Светлана - Артюхова Нина Михайловна. Страница 9

Девочки как-то особенно дружно и четко встают, са­дятся...

Вот уже неделю Светлана встает и садится вместе с почти еще незнакомыми девочками, и каждый раз это доставляет ей острую радость.

Сначала было трудно привыкнуть к строгому распо­рядку дня и к тому, что она почти все время на людях. Слишком долго Светлана была предоставлена самой се­бе, слишком большой перерыв был в ученье.

Поражала, трогала, а порой и утомляла забота о ней. О Светлане заботились не просто из жалости или по до­броте, как было в эти страшные годы.

Воспитательницы и няни в детском доме, учителя в школе жили заботами о детях — это было их любимое дело.

Ребята выходили каждое утро стайкой из детского дома — те, кто учился в первую смену. Уже в переулке мальчики сворачивали направо, а девочки налево — в свою школу. В широких, светлых коридорах, в простор­ных светлых классах девочек из детского дома уже невоз­можно было отличить от других школьниц: они станови­лись школьницами, как все. Почти все эти девочки уже давно жили в детском доме, у них не было такого боль­шого перерыва в ученье, как у Светланы. Ее сверстницы учились в шестом или седьмом классах. В четвертый «А» вместе со Светланой входили только маленькие Аня и Валя Ивановы, неразлучные близнецы, тихие, скромные, старательные, похожие друг на друга.

Светлану очень угнетало, что почти все девочки в классе были на два, а то и на три года моложе ее. Хоро­шо еще, что ростом невелика — кто не знает, сколько ей лет, и не заметит разницы, — но она чувствовала себя настолько взрослее их! Ей сразу понравилась ее соседка по парте — Галя Солнцева, с ясными голубыми глазами и толстенькой короткой косой с золотистым завитком на конце.

Понравились Лена Мухина и Маруся Пчелкина, объединенно называемые «мухи», — еще одна неразлучная пара.

Галя Солнцева тоже очень дружила с ними. В классе Галю любили, ее называли Галочкой, Солнышком, ино­гда Мухой Третьей.

На перемене Галя рассказывала Светлане о том, ка­кие замечательные отличницы обе «мухи». Туся Цветаева стояла в дверях, заглядывая в коридор, чтобы вовремя крикнуть: «Иван Иваныч идет!»

Эта румяная, живая девочка тоже казалось Светлане очень привлекательной.

 — Тебе нравится Туся? — спросила она. Галя деликатно ответила:

 — Не очень...

Если Галя говорит «не очень нравится», значит — «очень не нравится». Почему бы это? А тут как раз за­звенел звонок, вошел Иван Иванович. Пришлось поско­рее выбрасывать из головы все, кроме арифметики. На уроке Ивана Ивановича не может быть никаких посто­ронних мыслей.

Даже на стул не присел, раскрывает записную книж­ку и прямо с места в карьер:

 — Мухина!

Лена Мухина, Муха Черная, невысокая девочка с ум­ным и энергичным лицом, отвечает на вопрос, как всегда, толково и точно.

 — Цветаева!

Туся вскакивает и говорит, глотая слова, — ей хочет­ся рассказать как можно больше, даже то, о чем ее не спрашивали.

Иван Иванович останавливает ее движением руки.

 — Пчелкина!

Маруся Пчелкина, Муха Белая, всегда так стесняется, отвечая урок. И до того она светленькая, голубоглазенькая и кроткая...

К доске Иван Иванович не вызывает. В начале урока ему отвечают с места, по вопросам, вразбивку. Весь класс в напряжении. Ивана Ивановича боятся, но любят. Именно потому, что любят, боятся еще больше.

Вот он шагает около столика и в проходах между партами, высокий и худой, очень подвижной, в неизмен­ном своем костюме цвета перца с солью.

Бородка и волосы у него тоже цвета перца с солью.

А если кто зазевается, не сразу ответит или напутает что-нибудь, так и посыплются разные обидные словечки, с перцем, с солью.

— Короткова!

Короткова встает, глаза ее наполняются слезами. У этой девочки на фронте погиб отец, недавно только по­лучили извещение. Она совсем не может разговаривать — сейчас же начинает плакать.

Другие учителя не спрашивают ее. Иван Иванович спрашивает на каждом уроке, и с каждым разом голос Катюши Коротковой звучит увереннее и тверже. Иван Иванович подошел вплотную к ее парте, чуть наклонился и как-то особенно бережно выслушивает ее ответ.

Не очень хорошо ответила Катюша, но Иван Ивано­вич кивнул головой и поставил в записной книжке про­тив ее фамилии (так, чтобы соседки видели) одобри­тельную закорючку.

Да, его есть за что любить, но и бояться, конечно, то­же необходимо.

Вот он повернулся и встретился глазами со Светланой.

 — Соколова!

Светлана встает, волнуясь больше, чем на всех дру­гих уроках. По арифметике ее еще не спрашивали ни разу.

 — Ты уже училась в четвертом классе?

 — Нет, я только третий кончила. Со мной занимают­ся сейчас, я повторяю...

 — Трудновато приходится? Перезабыла?

Теперь он подошел совсем близко, и глаза у него ока­зались неожиданно светлыми и добрыми. Издали они ка­жутся совсем другими из-за серых, косматых бровей.

И совсем просто было ему ответить:

 — Да.

 — Попробуй решить задачу.

Когда Светлана стала писать на доске условие зада­чи, у нее было ощущение человека, когда-то в детстве умевшего плавать, но теперь не верящего в свои силы: «А вода глубока, не выкарабкаться, сейчас буду медлен­но погружаться «с головкой» и «с ручками».

Иван Иванович не торопил. Вот так же отвечала ему Катюша Короткова — могла думать, сколько ей хочется. И вдруг оказалось, что задача совсем простая, даже как будто знакомая, что плыть не страшно, Светлана уже не боялась утонуть.

 — Сначала узнаем... Во втором вопросе узнаем...

Еще раз сложить центнеры, потом тонны... Но она забыла, сколько центнеров в тонне — десять или сто? Ка­жется, сто. Светлана писала одну цифру за другой. По лицам девочек она поняла, что ошиблась. Взяла тряпку и стерла написанное. Нет, как будто правильно получает­ся: 635 тонн 11 центнеров. А к ним прибавить...

И опять весь класс молчаливо подтверждает: неверно! Светлана положила мел и сказала с отчаянием:

 — Забыла!

Обычно в таких случаях Иван Иванович вызывал другую девочку на помощь, иногда у доски собиралось трое или четверо. Поднялось несколько рук. Туся Цве­таева подняла выше всех, улыбалась и даже шевелила пальцами от нетерпения. Мухи и Галя Солнцева рук не подняли, на их лицах выражалось страдание.

 — Солнцева, напомни, — сказал Иван Иванович, как будто не замечая поднятых рук.

Галя подошла к доске и, подавая Светлане мел, ска­зала:

 — Их десять, а не сто. Пиши один, а другой один прибавь к тоннам.

С точки зрения математической, это было очень несо­вершенно выражено, но Светлана поняла сразу. Все вспомнила о центнерах и тоннах.

Она стерла «635 т. 11 ц.» и написала: «636 т. 1 ц.»

Сказала смущенно:

 — Я думала, что центнер от слова «сто».

 — Правильно думала, — подтвердил Иван Ивано­вич. — Почему же он так называется?

 — Ах да! — радостно вспомнила Светлана. — В нем сто килограммов!

Галя отступила к окну, стараясь показать, что Свет­лана отлично управляется без нее. Даже решилась спро­сить:

 — Мне можно сесть, Иван Иванович?

Он усмехнулся:

 — Садись, Ясное Солнышко!

Когда Светлана возвращалась на свое место, она бы­ла твердо уверена, что никогда в жизни не забудет, сколь­ко центнеров в тонне и сколько килограммов в центнере.

Перед тем как рассказывать дальше, Иван Иванович диктует номера заданных на завтра задач и примеров. Пока девочки пишут, ходит между партами и успевает проверить несколько домашних работ.

 — Мушка, дай промокашку! — шепчет Муха Белая своей подруге.

Иван Иванович говорит сурово:

 — Не жужжать! — И добавляет, вышагивая длин­ными ногами по классу, растягивая одни слова и скорого­воркой произнося другие: — Прромокашки, зубные щет­ки, носовые платки и. гребешки должны быть у кажждого иннндивидуальны!

Как опытный артист, он делает паузу «на смех». Иван Иванович любит пошутить и любит, чтобы оценили его шутки. Это короткие антракты, предохранительные кла­паны, открываемые во время урока. Без них слишком велико было бы напряжение в классе.