Тайна Золотой долины (др. изд.) - Клепов Василий Степанович. Страница 16

Оказывается, в этот день в лесу появились пчёлы. Они жадно набрасывались на каждый подснежник, и Лёвка хотел узнать, куда они уносят взяток, чтобы найти их гнездо и конфисковать мёд. Он всё-таки твёрдо решил по примеру того пророка перейти на питание акридами и диким мёдом.

Он бродил за пчелой от цветка к цветку и ждал, когда Она наберёт на лапки полные корзиночки цветочной пыльцы. Как только пчела взлетала, чтобы нести очередную ношу к себе домой, Лёвка бросался бежать за ней. Но из этого ничего не получалось, так как пчела моментально исчезала.

— Они летают, как пули, — пожаловался Лёвка, — никак не догонишь.

Я проследил взглядом за полётом пчелы и улыбнулся:

— Это же очень просто, Большое Ухо. Не надо за ними бегать, а надо только смотреть, в какую сторону они летят.

Я присоединился к Лёвке, и мы открыли, что почти все пчёлы улетают со своим грузом в одном направлении. Мы пошли туда же и набрели на дерево, над которым пчёлы вились и гудели.

Лёвка обрадовался, сел на землю и стал разуваться.

— Сейчас я вас покормлю медком, — приговаривал он. — Ты пробовал когда-нибудь свежий мёд? У, объеденье!

Я пытался отговорить Лёвку от этой затеи, убеждая, что у пчёл с весны не может быть никакого мёда, но он уверял, что они ещё с осени делают большие запасы, и этого мёда у них сейчас пуда два, не меньше.

Любитель дикого мёда отыскал в лесу гнилушку, разжёг её и сказал:

— Это у меня будет дымокур.

Я остался внизу, а Лёвка полез с головёшкой на дерево.

— Васька! Да здесь кто-то улей привязал!

Вдруг Лёвка вскрикнул и начал шипеть, как рассерженный уж. С дерева упал его дымокур, а за ним, ломая ветки, свалился и наш пророк. И быстрее пули исчез в чаще.

Пчёлы накинулись на меня, и я тоже вынужден был броситься в кусты, оставляя на сучьях клочья одежды и своего командирского авторитета.

Пчёлы до того разозлились, что Лёвке пришлось добираться ползком до злополучного дерева, где лежали его ботинки.

— А хорошо бы попробовать медку, правда, Вася? — чмокал Лёвка распухшими губами.

Меня же теперь занимало другое: кто мог привязать на дерево колоду? Не пчёлы же её туда затащили? Может, там оставили её наши далёкие предки, о которых в истории сказано, что они занимались охотой, рыбной ловлей и пчеловодством?

— Лёвка, а колода была старая или нет?

— Не старая и не новая! Но привязана недавно: мочальная верёвка ещё совсем жёлтая.

Выходит, Золотая долина не так уж необитаема, как мы думали. Не Белотелов же, в самом деле, лазает здесь по деревьям и привязывает колоды!

Хотелось посоветоваться на этот счёт с Димкой, но он всё ещё не возвращался. Я уже начал всерьёз беспокоиться. Но Лёвка усмехнулся и объявил, что Дублёная Кожа, наверно, пошёл за женщиной.

— Он ещё утром говорил мне об этом! «Нам нужна женщина, Большое Ухо, — сказал Димка, — и не будь я Дублёная Кожа, если не приведу её сегодня же к нашему очагу».

И ещё, по словам Лёвки, Димка вспоминал про какого-то Скраффа Макензи и индейского вождя.

Я сразу догадался, в чём тут дело. Скрафф Макензи — это один герой Джека Лондона. Он тоже, вроде нас; ел-ел мучную похлёбку, а потом подумал и решил: «Нет, без женщины плохо дело. Мне нужна скво». Скрафф запряг собак и вскоре появился в становище племени Стиксов. Там он зарезал шамана, убил самого сильного воина по имени Медведь Серебряное Копьё и достал себе такую жену, что все только ахали. Она за Скраффа всё делала.

«Не может быть, — думаю, — чтобы Димка заигрался до того, что всерьёз вообразил себя американцем на Аляске».

Но, оказалось, действительно так. Часа через три Димка вернулся в хижину и, загнав с силой топор в берёзовую чурку, мрачно объявил:

— Если кому нужны жёны, — добывайте сами. Больше Дублёная Кожа на эти дела не пойдёт, — и рассказал нам о том, как было дело.

Километрах в пяти или семи от нашего лагеря он встретил девчонку. Это была, по словам Димки, маленькая рыжая скво, которая занималась не совсем приличным для индейской женщины делом: собирала подснежники. Димка предложил ей пойти с ним. Она спросила: «Куда и зачем?» Он сказал, что нам нужна женщина. Она опять спросила: «Зачем?» — «Чтобы разжигать костёр, варить пищу, кормить собак и грести, если нам вздумается плыть на лодке», — пояснил Димка. На это девчонка заявила, что она пока ещё не дура, чтобы наниматься в батрачки. Димка разъяснил ей, что не в батрачки, а в жёны. Она опять своё: таких жён нынче нет, чтобы их вместо батрачек держали. И пошла, и пошла отчитывать Димку и обозвала его напоследок глупым дураком. Димка этого не стерпел и пригрозил ей, что всё равно купит её у вождя племени за палочку малинового чаю и стакан самосаду.

— А если в вашем племени есть какой-нибудь храбрый воин, который посмеет за тебя вступиться, то передай ему, чтобы он простился с родными и знакомыми, так как часы его сочтены. Один бледнолицый, по прозванию Дублёная Кожа, раскроит ему сегодня у костра череп вот этой секирой, — и Димка хлопнул ладонью по своему топору.

— Это уж не у тебя ли дублёная кожа? — рассмеялась ему прямо в лицо рыжая скво. — Подумаешь, какой храбрый! А я и не знала…

В общем, Димка вёл себя так, как подобает по законам Аляски.

— Надо было всё-таки её похитить, Дублёная Кожа! — я подумал, что Димка сейчас расхохочется и скажет, что всё это он придумал. Но он не смеялся, а совершенно серьёзно спросил меня:

— А как их похищают?

— Очень просто. Хватаешь женщину в охапку левой рукой, закрываешь ей рот поцелуями, а правой рукой отстреливаешься от преследователей. [37]

— Ты забываешь, Молокоед, что у меня не было ружья, — возразил Димка. — А потом она такая толстая — толще нашего интенданта, всё равно бы не дотащить.

— А ты бы выбрал потоньше, — заметил Лёвка.

— Чего сам не идёшь? — вспыхнул Димка. — Шёл бы, да и выбирал. Ты же интендант, а не я. Лежит у костра, пузо наедает…

И опять запахло дуэлью.

Я успокоил их и послал Лёвку поискать в лесу каких-нибудь корешков: должны всё-таки быть съедобные.

Через полчаса он появился в хижине… с маленькой скво. Она, оказывается, не ушла в свой вигвам, а стала выслеживать в лесу храброго воина, по имени Дублёная Кожа.

— Заходи! — пригласил её Лёвка. — Ты не бойся — это Васька с Димкой.

Я освободил своё место у огня, и она села на камень, как будто сидеть у костра для неё — самое привычное дело. У девочки были маленькие зубки, синие глаза, вроде васильков, и вся голова её была рыженькая и пушистая.

— Вы очень похожи на белку, — откровенно признался я.

— Не знаю, что это всем вздумалось называть меня на вы. Этот, — кивнула она на Димку, — выкал, теперь ты выкаешь. Меня все зовут — ты.

Вот правильно отбрила! И что это меня дёрнуло величать её на вы? Кому-кому, а нам с Димкой в точности известно, что в Доусоне и других местах, где бывал Джек Лондон, женщину называют на ты.

— А что вы здесь делаете?

— Мы ищем золото, — сказал важно Лёвка, хотя за разглашение тайны ему стоило отрезать язык.

— Золото? — удивилась и обрадовалась Белочка. — И только втроём, без взрослых? Примите и меня к себе, а? Только я хожу в школу и буду прибегать к вам после уроков, ладно?

— Хорошо, Рыжая Белка. Мы примем тебя к себе, но только при одном условии…

И когда она весело открыла на меня васильки, я добавил:

— Ты дашь нам клятву, что ни отцу, ни матери, — никому не скажешь про нас и про то, чем мы здесь занимаемся.

— Ой, что ты, что ты! — закричала она. — Да разве можно об этом говорить! Если узнают отец или мать, что я сюда к вам бегаю, мне такое за это будет, что не обрадуешься.

— Это почему же? — спросил Димка.

Её васильки стали большие-большие, и она приставила палец ко рту: