рукава его одежды были сделаны из такой же лохматой оранжевой шерсти, что и бурка. Заметив, что мальчик проглотил последние остатки шара, он достал из-под бурки еще один, который Ники с готовностью принял.
– Спроси его, что это такое! – приказал он Нуми.
И, удивительное дело! – пирранской девочке удалось произнести несколько слов на языке пастуха и даже связать их в нечто похожее на предложение. Разумеется, она помогала себе и руками.
Пастух указал в сторону овец, которые продолжали стоять неподвижно, повернувшись к людям хвостами.
– Так я и подумал, – сказал Ники. – Только вкус у него совсем не такой, как у нашего сыра.
– Не мешай! – прикрикнула на него Нуми.
«Тоже мне, раскомандовалась», – сказал себе Ники и отошел в сторону. Уселся на траву и теперь уже не так жадно принялся поедать второй шар. Желудок его, казалось, скулил от удовольствия, как щенок, которого погладили по шерстке. Насытившись, он лег на спину и уставился в небо. Смотреть там было особенно не на что: воздух, редкие, небольшие облака, горячее Солнце, походившее как две капли воды на земное. «Красота! – подумал он. – Но только бы недолго ею любоваться. Хоть бы Мало вернулся, не то нам – крышка. Может, он отправился туда, где есть песок, чтобы подзаправиться? Или же подлечиться, если мы вдруг заразили его какой-то болезнью? А может, просто скрывается, раз не любит показываться людям на глаза… А вдруг он решил совсем избавиться от нас и оставить здесь навсегда? Но тогда он должен был бы выбрать для нас подходящую планету с хорошими людьми. Раз уж он такой добрый. Пока эта планета вроде как ничего – красивая, но вряд ли на ней живут одни пастухи да овцы…»
Ники сел, чтобы еще раз оглядеться, и увидел, что Нуми уже довольно свободно болтает о чем-то с пастухом. «Великая вещь – язык!»
– подумал он. Если они когда-нибудь доберутся до Пирры, он непременно попросит, чтобы и ему засунули в голову такой волшебный мозг. Тогда он им покажет, тем, которые на Земле, и по части языков, и вообще…
Однако в следующий миг ему пришло в голову, что, когда он вернется на Землю, где пройдут века, ему и показывать-то будет нечего, небось, и у землян будет по меньшей мере два мозга. Ему стало грустно и жарко.
– Ты скоро кончишь? – крикнул он Нуми.
– Да, – отозвалась она. – Мысли этого пастуха исключительно бедны. Он почти ничего не может мне рассказать.
Вспомнив, что причиной всех его тревог была Нуми и этот ее Мало, Ники с издевкой заметил:
– Конечно, у вас на Пирре пастухи умнее!
– У нас нет пастухов.
– И то правда, вы же одни таблетки едите!
– Мы едим не только таблетки, но и животных не убиваем, как вы, чтобы употреблять их в пищу! Мы все производим сами. Пошли!
– Куда?
– Пастух рассказал мне, что неподалеку живут другие люди. Здесь люди делятся на две категории – звездные и беззвездные. Только я не поняла, какая между ними разница. Сам он относится к беззвездным. Спросил меня, какими мы будем, и когда я ему сказала, что мы с других планет, он снова перепугался и принялся кланяться. Потом, правда, успокоился. Сказал, что мы, очевидно, не настоящие звездные люди, потому что звездные не разговаривают с беззвездными. А кроме того, они сейчас спят. Они днем спят, а ночью – бодрствуют. Может, поэтому их и называют звездными.