Светлана - Артюхова Нина Михайловна. Страница 41

 — Так ведь то теоремы! А вот алгебра!..

На парте перед Светланой как раз лежала письменная работа по алгебре, где ответ был жирно подчеркнут красным карандашом и стоял вопрос: «Почему ми­нус 2?»

 — В 1951 году... — начал Иван Иванович, и девочки с интересом ждали, что же случится в пятьдесят первом году, — в 1951 году Светлана Соколова окончит педаго­гическое училище и с сентября месяца начнет препода­вать в начальной школе.

 — Ой! — сказала Галя с таким сочувствием и ужа­сом, будто Светлану могут заставить преподавать уже се­годня.

 — И будут ее называть «Светлана Александровна». Галя засмеялась.

Иван Иванович сделал значительную паузу.

 — И напишет Светлана Александровна мелом на до­ске очень трудный пример:

2 + 4.

И получится у нее...

 — Шесть! — гордо сказала Светлана.

 — Нет, не шесть, — возразил Иван Иванович, — по рассеянности Светлана Александровна перепутает знаки, вместо сложения будет вычитать. И получится у нее... минус 2!

Да, конечно, Иван Иванович прав — подтянуться не­обходимо. Хорошо бы в этом году стать круглой отлични­цей — тогда приняли бы в педучилище без экзаменов. А то еще неизвестно, попадешь ли: говорят, конкурс большой.

«Свидетельство.

Настоящее свидетельство выдано Соколовой Светла­не Александровне... в том, что она обучалась... и обна­ружила при отличном поведении...»

Такие важные документы не полагается склады­вать — нужно бережно свернуть трубочкой, чтобы не помялись.

Семиклассницы в белых с крылышками парадных фар­тучках чинно выходят из школы и усаживаются на скамейку во дворе. Не хочется сразу расходиться по домам, хочется еще немножко побыть вместе. Кроме того, необ­ходимо развернуть хрустящие трубочки и, оберегая от теплого июньского ветерка, наглядеться всласть.

Необходимо также заглянуть и в соседние свидетель­ства об окончании. Об отметках приблизительно девоч­ки, разумеется, знали еще до окончания экзаменов. Мог­ли быть сомнения насчет письменных работ. Теперь от­метки выписаны все одна под другой на листе матовой бумаги, и никакая надпись, высеченная на камне, не мо­жет быть более неизменяемой и прочной.

 — Мушка, покажи!

Светлана с уважением любуется отметками Чернень­кой Мухи. Собственно говоря, не нужно было и выписы­вать все эти пятерки одну под другой... Написать сверху «пять», а дальше ставить кавычки против каждого пред­мета — и здесь, мол, то же самое.

Странное существо — человек. Ненасытное, ничем не удовлетворяющееся. Еще в пятом классе избавиться от троек было почти целью Светланиной жизни, они далее по ночам снились, тройки!

Свою фамилию в классном журнале Светлана нахо­дила издалека. Она стояла между Пчелкиной Марусей и Солнцевой Галей. Сверху и снизу, над Светланой и под Светланой, рядами, как на параде, — великолепные пятер­ки. Бок о бок с ними иногда, ну просто для разнообразия, тоже очень красивые четверки стоят. У четверок прямо­душный и мужественный вид. Пятерки энергичным рос­черком наверху напоминают лихих матросов с развеваю­щимися ленточками бескозырок... А против фамилии Со­коловой Светланы одна за другой, злобно подпрыгивая, несутся тройки. Не одни тройки, разумеется... Стоп! — говорят им четверки по географии и по немецкому. Стоп! Это вклинился лихой матросик — естествознание. По физкультуре и пению, конечно, тоже было пять, но ведь это не основные предметы.

А в прошлом году, зайдя зачем-то в учитель­скую, Светлана увидела Ивана Ивановича, а перед ним классный журнал. Ого! Проставляет четвертные отметки...

Не бывает глаз более зорких, чем глаза школьницы, заглядывающей в классный журнал за спиной учителя. Они — как глаза снайпера, у которого винтовка с оптическим прицелом.

Но — странное дело! — оптический прицел отказал. Светлана не могла найти свою фамилию на привычном месте, ее не удалось найти по отметкам.

Мухины пятерки... Галины пятерки... А где же злобные тройки, скачущие между ними? Вместо округлых ли­ний — прямые. Четверка за русский письменный, две четверки за математику. Светлана даже не сразу сообразила, что это именно ее ряд.

А теперь кажется, что и четверки нарушают красоту. Не мужественными и прямодушными кажутся они, а ограниченными и несколько даже туповатыми.

 — Жалко, что четверки, приняли бы тебя без экзаменов! — шепчет Галя, обнимая подругу.

Светлана чувствует, что Галя охотно отдала бы ей не-достающие пятерки. Гале они не так нужны: она просто переходит в восьмой, а Светлане пригодились бы для педагогического училища.

Между прочим, Нюра Попова уже после экзаменов вдруг решила не кончать десятилетку, а тоже идти в педучилище вместе со Светланой. Невозможно представить себе Нюру обучающей ребят. Впрочем, может быть, вой­дя в класс, она сразу начнет по-деловому: «Ребята, шпаргалки делаются так: берут очень тонкий и узкий клочок бумаги...»

 — Вот эта четверка досадная, — показывает Свет­лана, — случайная, могло бы ее и не быть. Вот эта — ленью моей рождена, а эта, — она ласково улыбается, — трудовая четверочка, потом и кровью добытая!

 — По алгебре? — спрашивает Галя.

 — Да, по алгебре.

У четверки по алгебре есть своя история. Перед весенними каникулами Иван Иванович предложил Светлане, кроме дополнительных занятий в школе, приходить к не­му заниматься на дом, чтобы, как он сказал, «перед рас­ставаньем проверить прочность фундамента математиче­ских знаний».

Когда Светлана пришла к нему в первый раз, ее очень поразило, что, кроме «Ивана Ивановича» для трепещу­щих школьниц, он был еще «Ваней» для жены, «па­пой» для хорошенькой дочери-студентки и. «дедушкой» для очень симпатичных и совершенно бесстрашных внучат.

Когда кто-нибудь появлялся в доме, после первых слов, обращенных к гостю: «добрый день», «вечер» или «утро», третьим и четвертым словами у жены Ивана Ива­новича были «Хотите чаю?»

Вне зависимости от ответа чайник, всегда очень горя­чий, подавался на стол.

Казалось, что в недрах квартиры, как на вокзале, всегда имеется бак с кипящей водой. Приветливая и шум­ная семья Ивана Ивановича была такой же неожидан­ностью для Светланы, как одинокая комната Натальи Николаевны. Не было у Натальи Николаевны внучат, а уж так подходило бы ей быть бабушкой!

А Ивану Ивановичу подходило бы сидеть в строгом холостяцком кабинете и проверять тетради, прихлебывая из стакана остывший, очень крепкий чай (крепкого чая он как раз и не пил, жена наливала ему совсем слабый — из-за сердца).

Перед самыми экзаменами девочки, рассуждая после уроков о Светланиных делах, говорили, что хорошо бы ей получить по всем предметам пятерки — легко было бы поступить в педагогическое училище, не пришлось бы за­ниматься летом, а то похудела даже — так старается!

 — По математике у Соколовой во всяком случае бу­дет пять! — каким-то особенным голосом, «со значени­ем», заметила Туся Цветаева.

 — По геометрии — может быть, а по алгебре сомне­ваюсь, — ответила Светлана.

 — Можешь не сомневаться, что на экзамене пятерку получишь, — сказала Туся: — ведь спрашивать-то тебя будет Иван Иванович!

Светлана защелкнула портфель и весело ответила, идя к двери:

 — Вот если бы Иван Иванович не спрашивал на экза­мене, а отвечал, я бы не сомневалась, что он ответит на пятерку, но ведь отвечать-то, Тусенька, буду я!

Она услышала из коридора, как Туся говорила в классе:

 — Светлана очень изменилась. Еще в прошлом году она мне за такие слова глаза бы выцарапала. Правда, Мушка?

На что Муха Черная отозвалась кротким голоском:

 — Светлана хочет стать педагогом. Должна же она уметь обращаться с трудными детьми!

Девочки в классе засмеялись.

Молодец Мушка! Вот кому стоит пойти на юридиче­ский факультет или в Институт международных отноше­ний. Умеет она вежливым голосом говорить ядовитые вещи.

С этого дня Тусю Цветаеву стали называть «трудным ребенком».