Последний орк - Де Мари Сильвана. Страница 42

— Они идут вперед постепенно, шаг за шагом, им спешить некуда — это их тактика, — заметил Лизентрайль. — Они уже захватили Бонавенто, теперь готовятся к атаке на Малавенто. Если никто их не остановит, то рано или поздно они доберутся до Далигара. Эй, капитан, знаешь, что место, где я родился, теперь принадлежит оркам? Деревня называлась Понтетремуло и стояла на берегу Черной реки. Мы буквально тонули в овцах. Казалось, кругом лежит снег — столько у нас было овец. Поэтому мы были деревней пергамента. Мы выделывали пергамент, наши торговцы наполняли им заплечные корзины и шли продавать. Теперь мы никто. Нас вообще больше нет…

Когда прошел слух о прибытии солдат, орки прекратили свои регулярные набеги; в течение первого года наемники встретились с ними всего один раз.

В начале осени, в первых лучах ясной и холодной зари, капитан со своими солдатами неожиданно вышел к ферме, которая была разграблена орками. Мужчины, взявшие в руки косы, мотыги и вилы, чтобы хоть ненадолго защитить свои дома и дать своим семьям время убежать, были зверски убиты. Женщины и дети спаслись и пришли, почти теряя разум от ужаса и боли, просить помощи у наемников. К тому моменту, как солдаты ворвались в эти странные, заросшие травой лачуги, орки уже напились и уснули вповалку прямо на земляном полу, устав после тяжкой ночи упоения кровью и разрушением. Трупы жителей деревни, убитых орками, теперь чередовались с трупами самих орков, убитых солдатами Ранкстрайла. Многие лежали в собственной рвоте, смешавшейся с пролитым вином и кровью зарезанных людей.

— Кто-то всегда просыпается позже других, — сказал Лизентрайль. — Этих никто не предупредил, что веселое житье закончилось.

Это больше походило на забой скота, чем на сражение: они просто перебили орков, не давая им времени прийти в себя и взяться за оружие. Ранкстрайл с беспокойством вспомнил клятву, данную Авроре, и на мгновение задумался, не нарушил ли он ее, перерезав пьяных орков; потом посмотрел на то, что осталось от хозяев фермы, и стряхнул с себя эти мысли, как докучливую помеху. Кто убивал, того ждала смерть. Кто приходил с мечом, от меча и погибал.

Когда бойня осталась позади, Ранкстрайл склонился над мертвыми. Впервые в жизни он видел орков. Странное чувство сдавило его грудь — и пустота и тяжесть одновременно, словно его тошнило, но никак не могло вырвать.

Он протянул руку и медленно, словно опасаясь нападения или какой-нибудь заразы, дотронулся до шлема мертвого орка. Это был даже не шлем, а что-то вроде кожаного колпака с приклепанными к нему металлическими накладками — ржавыми железными пластинами и кусками меди и бронзы, когда-то явно украшавшими ворота и двери, так как на них еще виднелись следы петель. Колпак сидел низко, закрывая лицо почти до самого рта. Рядом с отверстиями для глаз и носа маска была украшена кусками звериных шкур и волчьими зубами, что придавало ей устрашающий, дикий вид, так же как и развевавшиеся по бокам фалды из кожи и меха с прикрепленными к ним огромными, вероятно медвежьими, когтями. Орки никогда не снимали свои жуткие шлемы, даже когда ели или спали.

Капитан глубоко вдохнул, потом взял шлем двумя руками и снял его с головы убитого. Под ним было страшное, кривое лицо, как ему показалось, покрытое шерстью, с клыками разного размера. На лбу виднелись небольшие чешуйки, как на хвостах ящериц, уложенные одна к другой, будто мозаика. Капитан с облегчением выдохнул.

— В них нет ничего человеческого, — заявил он, — только шкуры, клыки и змеиные хвосты. Это полузверь-получеловек.

— Нет, капитан, — возразил Лизентрайль, — это действительно всего лишь звериные шкуры, клыки и хвосты. Орки наклеивают себе на лицо клыки, шерсть и хвосты ящериц или скорпионов. Но безо всего этого они не слишком отличаются от нас. Смотри.

Капрал не без труда отодрал куски шкур, клыки и чешую. Они были настолько хорошо приклеены, что в некоторых местах сдирались вместе с кожей. Под ними оказалось квадратное лицо с плоскими скулами. Грубая кожа поднималась кое-где твердыми неровными буграми, разделенными розоватыми бороздами; лицо оказалось чересчур землистого и свинцового цвета — куда более насыщенного, чем обычно бывает у мертвых.

— Эта дрянь была приклеена. Не знаю чем, может, смесью прогорклого масла и кипящей смолы. Должно быть, это адская боль — мазать такое себе на рожу, но первое правило орков — не чувствовать боли. Второе — любить смерть, не только чужую, но и свою. Орк рад быть убитым — хоть в чем-то мы с ними сходимся. Лучше подохнуть, чем жить, как они. Что касается масок, налепленных на рожу, то у каждого племени свое сочетание и свой узор. Видишь того? Хвосты ящерицы, когти и барсучья шкура — он из того же рода.

— Но они другие, — стоял на своем капитан, — какие-то странные.

— Не такие уж они и странные.

— Еще какие странные! Их кожа намного толще нашей. Они другие. Не такие, как мы. И дело не только в ободранной коже.

— У них такая же кожа, какая была бы у тебя, капитан, если бы тебе каждые три месяца обваривали ее смолой. И потом, так как они вечно ходят с этой гадостью на лицах, их выражение никогда не меняется, и рожи у них отвисают, как у придурков. Знаешь, если не пользоваться рукой лет двадцать, то она высохнет и потеряет всю силу, ты и ореха поднять не сможешь. Так и у них.

— И цвет лица у них странный. Никто из людей не может быть таким бледным.

— Капитан, тебе доводилось видеть человека, просидевшего в подземелье месяцев шесть? Его кожа такого же цвета. Налепи себе что-нибудь на лицо, надень сверху шлем и подожди месяцев девять — тогда и ты станешь белым, как личинка мухи. Взгляни на их руки — они такого же цвета, как у нас. Орки просто немного крупнее, темнее и крепче нас. Многие орки выше нас, даже выше тебя, хоть ты и так немаленький, но не все: орки с болот даже ниже меня, а ведь я невысокого роста. Говорят, у них больше волос на теле, но это еще бабушка надвое сказала. Может, это и правда, что они воняют сильнее нас, а может, просто моются реже, да и веревок у них нет — накладки на их кирасах привязаны звериными сухожилиями, а уж их-то запах точно слышен издалека. Мы тоже, когда нет веревок, используем бычьи сухожилия и воняем точно так же, как они. Кто почует наш запах с подветренной стороны, точно примет нас за орков. Лицо у них более плоское да волосы более прямые — вот и вся разница… Вот когда они живые, то тогда еще как отличаются от нас. Орки всё всегда делают вместе, отрядами, взводами, армиями. Если орк один, то он… мертвый. Едят вместе, маршируют вместе, напиваются вместе, передвигаются вместе. Военные парады орков — это что-то. Мечта любого командующего. Все двигаются, как один. И еще: орки любят убивать и радуются, когда это у них получается. Оркам нравится, когда страдают дети, в этом я тебе могу поклясться, капитан. Я тоже родом с границ. Я никогда не забуду моего брата. Он был ненамного старше меня. Мы вдвоем пасли овец. Он повел орков за собой, чтобы дать мне время спрятаться, и они схватили его. Я видел, как они убили его. И потом хохотали. И плясали. Если хочешь, вот тебе рецепт, как сделать орка: орк — это тот, кто радуется, когда ребенок страдает, а если ребенок подохнет, обрадуется еще больше. Знаешь, говорят, что невозможно отличить полуорков от людей, но я не очень-то в это верю.

— Есть и полуорки?

— Говорят, в этом мире есть всё.

Это было слишком. Капитан вышел из дома-норы, покрытого травой и цветами и наполненного трупами, рвотой, кровью и пролитым вином, и наконец его тоже вырвало: казалось, его тошнило собственной душой.

— Эй, капитан, — проговорил капрал, вышедший ему на помощь, — поосторожнее с гнилым луком: он до добра не доведет.

Капитан стоял на коленях и был не в состоянии даже дышать. После того как Лизентрайлю удалось поднять его и притащить в лагерь, он лежал еще два дня, не в силах произнести ни слова. За неимением иных объяснений Тракрайл тоже неопределенно подтвердил, что виной всему съеденные Ранкстрайлом гнилые луковицы.