Последний хранитель - Колфер Йон. Страница 33

Фоули настолько любил свою жену, что вздыхал всякий раз, когда вспоминал о ней — а случалось это по нескольку раз за час. Как бы ни был кентавр поглощен своими делами, он сумел найти свою вторую половинку.

Любовь поймала Фоули в свои сети довольно поздно. Когда все остальные кентавры-ровесники резвились на искусственных пастбищах, разбрызгивали копытами грязь, писали СМСки хорошеньким юным кобылкам и посылали им в подарок засахаренные морковки, Фоули по самые подмышки был погружен в лабораторные опыты, пытаясь воплотить в жизнь переполнявшие его голову сумасшедшие изобретения. К тому времени, когда он вдруг понял, что любовь может пройти мимо него, она на самом деле уже скрылась за горизонтом. Тогда кентавр убедил самого себя, что никто ему и не нужен, и что главное в жизни — это верные друзья и интересная работа.

Потом, когда Холли Шорт затерялась в другом измерении, он повстречал в Полицейском управлении Кабаллину. По крайней мере, именно так рассказывал всем он сам. Но глагол «повстречать» здесь придется, пожалуй, признать неуместным, поскольку он подразумевает, что их встреча произошла в приятной или, по крайней мере, не слишком мрачной обстановке. На самом деле одна из созданных Фоули программ фейс-контроля в одной из банковских камер наблюдения дала сбой, и идентифицировала Кабаллину как гоблинскую грабительницу банков. Кабаллина была немедленно схвачена накачанными пикси-охранниками, которые затем уселись на нее верхом и пригнали на Полис-плаза. А следует заметить, что, садясь верхом на кентавра, вы наносите ему смертельную обиду.

К тому времени, когда с путаницей вокруг программного сбоя разобрались, Кабаллина успела провести за решеткой более трех часов. Она пропустила торжественное чаепитие на дне рождения своей матери и готова была придушить того, кто заварил всю эту кашу.

Командор Келп вызвал Фоули и в совершенно непарламентских выражениях приказал ему спуститься в подвал с камерами и лично принести потерпевшей свои извинения.

И Фоули нехотя зацокал в подвал, проборматывая про себя набор стандартных извинений, но все они вмиг вылетели у него из головы, как только он увидел Кабаллину. Такой красавицы он не встречал никогда — с большими карими глазами, сильным широким носом и блестящей, свисающей до талии гривой.

— Это везение, — не задумываясь, выпалил он. — Характерное для меня везение.

Кабаллина, готовая спустить шкуру с идиота, из-за которого попала за решетку — и не только в переносном, но, пожалуй, и в буквальном смысле — оторопела и неожиданно для самой себя решила дать этому олуху шанс выбраться из ямы, которую он сам для себя выкопал.

— Что вы считаете характерным для своего везения? — надменно спросила она, давая понять, что от его ответа многое будет зависеть.

Фоули ответил, осторожно и тщательно подбирая слова.

— Характерным для моего везения является то, — сказал он наконец, — что я впервые встретил такую красавицу как вы, и этой красавице больше всего на свете хочется сделать из меня лепешку.

Это был очень удачный ответ, а если добавить промелькнувшее в глазах Фоули страдание, то и очень правдивый.

Кабаллина решила смилостивиться над удрученным кентавром и слегка притушить свой гнев, но не собиралась так просто отпускать Фоули с крючка.

— А почему вы решили, что мне хочется сделать из вас лепешку? Считаете, что я похожа на преступницу?

— О, нет. Так о вас я никогда бы не смел подумать.

— В самом деле? Однако программа, которая идентифицировала меня как гоблинскую грабительницу банков, была составлена вами, по вашим меркам и представлениям.

«Какая остроумная леди, — подумал Фоули. — Остроумная и шикарная».

— Верно, — признал он. — Но я полагаю, виной всему второстепенные факторы.

— Какие, например?

Фоули решил идти напролом. Он чувствовал, что чем дольше смотрит на эту леди-кентавра, тем сильнее переклинивает его мозги. Пожалуй, точнее всего это можно было описать как низковольтный электрический шок, с помощью которого он приводил в чувство добровольцев, принимавших участие в его опытах по искусственной бессоннице.

— Какие? Положим, что моя машина оказалась беспросветной дурой, поскольку вы — полная противоположность гоблинскому грабителю банков.

Кабаллина была польщена, но еще не побеждена.

— А именно?

— А именно не принадлежащий к семейству гоблинов владелец банковского счета, который пришел, чтобы сделать вклад.

— Кем на самом деле я и была, чучело.

— Что? — вздрогнул Фоули.

— Чучело. Ваша машина — чучело.

— О, да. Абсолютно верно. Я немедленно разберу ее на части и переделаю в тостер.

Кабаллина прикусила губу, чтобы скрыть улыбку.

— Это для начала. Но вам придется еще немало потрудиться, чтобы мы были квиты.

— Понимаю. Если у вас в роду были преступники, я сотру эту информацию из всех баз данных. А если хотите, то могу сделать так, что вы вообще для всех исчезнете, мне это по силам, — Фоули заново продумал свою последнюю фразу. — Только не подумайте, что я собираюсь убить вас, у меня совершенно нет подобных намерений. Меньше всего в жизни я хотел бы видеть вас убитой. Совсем наоборот.

Кабаллина сняла висевшую на спинке стула сумку и перекинула через плечо, обтянутое отделанной бахромой блузкой.

— Вы сказали «совсем наоборот», мистер Фоули. Что вы имели в виду?

Фоули впервые за все это время взглянул ей прямо в глаза.

— Хочу, чтобы вы были счастливы и жили вечно.

Кабаллина двинулась к выходу, и Фоули подумал:

«Глупый осел. Ты все испортил».

Но она остановилась возле двери и бросила Фоули спасательный круг.

— У меня есть штрафной талон за парковку в неположенном месте, который я оплатила, но ваши машины, похоже, имеют зуб на меня и утверждают, что я этого не делала. Вы должны проверить.

— Нет проблем, — сказал Фоули. — Считайте, что все уже улажено, а машина отправлена на слом.

— Я собираюсь рассказать обо всем своим друзьям, — произнесла Кабаллина, уже выходя за дверь. — Я собираюсь увидеться с ними на ленче в галерее Гувра в этот уик-энд. Вы любите живопись, мистер Фоули?

После того как она ушла, Фоули простоял как пригвожденный еще целую минуту, глядя в ту точку, где находилась голова Кабаллины в тот момент, когда она произносила свою последнюю фразу.

Позднее он сто раз прокрутил запись с камеры наблюдения, пока не убедился в том, что Кабаллина в самом деле недвусмысленно назначила ему свидание.

Теперь они были женаты, и Фоули считал себя счастливейшим чучелом на свете, и хотя город сейчас погрузился в кризис, равного которому не было в его истории, кентавр без колебаний выкроил минутку, чтобы взглянуть на свою прекрасную женушку, которая, вероятно, сейчас сидит дома и беспокоится о своем любимом муже.

«Кабаллина, — подумал он. — Скоро увидимся».

Почти сразу после свадьбы между Фоули и его женой установилась особая ментальная связь, которая часто наблюдается между близнецами.

«Я знаю, что ты жива», — думал Фоули.

Но это было все, что ему известно. Она жива, но могла быть ранена, схвачена, встревожена, она могла попасть в беду. Этого Фоули не знал. Но должен был узнать.

АРК-лайтс, посланный Фоули «проведать» Кабаллину, был выращен именно для этой цели и четко знал свое задание. Еще несколько месяцев назад Фоули покрасил на кухне лазером угол потолка — это пятно будет маяком для стрекозы, даже если она окажется в сотнях километров от него.

Остальные АРК-лайтс Фоули подключил к главному операционному залу, где за ними мог наблюдать Мейн, после чего сосредоточился на АРК-лайтс Кабаллины.

«Лети, моя хорошая, лети».

Модифицированная стрекозка проскользнула сквозь вентиляционную систему Полицейского управления и помчалась над городом, передавая по дороге картины царящего в нем хаоса. На площадях и автострадах по-прежнему полыхали огни. От обрамлявших каждую улицу рекламных щитов остались одни обгоревшие остовы, а вытекающая из разрушенного водохранилища вода заполнила вкопанный в землю открытый амфитеатр почти до верхнего ряда сидений.